Мама берёт налом

– Ты не одинокая, у тебя есть я!

– Но женщине всегда нужен муж, всегда даже если он наполовину мужчина, хоть какая-то да штанина нужна рядом. И не важно, что все завянет и покроется коррозией спустя несколько лет, так заведено, как чёрное и белое, плохое и хорошее, Инь – Янь, одним словом. Да, женщине обязательно нужен муж, чтобы потом – развестись. Ведь только после развода свобода обретает сладкий вкус, а без брака такого послевкусия и наслаждения не познать. Извечное отсутствие обязательств никогда не приведет к ценности личного пространства и лакомству уже приобретенного одиночества, а одиночество в своем первоначальном состоянии чересчур убого, хотя бы посмотри на старых дев. Все они – перегнившие плоды, не познавшие грубых рук фермеров. Так, что одинокой быть прекрасно после. После – даже звучит красиво, есть в этом что-то настоявшееся, приобретенное сладковатый вкус.

– Почему ты тогда не выйдешь замуж? – спросила я опустив голову, проводя по ковровому ворсу круговыми движениями.

– Не пришло ещё мое время, и как ты сама сказала, у меня есть ты, а вместе мы зайчик отличная команда.

– Это все из-за меня.

– Не вздумай так говорить Лера! – нежно берет меня за подбородок. – Кто-кто, а ты уж точно знаешь, что я тебя ждала.

Я знала, что мама говорит искреннюю правду. Она забеременела мной в семнадцать лет, будучи не замужем. Когда она сообщила отцу о положительном тесте на беременность, он сразу заявил, что не готов к ответственности и родительскому долгу. Мама могла сделать аборт, она никогда не была религиозной и особо верующей, всегда считала, что все в руках человека. Она осознавала ответственность и всегда шла только по своим желаниям, а не по шатким принципам и неблагонадежной гордыне. Ей не хотелось ничего доказывать отцу, что она сама спокойно вырастит ребенка и добьется успеха, он ей был уже неинтересен и мама с радостью готовилась к своей новой роли, но уже не в бесперспективном театре.

– Я знала, что у меня будет дочь, что именно ты, какой ты сейчас являешься, что ты осчастливишь меня своим присутствием, я же тебе рассказывала как я жила. Кто если не ты должен был появиться в моей жизни?!

Ее мама – моя бабушка, умерла когда маме было три года, отца она своего тоже никогда не знала – это и есть видимо наша семейная традиция. Растила маму двоюродная тетка – женщина сурового нрава и весом больше центнера. Своей семьи у нее не было, но несмотря на отсутствие детей, она была не особо рада опекунству над мамой, пошла она на такую обузу лишь из-за четырехкомнатной квартиры доставшийся от моей бабушки. Растила она мою маму в очень аскетичных условиях, покупки одежды и игрушек, разумеется не были предусмотрены, и все что ей оставалось так это донашивать соседские платья и играть с куклами у которых были выдранные волосы и раскрашенные ручкой лица.

Не мудрено, что когда маме исполнилось шестнадцать лет она удрала из ненавистного дома с целью начать все заново. Изменив имя в паспорте она уехала из родного города, явив миру себя словно новорожденную. Она так и говорила:

– Я даже день когда получила паспорт со своим новым именем считаю своим днём рождения! – и это чистая правда, мы никогда не праздновали ее настоящий день рождения – двадцать шестого февраля, только двадцать восьмое марта. – Какая я рыба, это раньше я ей была. Чистая сентиментальность, мягкость, долбанная чуткость и ранимость. Нет уж, я – Овен, вот где истинный борец, импульс к достижениям своих целей, острые как пики амбиции, в этом вся я – огненная стихия.

И правильно, с чего ей было зацикливаться на прошлом, которое по праву можно считать не ее жизнью. «Жизнь – это то, что мы выбираем сами!» – всегда говорила мама.

Когда ей пришлось вернуться домой на шестом месяце беременности, то разумеется тетка была ей не рада, она ведь уже распрощалась с мамой, и мысленно считала большую квартиру своей собственностью. Но не тут-то было, помимо вновь вернувшейся племянницы в доме должен был появиться младенец, и вот где добрую тётушку разнесло.

