Манускрипт

– Гек, - она предпочитала сокращённую версию моего имени, - Гек, мы уже месяц как знакомы с тобой, и я поняла, что ты не хочешь воспринимать окружающую действительно как данность.

– Что ты имеешь в виду, Инга?
– спросил я.

– То, что порядки в нашем обществе тебя не устраивают. Ты же сам, например, говорил мне недавно, какая несправедливость в том, что только для мусульман открыты все двери, а нам - буддистам, иудеям, православным и католикам с протестантами, равно как и атеистам - на карьерный рост даже не стоит и надеяться. Почему нас во всём ущемляют? Разве виноваты мы, что родились в семьях, не исповедующих ислам?

– Так я и не хотел бы, чтобы в моей семье по пять раз в день совершали намаз, стучась лбом о пластиковую циновку.

– Я тоже не хотела бы. Тогда почему в Низаме халифата записано, что все люди при рождении обладают равными правами, а в действительности мусульмане выше всех.

Все животные равны, но некоторые животные равны более, чем другие.

– Животные?

– Ага.

Она открыла небольшой сейф, достала из него какое-то издание и протянула мне.

– Бери, почитаешь на досуге. Только осторожнее, она очень старая и хрупкая.

Я держал в руках роман некоего Джорджа Оруэлла под названием 'Скотный двор', изданный на чешском языке. На последней странице стояли выходные данные и дата - 12. 03.2088 г. Два последних века на бумаге ничего не печатали. Зачем, если существуют электронные книги, да и вся документация хранилась в компьютерных базах данных. Бумажные издания можно было встретить только в музеях да в частных коллекциях, при этом такие коллекции должны быть зарегистрированы и цензурированы

– В сети ты её не найдёшь, она входит в число запрещённых. Так же, как и '451 градус по Фаренгейту' Брэдбери. Если захочешь, я тебе потом дам и её почитать. А эту никому не показывай, иначе можешь попасть под статью об измене. Казнить не казнят, но пожизненное могут влепить. Да и я попаду под раздачу вместе с тобой.

– А ты почему? Я же никому не скажу...

– Гек, - улыбнулась она мне, как несмышлёному ребёнку, - палачи из пражской тюрьмы выбьют из тебя любое признание. Ты признаешься даже в том, чего не совершал. Так что постарайся нигде книгу не 'светить', читай под одеялом с фонариком. Это я, конечно, утрирую, но тем не менее. Помни, что повсюду стоят камеры наблюдения.

– Тогда и правда остаётся читать только под одеялом, - усмехнулся я.

'Скотный двор' и прочитанная следом и также запоем '451 градус по Фаренгейту' перевернули моё видение окружающего меня мира. Я уже представлял себя таким вот Гаем Монтэгом, спасителем книг, чьё призвание - донести их содержание до потомков, а Ингу - Клариссой. И я отчётливо понимал, что мы живём в самом что ни на есть тоталитарном обществе, мало чем отличающимся от описанного в романе Брэдбери.

Я хотел читать. Читать то, что открывало мне глаза на окружающий мир, выворачивая и его, и меня наизнанку. Больше у Инги книг не было, однако она сказала, что сведёт меня с одним своим знакомым, который периодически сможет одалживать мне книги. Звали его Март, и работал он... хм... уборщиком в метрополитене.

Наше знакомство там же, под землёй, и состоялось, когда Март - высокий, жилистый тип с тёмными и вьющимися, спадающими на плечи волосами - гонял по станции имени Ясера Арафата поломоечный аппарат.

– Привет, Март, это Гек, я тебе о нём рассказывала, - сказала Инга, представляя нас друг другу.

И снова рукопожатие, к которому за время встреч с Ингой я начал уже привыкать. Март выключил агрегат и пригласил нас пройти в подсобное помещение, дверь в которое открыл магнитной картой. Здесь я увидел ещё пару таких же поломоечных машин, на вешалке висели комбинезоны, стоял столик с табуретом, на столике - чашка с ложечкой на блюдце и мини-кофейный аппарат. В общем, было чистенько и где-то даже уютно. Впрочем, оказалось, что подсобка не так проста. В дальнем её конце пластиковая панель сдвигалась в сторону, открывая проход в помещение, по размеру чуть больше подсобки.

И здесь были люди! Пара мужчин - один помоложе, второй постарше, с седоватыми висками - и с ними женщина лет тридцати. Старший держал в руках книгу 'Оскар и Розовая дама'. Они полусидели-полулежали на узорчатых матрасах с валиками, что-то негромко обсуждая, но при нашем появлении замолчали.

– Знакомьтесь, ребята, это Гек, про которого Инга рассказывала, - чуть подтолкнул меня вперёд Март.

И вновь рукопожатия, сопровождавшиеся изучающими взглядами. Мне освободили место на одном из матрасов, рядом с женщиной, которая представилась Хлоей, рядом села и Инга, напротив расположились Лукаш и самый старший, представившийся Карлом. Март покинул нас, видно, вернувшись к уборке станции.

Видя застывший в моих глазах вопрос, Карл решил сразу объясниться.

– Я знаю, Гектор, - он предпочитал полное имя, - знаю, что ты интересуешься книгами. Это хорошее желание, и мы сможем тебе помочь. Но раз ты заинтересовался книгами, то почему бы тебе не стать одним из нас, не присоединиться к нашему кругу? Мы называем себя библиотекарями. Ты, вероятно, не знаешь, но пару веков назад можно было прийти в библиотеку и взять напрокат любую понравившуюся книгу. Когда образовался халифат, библиотеки стали закрываться, сейчас они остались только при мечетях и медресе, и все книги и рукописи, понятно, религиозного содержания.

Карл говорил спокойно, негромко, но каждое его слово проникало в мой мозг и укладывалось там в аккуратную стопку. Первоначальное волнение уступило месту расслабленности, я просто сидел, упираясь поясницей в мягкий валик и, словно губка, впитывал в себя новую информацию.

Карл рассказал, что он и его друзья ищут старые книги, которых не встретишь в электронном виде. Да и хранить их в цифровом варианте опасно, раз уж каждый гаджет контролируется службой безопасности пражского анклава, равно как и каждый шаг его жителя. Неудивительно, что здесь стоит 'пиратская' глушилка, блокирующая вживлённые под кожу каждого из нас микрочипы.

– Мы собираемся здесь каждую последнюю субботу месяца, - сказал Карл, и я вспомнил, что сегодня как раз та самая суббота.
– Собираемся, чтобы рассказать, кому какую кому книгу удалось найти, обмениваемся изданиями и обсуждаем их. Ты должен понимать, что мы не афишируем то, чем занимаемся, иначе нам несдобровать. И тебе тоже. Понимаешь?

– Понимаю, - кивнул я, на самом деле не до конца осознавая, во что вляпался.

– Впрочем, если ты боишься, и тебя устраивает твоя жизнь - прямо сейчас можешь уйти, и мы забудем друг о друге.

Я поймал на себе испытующие взгляды присутствующих, чувствуя некий дискомфорт. В трусости меня ещё никогда не обвиняли, с другой стороны, поводов доказать свою смелость в моей жизни тоже было немного. Детские потасовки не в счёт. Но книги... После двух одолженных у Инги романов моя тяга к чтению была так сильна, что меня не пугал даже страх смерти.

– Я согласен.

– Прекрасно! Добро пожаловать в наш библиокружок! Пока ты на стадии читателя. А когда раздобудешь первую книгу - станешь среди нас равным, таким же библиотекарем.