Манускрипт

– Вы вот что, товарищ Сорокин, - негромко сказал он, беря меня под локоток.
– Песни у вас хорошие, за исключением этой... хулиганской... а вот с анекдотами поосторожнее. Они хоть и смешные, но не совсем политически правильные. Некоторые могут неправильно понять.

– А, вон вы о чём! Хорошо, буду осторожнее. Спасибо, что предупредили.

– Вот и ладно! Кстати, состоялся сеанс связи, сделали запрос насчёт вашей Варвары. Утром обещали дать ответ. А теперь идите, поспите, у нас хоть и не как в армии, где отбой и подъём по расписанию, но ночью нужно спать, а днём - бодрствовать. Спокойно ночи, товарищ Сорокин!

Утром, уже после того, как мы с Медынцевым и ещё несколько человек отправились добивать просеку, из Центра пришла радиограмма. Согласно указанию Москвы, Медведеву самому нужно было решать, оставлять Варю в своём отряде или отправлять самолётом в столицу. Уже по возвращении об этом мне рассказала сама Варя.

– И что же решил Дмитрий Николаевич?
– с плохо скрываемой дрожью в голосе спросил я.

– А он тоже самоустранился. Говорит, если хочешь - оставайся, радисты нам не помешают, тем более отряд планирует расширяться. И смотрит на меня так, будто хочет разглядеть, что у меня за нутро. Какова я на самом деле.

– А ты что?

– Ну а что я, говорю, хочу остаться в отряде. Или, думаешь, нужно было в Москву лететь?

Эх, Варюха... Я прижал её голову к своей груди, запустив пятерню под косынку, в густой шёлк волос. Она послушно замерла, словно котёнок, только тихо сопела в воротник моей рубашки. И стало вдруг мне так тоскливо, что в горле встал ком, и ничего я не мог сказать, а только стоял вот так, с закрытыми глазами, и ловил запах её волос, её тела, пахнувшего почему-то топлёным молоком, не обращая внимания на поглядывавших в нашу сторону с удивлением партизан.

Наконец я нашёл в себе силы оторвать Варю от себя и посмотреть ей в глаза. Она глядела на меня снизу вверх, и в её взгляде можно было прочитать целую гамму невысказанных чувств.

– Ты уже взрослая девушка, и сама должна решать за себя. Я могу лишь принять твой выбор, либо не принять, но влиять на него не имею права. Что ж, ты приняла такое решение, и я его принимаю. Хотя мне было бы спокойнее, находись ты в Москве или даже в этой... в Пензе.

– То есть ты... Я тебе небезразлична?

– А ты это только сейчас поняла?

По её щеке поползла слеза, и вот тут я не сдержался - наклонился и поцеловал Варю в губы. Поцелуй получился долгим и сочным, потому что был обоюдным. Секунды спрессовались в минуты, часы и дни, мы целовались, казалось, целую вечность, даже не думая, какой переполох вызываем в лагере своим поведением.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы, раскрасневшиеся, будто старшеклассники на первом свидании, наконец-то отлипли друг от друга. И тяжело дышавшая Варя, грудь которой под блузкой так возбуждающе поднималась, тут же отвела глаза в сторону, кусая опухшие губы.

– Ефим, ты извини меня, что я тебе тогда в лицо плюнула и подонком назвала...

– Брось, наоборот, ты держалась молодцом, я тобой горжусь, - улыбнулся я и вдруг даже неожиданно для самого себя выпалил.
– Варя, ты выйдешь за меня?

– Что?!

Она чуть отстранилась, глядя на меня взглядом, в котором смешались удивление и радость.

– Выходи за меня, - повторил я.

– Ефим, сейчас такое время, идёт война...

– Я всё понимаю, любимая, поэтому и не требую сегодня же бежать в ЗАГС, тем более что здесь его нет. Просто обещай, что как только война закончится - мы поженимся.

Прошла секунда, другая, и Варя тихо выдохнула:

– Хорошо, я согласна!

Ну а дальше я подхватил Варю на руки и закружил, заставив её обвить руками мою шею, а зевак, которые вряд ли слышали содержание нашего разговора, прокомментировать сие действо смешками и одобрительными возгласами.

– Что это у вас тут за повод выглядеть такими счастливыми?

Медведев стоял от нас в нескольких шагах и не без удивления взирал на происходящее безобразие.

– Да, вот товарищ полковник, сделал Варе предложение руки и сердца, - ставя любимую на землю и глупо улыбаясь, ответил я.

– Предложение? Хм... А она что?

– А я согласна, - сказала сама за себя Варя, также не в силах скрыть свои эмоции, и ещё сильнее прижалась ко мне, словно боялась, что я испарюсь.

– Ну что ж, поздравляю! Неожиданно... Это у вас что же, случился скоротечный роман?

– Почему скоротечный? Мы с Варей знакомы уже пять лет, просто лишний раз об этом не говорили. Мне пришлось долго жить в Америке, а тут встретились благодаря счастливому случаю.

– Пять лет? Ого! Хотел бы я послушать вашу историю, да не буду навязываться. Вот только когда вы жениться собираетесь? Вам, Ефим Николаевич, и вашему товарищу завтра ночью предстоит вылет в Москву, а ваша суженая вроде бы изъявила желание остаться в отряде.

– А как только война закончится - так и распишемся, - сказал я.
– Заодно и проверим свои чувства. Хотя... Думаю, прошедшие годы уже сами по себе стали серьёзной проверкой.

– Так, может, вам и палатку на сегодня отдельную выделить? Так сказать, брачная ночь, всё такое...

– Да вы что!
– округлила глаза Варя.
– Представляете, что люди подумают?!

Честно говоря, я бы не отказался провести эту ночь рядом со своей невестой, но, видно, в это время у настоящих комсомолок не было принято до свадьбы спать с женихом в одной палатке. Она вон и после поцелуя всё никак в себя не придёт, румянец так и не сходит с её очаровательных, украшенных ямочками щёчек.

– Ну, как знаете, - ухмыльнулся командир отряда.
– Товарищ Сорокин, мне тут бойцы рассказывали, что вы на вырубке в свободное время продемонстрировали умение бросать топоры и ножи.

– Было такое.

– Может, и нам покажете?

– М-м-м... Почему бы и нет?

Мастерство, как говорится, не пропьёшь. Демонстрация возможностей российского спецназовца на толстом стволе старого дуба, на коре которого по-быстрому мелом изобразили человеческий контур, произвела на партизан неизгладимое впечатление. Некоторые попробовали повторить мои трюки, но до меня им было далеко.

– А в рукопашной вы как?
– спросил Медведев, когда улеглись восторги по поводу увиденного.

– Думаю, неплохо. Владею несколькими стилями борьбы.

– Не против показать кое-что?

– Да легко! Кто будет соперником?

– А вон, Коля Королёв, известный боксёр, между прочим. Я ему жизнью обязан, он меня по брянским лесам зимой раненого волок на себе несколько километров.

Ого, да тут что ни партизан - то легенда! Про Королёва я читал когда-то, что знаменитый боксёр партизанил, а вот что был в составе отряда 'Победители' - как-то упустил.