Манглабит Варанги

Собрав основную часть комплекса рыцарского вооружения, Белик бегло проверил также и притороченное к седлу оружие. Прежде всего «клюв сокола» — более известный капитану как клевец. Правда, в наборе вооружения Танкреда этот элемент сопряжен с боевым топором — таким образом, что с одной стороны бойка торчит длинный и узкий граненый шип, способный пробить современную 11 веку броню любой прочности и толщины. А с другой — узколезвийная секира. Да, кажется, что настоящий боевой топор должен поражать размерами рубящего полотна, нанося жуткие, «длинные» раны! Ан нет — именно узколезвийная секира концентрирует в точке удара огромную пробивную мощь, и как нельзя лучше подходит против бронированного соперника. И если копье не способно пробить пластинчатую ромейскую броню, клевец ее пронзит. А боевой рыцарский топор, в свою очередь, буквально вомнет в тело противника стальные пластины ламеллярного доспеха…

Кроме топора-клевца, к седлу приторочена также и булава с массивным навершием и четырьмя выступающими ромбовидными шипами. Правда, ни булавой, ни секирой Белику в первой своей короткой схватке с сельджуками воспользоваться не довелось — но так-то топор ему понравился заметно сильнее… Стычка с сельджуками у ромейского обоза случилась полторы недели назад по «местному времени» (интел предупреждал, что в реальности за тот же срок пройдет чуть менее двух дней). Тогда же Даниил Витальевич успел заприметить Романа… Вот только время эвакуировать товарища еще не настало — Александр по-прежнему не оповестил капитана о готовности вируса. И манглабит русской сотни варанги благополучно вернулся в Константинополь — в то время как Танкред-Белик вынужден играть роль своего исторического персонажа, не смея покидать лагеря крестоносцев. В противном случае враждебный искусственный разум наверняка бы заинтересовался инициативной неписью…

А теперь вот Даниил Витальевич дождался и большого боя… На свою задницу!

Капитан раздраженно заерзал в седле, оглядываясь по сторонам и буквально физически ощущая, как по крупицам утекает драгоценное время — при этом не имея никакой возможности ускорить своих людей. Во-первых, потому, что его рыцари, их оруженосцы и некоторое число боевых слуг итак спешно, с энтузиазмом готовятся к долгожданной схватке! Но как Даниил Витальевич успел уже лично убедиться, дело это не быстрое… А во-вторых… Во-вторых, даже если бы норманны сознательно медлили — Танкред в исполнение капитана все одно не смог бы на них повлиять. Недисциплинированные, гордые и буйные норманнские рыцари лишь отчасти признают личную силу и авторитет племянника своего лидера, Боэмунда Тарентского — все еще пребывающего в Константинополе. А вассальным оммажем к сюзерену привязаны лишь воины собственного «знамени» Танкреда-Белика… И как-то организовать в бою бронированных норманнских всадников, заставить их беспрекословно выполнять те или иные приказы — в принципе невозможно! А роль вождя в грядущей схватке — это повести всадников за собой, подав им личный пример воинской доблести и бесстрашия… В свою очередь, вся тактическая составляющая — построить воинов в несколько плотно сбитых кулаков-«конруа», атакующих друг за другом, или же в линию, тут как пойдет. И бросить норманнов на врага в надежде, что рыцари успеют доскакать до сарацин прежде, чем те перебьют их коней стрелами!

Даниилу Витальевичу, привыкшему в армии к совершенно иным порядкам, поначалу пришлось очень тяжело — своеволие и упрямство подчиненных плохо компенсировалось тем, что над самим «Танкредом» не было, почитай, никакого руководства. Свыкся, примерив на себе роль столь же буйного внешне лидера, подающего подчиненным личный пример — и довольно тонко действующего на деле дипломата… Однако сейчас капитан многое променял бы на саму возможность как следует заорать:

— Батальон, строиться! Пятнадцать секунд!!!

Увы, не поймут…

Но, пожалуй, более всего Белика раздражает — и даже откровенно пугает — тот факт, что ему придется вести за собой целую тысячу человек, целый полк, не имея никакой возможности им управлять в бою или как-то его организовать!

…Успев перед загрузкой почитать про Танкреда и первый крестовый поход в общем, Даниил Витальевич запомнил, что Румский султан Кылыч-Арслан не впечатлился крестьянской беднотой Петра Пустынника и Вальтера Голяка, уничтоженной сельджуками у Цивитота. Сражение, а точнее резня пришлась на осень 1096 года — а зимой султан Рума двинул основные силы своего войска к Мелитене, столице одноименного армянского княжества. Последняя имела важное стратегическое значение и была яблоком раздора между сельджуками Рума — и туркменами, основавшими собственный эмират на северо-востоке Малой Азии. При прочтении Белик не запомнил труднопроизносимого названия государства, но уже после загрузки несколько раз слышал название правящей династии — Данышмендидов…

