Манускрипт
Шрифт:
Один из экземпляров рукописи я спрятал в сейф, второй под псевдонимом Джим Моррисон отправил бандеролью в книжное издательство 'Harper&Brothers'. Почему именно это издательство? Потому что оно переживало не лучшие времена, не то что в начале века, когда с 'Harper&Brothers' сотрудничали такие гиганты писательского цеха, как Теодор Драйзер, Джозеф Конрад и Синклер Льюис. Теперь же им выбирать не приходилось, и я считал, что они явно могли поправить дела за счёт пока неизвестного, но перспективного писателя, нагнав к тому же таинственности. В сопроводительном письме я предложил даже устроить рекламную кампанию, мол, человек-загадка,
Бандероль, отправленная почтовым самолётом, должна была дойти до адресата на второй день. Мне позвонили на четвёртый:
– Мистер Бёрд?
– Да, я вас слушаю.
– Позвольте представиться, главный редактор издательства 'Harper&Brothers' Грэг Стенли Малкович. Я ознакомился с вашей рукописью и приложенным к ней сопроводительным письмом.
Театральная пауза, затем Малкович продолжил:
– Мистер Бёрд, мы решили опубликовать вашу книгу под предложенным вами псевдонимом. Я отдал вашу рукопись на вычитку, наверняка будут какие-то правки, так что вам пришлют бандероль, но лучше, если вы сами окажетесь в Нью-Йорке, а заодно подпишем договор и получите аванс.
– В Нью-Йорке?..
Я задумчиво потёр переносицу. Сумма аванса и гонорара в целом меня не очень волновала, куда больше обрадовало то, что самому не придётся платить за публикацию книги. А что касается планов посещения Нью-Йорка, то пока я в те края не особенно-то и собирался. Хотя при желании можно найти повод развеяться. Здесь-то у меня всё отработано, как швейцарский часовой механизм - тьфу-тьфу - так что могу себе позволить в конце концов. Заодно и старых друзей навещу. Того же Лейбовица, Вержбовского, Науменко с его сыновьями...
В общем, сборы были недолгими. Через два дня самолёт с моим телом на борту приземлился в аэропорту 'Ла-Гуардиа', и я сразу поехал в издательство, решив сразу же разобраться с делами. Нью-Йорк начала мая 43-го живо мне напомнил о том мае 38-го, когда я впервые ступил в этом времени на американскую землю. Да-а, весёлые были времена, и вспоминались они с сочной ноткой ностальгии.
Мистер Малкович оказался мужчиной средних лет с блестящей залысиной почти на весь череп. В круглых очках-пенсне, с закатанными рукавами и в чёрной, распахнутой жилетке он походил на клерка, сутками не покидающего своего офиса.
– Смотрел ваш фильм несколько раз, - с ходу огорошил меня Малкович.
– Это действительно прорыв в кинематографе, и за эти пару лет никому не удалось снять нечто подобное.
– Если не считать киносаги 'Унесённые ветром', - добавил я.
– Тем не менее... Здорово, что вы нашли время прилететь из Лас-Вегаса. Вы уже где-то остановились?
– Да, на моё имя забронирован номер в отеле 'Мэри-Хилл', он оплачен на трое суток вперёд.
– Отлично! Значит, у вас будет время поработать на рукописью. Вот вам текст с пометками редактора, прочитайте, может быть, вы не со всем согласны, и у вас найдутся замечания. А вот договор.
Перед моими глазами оказались скреплённые листы бумаги с отпечатанным на них текстом. Я внимательно прочитал документ, согласно которому издательство в лице мистера Малковича приобретало права на мою книгу и обещало выпустить её тиражом 50 тысяч экземпляров, а также выплатить аванс в размере 5 тысяч долларов
и гонорара в зависимости от успешности реализации 'Экспансии'. Нужно было расписаться в двух экземплярах, что я и сделал, после чего юридический статус бумаг был закреплён печатями, а один из экземпляров перекочевал в мой портфель. Далее Малкович проводил меня к окошечку кассы, где мне выдали перевязанную пачку 50-долларовых купюр с физиономией президента Гранта. Не пересчитывая, я её также отправил в недра своего кожаного портфеля.– Мистер Малкович, - спросил я на прощание, - если книга будет иметь успех, реально издать её на основных европейских языках?
– В принципе, почему бы и нет? Но в Европе сейчас полыхает война...
– Она будет полыхать ещё год-два максимум. Потом пойдёт в мирное русло, и европейцев желательно заранее предупредить о готовящейся экспансии. Которую. Они же по глупости сами и организуют.
– То есть вы уверены, что всё, написанное в 'Откровениях Будды' - правда?
– А вы думаете, нет? Во всяком случае, кто предупреждён - тот вооружён. Так что подумайте над моим предложением.
Из 'Harper&Brothers' я сразу же поехал в отель, и там, в тишине, принялся за изучение рукописи, где правки были вынесены на поля синими чернилами. В общем-то, редактор правил по делу, тем более что правок оказалось немного. Задерживая свой взгляд только на них, и лишь по диагонали читая уже знакомый текст, я уложился меньше чем в полтора часа. Тем не менее, день клонился к закату, и даже смысла звонить Малковичу в издательство не было, наверняка главред уже дома. Завтра заскочу к нему в офис, отдам рукопись и могу быть свободен. Останется только ждать выхода книги из печати.
Ну а что, неплохо так-то сложилось, вдвойне приятно, что роман был практически авторский, если не брать в расчёт несколько заимствованных у Чудиновой ходов. Эдак. Чего доброго, могу и писателем заделаться, хотя корпению над рукописями моя деятельная натура усиленно сопротивлялась.
А пока позвоним Вержбовскому, обрадуем его появлением своей персоны в Нью-Йорке, если, конечно, он сам куда-то по делам не уехал. Трубку подняла его супруга, обрадовалась моему звонку и с готовностью доложила, что муж сейчас в 'Русском клубе'. Где, возможно, задержится допоздна, поскольку там сегодня в 9 вечера начинается заседание литературного кружка 'Славяне', гостем которого был писатель Владимир Набоков.
Ого, гляди-ка, кого заманил в свои сети Виктор Аскольдович! Кстати, Набоков ещё не написал свою 'Лолиту', точно помню, разродился он этой книгой после войны. А вдруг в связи с изменением хода истории и не напишет? Тогда мировая литература многое потеряет. Или не потеряет без этой педофилической истории?
Ладно, бог с ним, с Набоковым, а к Вержбовскому можно и сейчас подъехать. Причём без предварительного звонка, хотя телефонный номер на 'Орфее' я до сих пор помнил наизусть. То-то будет сюрприз!
Ровно в 20.00 я ступил на мостик, переброшенный с причала на 'Орфей', борта которого по-прежнему отливали нежно-бежевым цветом, а буквы в названии судна даже в сумерках полыхали ярко-красным.
– Здравствуйте, - встал на моём путь крепкий молодой человек, - к сожалению, сегодня закрытое мероприятие.
– Серьёзно? Жаль, а я собирался навестить старого друга, - по-русски ответил я.
– Кого именно?
– приподняв левую бровь и также переходя на русский, с ленцой поинтересовался парень.