Мандаринка на Новый Год

— Нда… И чувство юмора нам отказало. Караул. Конечно же шучу, радость моя.

Начинает фортепиано, за ним вступают скрипки. По неземному красивая музыка Евгения Доги. Очень хочется вдохнуть поглубже, чтобы унять волнение, но она себе этого не позволяет. Потому что тот, кто сейчас обнимает ее, волнуется еще больше.

— Давай, Люб, на счет три. Раз, два, три…

И ее закружили по залу. Опомнилась Люба через пару минут.

— Коленька… Ты танцуешь? Вальс?

— Да, — практически сквозь зубы.

— Но… как?

— Варька.

— Варя тебя научила? Как? Когда?

— Три месяца. Понемногу. Не отвлекай. Я считаю. Черт!

Он спотыкается, останавливается.

— Черт. Прости. Я сбился.

В этот момент она понимает — невозможно его любить больше, чем она его уже любит. Но за этот вальс, за это его «Прости. Я сбился»… Кажется, что она стала его любить еще самую чуточку сильнее.

Улыбается ему, сжимает крепче надежные пальцы.

— Давай считать вместе. И — раз, два, три…

— Любава, тебе эта штука сзади не мешает? — они идут рука об руку к своему месту.

— Ты про шлейф?

— Это называется шлейф?

— Вообще-то, на самом деле, — заговорщически шепчет она ему на ухо, притянув к себе за шею, — это у твоей самочки Звероящера вырос… хвост!

И впервые за сегодняшний сумасшедший день она слышит его смех. Искренний смех.

— Ну, — протягивает ему бокал с шампанским. — Теперь-то ты выпьешь уже, неврастеник мой?

— Выпью, — кивает он. — Но не это. Доставай фляжку.

— По твоей милости, Самойлов, я выходила замуж с коньяком под юбкой.

— Он от этого, наверное, особенно вкусный, — отвинчивает крышку, салютует ей. — Ваше здоровье, госпожа Самойлова.

И только получив назад фляжку и ощутив ее звонкую легкость, Люба осознает весь масштаб катастрофы. Вглядывается в цифры в нижней части фляжки.

— Двести тридцать миллилитров! Коля, это же стакан! Закусывай, закусывай немедленно!

— Ну что, дочь, наверное, пришло время рассказать тебе о том, что должна знать каждая женщина о первой брачной ночи.

— Я знаю, мам, — вздыхает Люба. — Разуть, галстук и пиджак снять. Остальное можно не снимать — слишком сложно. Уложить в кровать. И оставить до утра.

— Все верно, — усмехается Вера Владимировна. — Слушай, я совсем не поняла, когда Коля успел…

— Он у меня талантливый.

— На самом деле, он очень мил. Но, по-моему, ничегошеньки не соображает.

— На месте разберемся.

Пиджак висит на спинке стула, поверх него — галстук. Молодой новобрачный в брюках и белой рубашке нежно обнимает подушку с лицом абсолютно счастливым и безмятежным. Сейчас ему хорошо. Остается надеяться, что завтра будет не слишком плохо. Люба предусмотрительно ставит на пол рядом с кроватью бутылку минералки.

Раздевается, аккуратно вешает платье на плечики, убирает в шкаф. Чуть-чуть грустно, самую малость — сказка кончилась. Но самый важный человек в ее жизни с ней — это главное. Однако засыпать Любе пришлось в наушниках — под второй концерт Рахманинова. Иначе не получалось.

Утро после свадьбы случилось чудесным — поздним, солнечным. И полным самых разнообразных приятностей — тишина квартиры, свежий ветерок с балкона и умопомрачительные запахи с кухни. Завтрак? Коля готовит завтрак?

Коля готовит завтрак. Стоит у плиты, в шортах и футболке, аккуратно, словно на операции, переворачивает что-то на сковороде. Люба бросает взгляд на стол. На тарелке горк уже пожаренных… сырников?

— Коля, ты умеешь готовить сырники?!

Он обернулся. Не поймешь, что за выражение лица.

— Угу. Я же их могу трескать безостановочно. Вот и заставили мои… самому научиться. А то я их… заколебал.

— Сейчас оценим, — Люба подцепила с тарелки теплый сырник, надкусила. И заснула целиком в рот.

— Вкуснятина! — прожевав первый и тут же потянувшись за вторым. — У тебя получается лучше, чем у меня!

— Спасибо, — Ник выключил плиту, убрал сковороду с огня. И шагнул к ней.

— Послушай, а… а что вчера было?

Любе едва удалось сдержать улыбку.

— Да как тебе сказать-то… Ты крепко на ногах стоишь?

— Вроде да, — настороженно.

— Ну, тогда слушай. Ты вчера… — тут ее голос упал до драматического шепота. Люба выдержала паузу. — Женился! На мне. Кстати, позволь представиться — Любовь Самойлова. Твоя жена.

— Любава, прекрати!

— Ты сам спросил, — пожала она плечами. Начал облизывать пальцы, но решила употребить еще один сырник — ну вкуснющие же до невозможности! И вообще — жизнь прекрасна.

— Я… — Ник вздохнул. — Я вчера, похоже, выпил… лишнего. И мало что помню. Если честно.

— Кстати, как голова, мой юный друг-алкоголик?

— Как ни странно, почти цела. Сушняк с утра был, конечно, жуткий. Спасибо за минералку.

— Пожалуйста.

— Люб, — он, наконец-то, решился. — Я вчера… все испортил, да?

— Почему же… Ты был главным украшением торжества, я бы сказала.

— Издеваешься?

— Отнюдь. Ты был необыкновенно мил. Поучаствовал практически во всех конкурсах. По просьбе Машки принимал дивной красоты фотогеничные позы и был ее любимой фотомоделью. Пел в караоке-баре, набрал сто баллов, между прочим.