– Ты не представляешь как она изгалялась! – как-то призналась мама. – То заявление за заявлением писала участковому, что я мол издеваюсь над ней и привожу в дом пьяные компании. Придумывала вымышленных любовников, а далее и вовсе обвиняла меня в проституции. Самый настоящий кошмар начался когда ты родилась, она все пыталась лишить меня родительских прав писала в органы опеки, чтобы тебя мою малышку у меня забрали. В общем тот ещё был аттракцион.

Когда маме исполнилось восемнадцать лет, сочувствующие люди подсказали ей, что она имеет равное право на квартиру и что самым лучшим вариантом будет разделить недвижимость. Будучи смышлёной девушкой, мама не стала пренебрегать дельным советом и осуществила выгодную сделку. Так мы и приобрели нашу двухкомнатную квартиру, которую в последствии изъяли.

Меня часто накрывают воспоминания о маме, словно снежной лавиной. Я вычитала где-то, что когда вы испытываете тоску по близкому человеку, нужно выделять час в день и смело выплакать всю боль, а дальше принимать случившееся как должное, то что нельзя переиграть. Осознать полную необратимость – сложнее всего, сразу хочется зажмуриться и перенестись в ту реальность которая зовется «до», момент до стихийного бедствия, который сбил волной все то, что некогда служило тебе домом и тем самым личным, без которого приходится жить после.

Я помню тот последний день, когда мне разрешили забрать вещи. Помню каждую деталь до единой. Незаконченный ремонт в гостиной, стремянки и полиэтиленовые пленки на полу, запах свежей краски, разобранную новую мебель, которую нам не суждено было собрать. Гардеробную, в которой хранятся уже чужие вещи. Не забуду как нелепо выглядели мамины роскошные лодочки от Сен Лоран забывшиеся на старой галошнице. Интересно как сложилась их судьба, кто их одевал после, сколько комплиментов они словили на уже чужих стопах. В них скорее всего танцевали на чьей-то свадьбе или юбилее. А наша джакузи, кто смывает свою будничную грязь в ее стоки?

Я не смогла набраться сил и пойти подсмотреть в окна нашей квартиры, что всегда так уютно освещали наш двор. Увиденное чаепитие других людей на нашей кухни сыграло бы роль лезвия отчаянно полоснувшего по крыльям моей души. Мама всегда не одобряла сентиментальных жестов и всплесков ностальгии. «Что утонуло, не спасёшь, что сгорело не вернёшь!» – сказала бы она. Ей всегда удавалось найти нужные слова и прийти к логическому смыслу. Как мне порой жаль, что я совсем на нее не похожа. Хотелось бы и мне иметь непробиваемую броню и холодный разум.

Правда справедливости ради стоит отметить, что и общие черты у нас имеются, иначе как бы мы единогласно решили отказаться от всех свиданий в тюрьме и ведений переписок. Дать увидеть себя в тюремном, синем халате и жуткой косынке на голове – этого она бы не позволила. Только тот, кто хочет ударить ее ниже живота, позволит явиться к ней на встречу.

Писать письма из-за решетки тоже не ее тон, что она могла бы мне сообщить, как проходит ее день в рамках тюремной дисциплины, за что осуждены ее сокамерницы и так ли была отвратительна вчерашняя баланда?

Говорить о прошлом мы не любили, о будущем не имеет смысла. Я надеюсь на то, что она все-таки меня знает и верит, что не один из психологов или социальных работников, не сможет своей удавкой стянуть всю мою любовь к маме. Как бы они не били меня по всему живому, им не дано разбить сосуд с моими чувствами.

Иногда когда не получается заснуть в неуютной интернатовской кровати, я закрываю глаза и вижу Персидский залив в котором мы с мамой купались чуть ли не каждое утро. Нужно всегда было поддерживать естественный загар, он выгодно подчеркивал фигуру. Поэтому мы часто ходили на пляж, если солнце было не агрессивным могли провести там весь день, позже возвращались в наши съемные апартаменты на Марине, и если я была свободна, мы готовились к вечеру – одевали уже более обязывающие наряды, а после шли ужинать в ресторан премиум класса. Мама никогда не любила готовить, стряпня казалась ей убийцей времени, женщина ведь должна уметь сосредоточиться на себе, а там где есть кастрюли и шумовки – дух дивы не живёт. Она обожала устрицы, сашими и прочих морских гадов, от которых меня лично воротит, но из солидарности ко мне она могла снизойти до Фаст фуда который я всегда любила, я ведь как не крути была ребенком, а кто из детей не любит картошку фри и бургеры?