Мама для малышки, или Надежда в подарок

Тишина нарастает, сгущается и напрягает.

С грохотом отодвигаю стул, царапая ножками керамическую плитку на полу. Мариша вздрагивает и наконец-то поднимает на меня взгляд, полный растерянности. В зеленых, чуть влажных омутах плещется коктейль потерянности, но с той толикой надежды, которая подстегивает меня к более решительным действиям.

Обхожу стол. Резко отодвигаю ее стул. Уверенным движением поднимаю Рыжулю с места и очень ловко, буквально в один шаг оказываюсь около кухонного диванчика. Опускаюсь на его сиденье, усаживая окаменевшую Маришу к себе на колени.

Пару секунд она сидит, словно кол проглотила: вся напряженная, взъерошенная, озадаченная. С небольшим усилием притягиваю ее к себе, заключая в крепкие объятия. Утыкаюсь носом в висок и просто дышу неповторимым ароматом моей недоверчивой Рыжули. Тихо глажу по спине, пересчитывая подушечками пальцев позвонки, проступающие под тканью домашней футболки.

Жду…

— Не сейчас, — звучит еле слышно Маришин голос, — хорошо? Я сейчас не готова…

Тяжелый вздох срывается с ее губ, сгущая окутывающую нас атмосферу недосказанности.

— Хорошо, — с трудом, но все же соглашаюсь с ее правом на молчание, втайне надеясь, что в скором времени смогу разрушить панцирь недоверия, за которым она прячется.

Мое согласие успокаивает Рыжулю и прогоняет напряжение, сковывавшее её тело. Она тут же расслабляется и прижимается ко мне потерянным котенком, нуждающимся в защите и заботе.

— Прости, — сипло выдыхает, оплетая тонкими руками мою шею, и утыкается носом в плечо.

Киваю, соглашаясь, но вряд ли она это видит.

Ее рваное дыхание опаляет кожу даже через ткань футболки, сбивая меня с правильного настроя. Я старательно прилагаю все усилия, чтобы не потерять те крупицы доверия, которые она потихоньку дарит мне в знак моего понимания и принятия ситуации как есть. Но то, как Мариша льнет ко мне, как доверчиво и с обещанной надеждой звучат ее слова, ломает все преграды, которые я так старательно выстраиваю, пытаясь соблюсти свои же намерения.

Меня кроет от ее близости так резко и так остро, что все повисшие между нами вопросы и недосказанности отходят на задний план. Почти не дышу, боясь спугнуть робкую малышку, а сердце колотится на предельных оборотах, разгоняя по венам нарастающий адреналин.

Время словно останавливает свой непокорный бег, когда Мариша несмело отстраняется от меня совсем на чуть-чуть и поднимает свой затуманенный взгляд, вглядываясь в мои глаза.

Глаза в глаза, и я тону в зеленых омутах чистого наваждения, даже не думая искать спасение. Моя ладонь с бесстрашием путается пальцами в огненно-рыжих прядях её шелковистых волос на затылке, а жадный рот накрывает нежные губы.

Замираем оба лишь на мгновение: она — от неожиданности, я — давая ей возможность решать ей самой. Решает… соглашается! И наш поцелуй срывает все предохранители, рвет в клочья остатки здравого смысла, оставляя лишь уже ничем не завуалированную потребность быть ближе. Максимально близко, как только это возможно, в данный, конкретный момент.

Густое облако обоюдной потребности опускается на нас, пряча от всего мира. В голове нет ни единой мысли, а по венам с ошалелой скоростью носится адреналин, наполняя эйфорией каждую клеточку моего организма.

Целую жадно.

Присваиваю нагло.

Моя! И нет другого варианта!

Резко поднимаюсь с места, не размыкая наших губ. Поудобнее перехватываю малышку, позволяя ей оплести ногами мой торс, и уверенной походкой, успев только выключить свет на кухне, уношу свое счастье в берлогу. Хочу любить… буду любить, получая уже сейчас в ответ не менее пылкую отдачу!

Она не отстраняется, не прячется, позволяя многое и отдавая взамен всю себя, затапливая меня неповторимыми эмоциями. Путь пока только так, но Мариша раскрывается, доверяется и плывет со мной на одной волне — волне длиной в ночь, и жаль, что утро наступает так рано.

Смотреть на нее, спящую, не меньшее удовольствие. В душе тишина и покой, и я проваливаюсь в безмятежный сон, успев перед этим, спрятать несколько рыжих волосков в зип-пакетик.

Чувствую себя после этого гадом, но успокаиваю тем, что, в случае положительного результата, я обязательно поделюсь им с Маришей. А про отрицательный даже говорить не буду.

ГЛАВА 21

МАРИША

Тело наполнено приятной истомой. Ощущаю даже те мышцы, о которых раньше и знать не знала, что они там есть. А губы самопроизвольно растягиваются в счастливой улыбке. Я не слышала будильника, но проснулась бодрой и довольной в полнейшей тишине.

Лежу с закрытыми глазами, боюсь их открывать, чтобы не потерять все ощущения, так шквально меня затапливающие. Да и память не отстает, подбрасывая яркие кинокадры недавнего безумия. Моего безумия.

Чувствую, как щеки заливаются румянцем смущения и начинают просто полыхать. Дыхание перехватывает, и сердце учащает свой бег, колотясь где-то в горле напуганной канарейкой. Замираю на миг, прислушиваясь к окутывающей меня тишине, и робко-робко приоткрываю один глаз, повернув голову в ту сторону, где, предположительно, должен быть виновник моего утреннего «недомогания».

Пусто. Лишь смятая подушка и незнакомая обстановка бурно орут мне, что все случившееся не плод моей оголодавшей фантазии.

Вцепившись несгибаемыми пальцами в край одеяла, открываю и второй глаз — что уж делать-то… Полумрак комнаты сглаживает все очертания, а заодно и мою неловкость.

Я быстро-быстро, пока никто не зашёл, нахожу взглядом свои вещи, аккуратно сложенные стопкой на комоде. Со скоростью межгалактической ракеты срываюсь с места, подлетаю к месту складирования мое домашнего обмундирования и впопыхах натягиваю домашние брюки, а затем футболку. Успеваю даже пригладить взлохмаченные после сна волосы и сделать шаг в сторону двери, когда та сама открывается и на пороге появляется Игнат.

— С добрым утром, — Он проходит в комнату, явно довольный, с улыбкой Чеширского Кота и останавливается так близко, что жар его тела моментально окутывает меня, лишая возможности здраво мыслить.

Я ведь что-то планировала сделать… А что? Теряюсь в белом шуме, заполняющем мою голову. Стараюсь дышать ровно, но и это удается с большим трудом.

Мурашки вновь табунами носятся вдоль позвоночника, концентрируясь на макушке и будоража нервную систему до легкого покалывания в кончиках пальцев. Сжимаю руки в кулаки, пытаясь сконцентрироваться, и, не поднимая взгляда, бубню утреннее приветствие. Голос словно не мой, чуть хриплый и взволнованный.