Мамочки мои… или Больничный Декамерон
Шрифт:
Сергаков отыграл тень сомнения на лице своего самоуверенного героя:
– Хм… И кто у нас… основной соперник?
Агентесса буквально заранее наслаждалась эффектом, который произведет ее следующая реплика:
– Караваев.
Директор даже помотал головой от неожиданности:
– Вот так, да?… Караваев. Погоняло «Колобок»… Идите, Светлана Георгиевна. Вы все правильно сделали.
Агентесса,
Шеф целых три секунды смотрел в ее сторону, а потом предложил свою версию слогана:
– Если хочешь пику в бок, обеспечит Колобок…
И тут в соответствии со сценарием зазвонил телефон на столе.
Шеф, уже повернувшийся, чтобы уйти из приемной, посмотрел вопросительно на секретаршу. Та мяукнула в телефон:
– Приемная господина Молчанова, – выслушала тираду абонента, но не успела ничего произнести в ответ: начал «петь» ее мобильник – «Судьба стучится в дверь». Зоя сказала в телефонную трубку: «Одну минуту», а мобильник протянула шефу:
– Это Лисицкий…
Потерявший было лицо красавец ответил с явным облегчением:
– Слава богу, что не Колобок…
И с этими словами удалился из кадра – в дверь «своего» кабинета.
Режиссер громко сказал, отведя взгляд от монитора компьютера и повернувшись всем корпусом к оператору:
– Снято! Нормально…
Красавец-актер Сергаков вышел из «своего» кабинета, в руках у него было уже два мобильника – Зоин и его собственный. Он быстро пролистал меню и сказал Зое:
– Давайте для прикола вам вот это сбросим…
Нажал кнопку и из динамика послышалась очень красивая песня: Зоя узнала эту мелодию из французского мюзикла «Ромео и Джульетта»:
– «Короли ночной Вероны» – для прикола?
Сергаков усмехнулся:
– Нет, это для души. Сейчас найду… Вот что для прикола.
И над съемочной площадкой полетел разудалый пьяный крик-песня в исполнении не попадающего в ноты мужского голоса. Мужчина пел в сопровождении какого-то, наверное, ресторанного оркестра, который очень старался хоть как-то успевать за солистом. Однако тот слышал только себя, своими криками в микрофон заглушая остатки доносившейся мелодии:
– «Капитан! Капитан! Подтянитесь! Только смелым! Покоряются! Моря!»
Зоя засмеялась: узнать популярную песню можно было только по словам.
– Что это? – спросила она у Михаила. Тот не стал подбирать какие-то слова для объяснений, а просто объявил:
– Это я пою.
Зоя уже и не знала, как реагировать на признание:
– Зачем вы… Я же слышала, как вы поете. У вас хороший голос. И слух… Это не вы.
Актер оставался серьезным:
– Ну, можно и так сказать… Не совсем я. То есть, я, только до подшивки, пьяный в хлам. Друзья записали, а наутро прокрутили мне этот саундтрек. Впечатлило, знаете… Пошел и подшился. Да, я ведь «торпедоносец», а эту арию сохранил, как напоминание самому себе. Ну, давайте, скачаем. Где у вас блютуз?
Зоя посмотрела на актера другими глазами – неожиданная искренность Сергакова обезоружила ее. Она мягко, но решительно освободила свой мобильник из его рук:
– Нет, не надо. Это не смешно, а грустно.
Он улыбнулся:
– А вы что, пожалели меня, Зоинька?
У Зои, за все время съемок впервые услышавшей свое имя из уст «приглашенной звезды», видимо, большие голубые глаза стали еще больше и голубее от удивления, потому что Михаил засмеялся. Но Зоя все равно смотрела недоверчиво:
– А вы знаете, как меня зовут?
Сергаков ответил вполне серьезно:
– Конечно, знаю. У меня ведь есть уши и глаза…
«Очень красивые глаза», – успела подумать Зоя. И влюбилась.
Зоин рассказ был прерван на самом интересном месте: пришла медсестра Таня и пригласила ее на КТГ. Зоя улыбнулась подругам и, прихватив казенную пеленку, направилась вслед за Таней.
Таня, тоже, между прочим, узнавшая в крохотной мамочке актрису, время от времени появляющуюся «в телевизоре», спросила:
– Ну, как там ваш хулиган, успокоился?
Зоя кивнула радостно:
– Да, притих. По-моему, все в порядке. Может, меня сразу и выпишут?
Таня покачала головой:
– Ну, уж нет, даже не мечтайте. Доктор Бобровский только на вид такая лапочка, а на самом деле… В общем, никуда он вас не отпустит. Сначала убедится, что состояние стабилизировалось, кучу анализов заставит сдать, а уж потом. У вас ведь, извините, возраст… Надо беречься.
Зоя бросила взгляд на молоденькую Таню и ничуть не обиделась. Даже наоборот:
– Да мне все об этом говорят…
…А упомянутый Таней доктор Владимир Николаевич Бобровский уже некоторое время находился в кабинете КТГ. Он сидел на стуле рядом с кушеткой, на которой лежала мамочка Костюченко, и внимательно рассматривал выползающую из аппарата длинную ленту КТГ плода. Мамочка с тревогой следила за его лицом. Лица Веры Михайловны, своего палатного врача, она не видела: та стояла у нее в голове, так же не сводя глаз с бумажной ленты в руках Бобровского. Из аппарата к животу мамочки Костюченко тянулись провода с датчиками. Такие же провода присосались к животику еще одной мамочки, лежащей на кушетке, которая стояла в углу. Отовсюду из динамиков доносились какие-то ритмично булькающие звуки.