Таким образом, на момент перехода крестоносцами Босфора, и последующим началом осады Никеи, основные силы турецкой армии Кылыч-Арслана находились очень далеко от столицы! Конечно, узнав о нападении нового врага, султан тотчас оставил хорошо укрепленную Мелитену, чьи стены выдержали ураганный обстрел сельджукских катапульт — и форсированным маршем двинулся к Никее…

При этом, до недавнего времени южная дорога к городу была перекрыта лишь редкими разъездами крестоносцев. И Кылыч-Арслан рассчитывал не столько на полевой бой, сколько на то, что сумеет войти в свою столицу с большей частью войска и значительным обозом, сделав ее осаду бесполезной, а штурм — обреченным на провал. Но именно этой ночью к Никее подступило войско Раймунда Тулузского — он двинул его к осажденной столице сельджуков форсированным маршем, как только узнал о скором появлении Румского султана. Между тем, именно граф Тулузы обладает самой большой из всех армий крестоносцев! И сарацины, подступившие к крепости в предрассветных сумерках, напоролись на спешно разворачивающуюся рать франков из Прованса…

Ныне же, судя по захлебывающемуся реву рожков, бой уже начался! Кылыч-Арслан рискнул ударить в лоб по утомленным ночным переходом крестоносцам — видимо рассудил, что их боеспособность будет не сильно выше, чем у битой им крестьянской бедноты…

Но, пожалуй, это самая большая ошибка султана!

— Воины, более нельзя медлить! Наши соратники уже сражаются с сарацинами, обретая в смерти Царство Небесное — и вечную славу на земле! Так разделим же с ними ратную чашу, смертную чащу — и добудем собственную, не увядающую в веках славу! С нами Бог!!!

— С НАМИ БОГ!!!

Короткую речь Танкреда-Белика слышали разве что воины его «знамени» — да и то не все, но клич они подхватили дружно, громогласно проревев девиз крестоносцев, отразившийся в вечности… А вслед за ними подхватили его и прочие норманны, сотнями голосов! И невольно воодушевившись единым, искренним порывом подчиненных, капитан от души заревел в собственный боевой рог — здоровый, турий! — призывая рыцарей ударить по сарацинам… Рожку Танкреда вторили голоса десятков других норманнских рожков — это крупные феодалы норманнов подхватили призыв своего временного сюзерена. И мгновением спустя все конное войско Боэмунда Тарентского, поручившего племяннику возглавить его под Никеей, двинулось с места, к южным воротам осажденной крепости…

Сперва всадники двинулись шагом — прежде всего, чтобы поберечь силы лошадей перед финальным рывком на врага. Ну и, кроме того, петляя среди многочисленных шатров, разбросанных по норманнскому лагерю без всякой схемы и порядка, а также потухших к утру кострищ (у последних отдыхали воины попроще), особо не разгонишься. При этом норманнские и лангобардские пехотинцы спешно расступаются перед своими господами-рыцарями, пропуская феодалов и прочих всадников; глаза их горят фанатичным огнем и страстным желанием последовать в схватку! Того гляди, устремятся на сарацин вслед за кавалерией…

— Бьерн!

— Да, мой господин!

Верный оруженосец, держащийся чуть позади Белика, тотчас послал коня вперед, чтобы поравняться с ним.

— Бьерн, ты останешься в лагере с пехотой. Пока ваша задача — защищать его, не дать разграбить ни сарацинам, ни нашим франкским «союзникам». Не позволить ударить нам в тыл, если гарнизон Никеи решится на вылазку — ну, и ждать моих дальнейших приказов! Раздели всех арбалетчиков на три равные части — одну отправь к городским воротам, смотрящим на нашу стоянку, выдели им в прикрытие треть копейщиков и не меньше тысячи секироносцев. Остальные силы побереги подле себя; если покажутся конные сарацины, вперед выдвини арбалетчиков и копейщиков. Последних можно построить в один, самое большое два ряда — легкие лучники турков не решатся на ближний бой. А арбалетчики, прикрытые ростовыми щитами копейщиков, смогут беспрепятственно расстреливать всадников Кылыч-Арслана! Прочим пешцам вражеский обстрел пережидать, построив стену щитов, сомкнув их над головами… Все ли тебе понятно, друг мой?

Даниил Витальевич внимательно посмотрел на оруженосца; от его взгляда не укрылись ни внезапно покрасневшие глаза юноши, ни легонько задрожавшие губы. Как же страстно Бьерн хотел принять сегодня участие в битве, и собственной доблестью заслужить рыцарское звание! А вместо этого ему придется киснуть в лагере, отпугивая сарацин залпами арбалетных болтов… Все это капитан с легкостью прочитал в глазах молодого норманна — но что удивительно, оруженосец не посмел и слова сказать против, и даже попросить изменить волю сюзерена! Он лишь глубоко поклонился и послушно ответил, явным волевым усилием заставив голос не дрожать, да подавив горестный стон: