Манускрипт дьявола

Илюшин озадаченно посмотрел на него и вдруг изменился в лице:

– Серега, ты гений! Ну конечно! А я идиот!

– О! Вот он, голос истины.

– Разумеется, Куликовой не имело смысла использовать лишь буквы, отличающиеся от алфавита манускрипта, – тогда шифр можно было слишком легко прочесть, а она, видимо, опасалась этого. Какие-то из тех, что есть в манускрипте, должны были подходить ей.

– Похоже на правду, – согласился Бабкин. – Осталось их найти.

Илюшин нахмурился и углубился в изучение «квадрата» Куликовой. Поколебавшись, Сергей последовал его примеру. Нескольких минут обоим хватило, чтобы прийти к одному и тому же выводу. Озвучил его Макар:

– Почти любой символ может быть использован в русском слове и вполне впишется в него, – констатировал он. – Кроме разве что последней закорючки во втором ряду и ей подобных. Допустим, она брала символы, стоящие рядом с теми, что мы нашли…

Он быстро выписал значки, прибавив к ним новые, и застыл над страницей.

– Получается? – с жадным любопытством спросил Сергей, против воли увлекшись задачей.

Илюшин отрицательно покачал головой:

– На первый взгляд – нет. Давай попробуем перестановку…

Но перестановка тоже ничего не дала. Значки не хотели складываться в слова, и ни в каком сочетании из них не получалось осмысленного текста.

– Снова абракадабра. – Бабкин почесал в затылке. – Ну сколько можно, а? Опять ошиблись.

– Нет, не ошиблись. Мы просто не знаем, какие символы нам подходят. Я же выбрал их практически наугад, а Куликова должна была чем-то руководствоваться…

– А давай зайдем с другой стороны, – предложил Сергей. – Что мы уставились в этот квадрат, как две совы? Не складываются у нас значки и закорючки, и черт бы с ними.

– Свежий взгляд на вещи, – признал Илюшин. – В какой-то мере это действительно значит «подойти с другой стороны».

– Да я не об этом! Как мы назвали все эти каляки-маляки? «Квадрат и одуванчик». Так? Тогда почему мы занимаемся исключительно квадратом, в то время как одуванчик растет себе, не охваченный нашим вниманием, подобно сорной траве? Ты предположил, что он нарисован для отвода глаз.

– Пожалуй, я ошибся, – признал Илюшин. – Сомнительное объяснение.

– Вот-вот. Нет, этот странный цветочек с кривыми листиками здесь зачем-то нужен! Весь вопрос – зачем? Кстати, с чего мы вообще взяли, что это одуванчик?

– Понятия не имею. Видимо, с того, что на розу он похож еще меньше.

– Тогда уж чертополох… Количество букв в названии цветка ничего нам не дает?

Макар разочарованно щелкнул пальцами:

– В том-то и дело, что нет! Это я уже пробовал.

– Ну хорошо… – Сергей ухватился за свою идею и не хотел сдаваться. – А зачем нужны цветы в самом манускрипте? Что они означают? Ты что-то говорил про рецепты, правильно?

– Да, есть версия, что все страницы с изображениями растений – это инструкции по приготовлению каких-нибудь аптекарских настоев. Но она не объясняет, почему растения такие необычные. Для травников важен точный рисунок, отображающий все вершки-корешки в том виде, в каком они существуют на самом деле.

– А если пофантазировать и предположить, что книга писалась колдунами и для колдунов? – вслух подумал Бабкин. – В смысле, знахарями.

– Что это меняет? Полагаю, им тоже нужна была точная рецептура. Разве что они выращивали для своих нужд дикие гибриды… Но что-то мне такая версия не кажется правдоподобной.

Бабкин был вынужден согласиться.

– А другие объяснения этим лютикам-цветочкам есть? Если идея с фармацевтическим справочником не подходит, то зачем еще они могут быть нужны?

– Есть. Это может быть учебник. Автор не ставил перед собой задачу достоверного изображения объектов, рисовал, как бог на душу положит. Ну не был он знаком с флорой своей местности!

– С хомо сапиенсами тоже, получается, не был знаком? – проворчал Сергей. – Иначе что он хотел показать всеми этими пузатыми тетеньками?

– Про тетенек разговора не было! – запротестовал Илюшин. – Давай сперва с цветочками разберемся.

– Ну хорошо… А еще? На учебник этот манускрипт ничуть не тянет, по-моему. И потом, зачем шифровать учебник?

– Чтобы ученики не поумнели раньше времени. Если ты хочешь еще вариантов, то вот, пожалуйста: растения – вовсе не растения, а закодированные в рисунке карты, показывающие дороги к скрытым в лесах молитвенным домам. Вот только не помню, какой религии…

– Молитвенным домам? – изумился Бабкин. – Одна версия хлеще другой… Что ж не к сокровищам Монте-сумы?

– Неплохое предположение. Такого, по-моему, еще не было. Если серьезно, самым здравым мне видится следующее объяснение: растения специально нарисованы так, чтобы с трудом можно было определить их название. Непосвященным оно и вовсе не открылось бы. А название фигурирует в тексте каждой страницы рядом с рисунком, то есть является своего рода ключом к шифру. Понял, какое растение – нашел подходящее слово (например, по количеству букв) – перевел его – получил ключ.

– Звучит убедительно, – признал Сергей. – Или название растения – это первое слово на странице.

– Вполне возможно.

– Чем мне нравится эта идея, – продолжал Бабкин, – так это тем, что в таком случае не текст является пояснением к рисунку, а в рисунке сидит ключ к тексту. Красиво придумано, скажи? А все ломают головы над… Эй, ты чего?

Илюшин изменился в лице:

– Что ты сейчас сказал? Не текст является пояснением к рисунку…

– А в рисунке сидит ключ к тексту. Это не я сказал, а ты. Только что, рассказывая о шифровке.

Ни слова не говоря, Илюшин вырвал у него лист с посланием Куликовой и уставился на него. С минуту Макар молча изучал рисунок и квадрат с буквами, перебегая взглядом с одного на другое. Бабкин сидел тихо, опасаясь пошевелиться. Наконец Илюшин оторвался от шифра и поднял глаза на друга. Вид у него был ошарашенный.

– Ключ к тексту… – повторил Макар. – Серега, до чего же просто! Как можно было сразу не догадаться?! Все было у нас на виду! Я должен был понять, в чем дело, еще тогда, когда ты говорил про избыточную детализацию рисунка! Ведь понятно, что не просто так Куликова тратила время на прорисовку всех этих листиков…

– Стоп, стоп! Ты что, понял, как его читать?!

– Думаю, что да. Вот, погляди: видишь, колючки у листьев одуванчика нарисованы неравномерно?

– Какие еще колючки?!

– Пусть не колючки, пусть шипы – назови как хочешь! Вот эти выступы, которых строго по десять штук на каждом листике. Причем на первом, нижнем, удлиненных шипов нет вообще, на втором один сверху и один снизу, на третьем они есть только на конце… Листов всего десять, по пять с каждой стороны стебля.

– Вижу… И что?