Манюня

Злобность тёти Вали передалась даже всей её живности. Кот тёти Вали с особой изощренностью и наслаждением тиранил в округе все существа, которые в холке уступали ему хотя бы в миллиметре. Кавказская овчарка Найда лаяла круглосуточно таким захлёбывающимся и ожесточенным лаем, словно кто-то из-за угла постоянно кидался в неё камнями. Гуси тёти Вали были очень драчливыми и страшно кусачими. Поэтому если мы с Маней выходили за калитку и видели стаю тётивалиный гусей, то тут же убегали обратно во двор. У нас была уже в анамнезе бесславная попытка вступить с ними в бой. В итоге мы отделались парой синяков от гусиных щипков и никогда более не лезли на рожон.

Тётя Валя со страшной силой ненавидела людей. Люди отвечали ей взаимностью, но, помня о её глазливости, старались не демонстрировать своей неприязни. Единственный человек, который не опасался тёти Вали и вёл с нею бесконечную войну Алой и Белой Розы, была, естественно, наша Роза Иосифовна.

По первости Ба ходила к сварливой соседке «поговорить за жизнь», и не оставляла надежды как-нибудь облегчить судьбу её забитых дочерей. Но тётя Валя мигом раскусила манёвр Ба и в грубой форме попросила не вмешиваться в её личную жизнь. Я не знаю, в каких именно выражениях тётя Валя «попросила Ба», но к моменту моего знакомства с Маней открытый конфликт между соседками перевалил за добрый десяток лет.

Война была совершенно беспощадной, и велась с переменным успехом для обеих сторон. Да, я должна с горечью признать, что Ба иногда могла стушеваться перед натиском тёти Вали. Но в защиту Ба я могу сказать, что во-первых, такие досадные поражения случалось крайне редко, а во-вторых, подстёгнутая ими, Ба в следующий раз реваншировала с таким отрывом, что тётя Валя отступала, зализывая разрывные и колото-резаные раны, и потом какое-то время при виде своей заклятой соседки переходила на другую сторону улицы.

– Пф!- пренебрежительно фиксировала факты позорного отступления соперницы Ба.

Самое страшное рубилово между Ба и тётей Валей случилось в очереди за кухонными полотенцами.

Дело было так. У Ба вышли белые нитки, и она заскочила за ними в галантерею. И случайно застала счастливый момент, когда на прилавок выкинули кухонные полотенца. Сразу образовалась большая очередь, которую, как назло, замыкала тётя Валя. А у Ба с собой было очень мало денег. И она почему-то решила, что в экстренных ситуациях можно рассчитывать на закон джунглей, когда к водопою допускаются все животные, независимо от их кубатуры, хищности или травоядности.

– Валя, ты не скажешь, что я за тобой?- обратилась Ба к своей заклятой соседке,- я домой за деньгами сбегаю.

Вот как бы вы поступили в такой ситуации? Даже несмотря на то, что буквально дня три назад перелаивались через забор так, что если не вовремя подоспевший дядя Миша, то всё бы закончилось большой кровью? Я почему-то думаю, что вы бы ссудили Ба какое-то количество денег, или постерегли её место в очереди.

Но тётя Валя не искала лёгких путей.

– Нет,- отрезала она,- зачем тебе полотенца, если ты посуду оконными шторами протираешь? Аж за километр видно, какие они у тебя засаленные!

Это был мерзкий удар под дых. Очередь вздрогнула и затрепетала. Все понимали, что двинутая на чистоте Ба не спустит такой гнусной клеветы тёте Вале. И Ба, конечно, не разочаровала публику. Ба моментально вспыхнула и, ничтоже сумняшеся, вцепилась тёте Вале в волосы.

К счастью, в подсобном помещении магазина оказались два крепких грузчика. Она не побоялись встать этаким водоразделом между взбешённой Ба и тётей Валей, чем и спасли магазин, посетителей и продавцов от незавидной участи быть распылёнными в молекулы. Не знаю, как повёл себя в этой ситуации директор магазина, но я бы на его месте выписала отчаянным молодым людям премии и отправила в какой-нибудь санаторий поправлять пошатнувшееся в одночасье здоровье.

Любая, даже самая бесчеловечная война когда-нибудь обязательно заканчивается. Подписываются мирные соглашения, выплачивается контрибуция победившей стороне, восстанавливаются разрушенные города и сёла.

Я хочу рассказать вам о внезапной развязке этой кровопролитной истории. О том, как в одночасье Ба и тётя Валя превратились в добрых соседок.

А для целости повествования здесь обязательно нужно ввести ещё одного персонажа – мою бабулю, мамину маму Анастасию Ивановну Медникову – Агаджанову, ибо долгожданное перемирие между заклятыми соседками случилось при непосредственном её участии.

Бабуля жила в Кировабаде. И иногда, когда позволяло здоровье, она приезжала погостить к нам.

Каждый её приезд превращался в невероятные душевные, и даже физические страдания не только для моего отца, но и для самой бабули.

Во-первых, причина этих треволнений крылась в одной давней ИСТОРИИ, которую, как водится, все делали вид, что забыли, но на самом деле помнили до мельчайших подробностей.

Дело было так. На заре своего замужества мама с папой, за неимением своей отдельной квартиры, жили с папиными родителями.

И как-то бабуля приехала на несколько дней погостить у дочери и зятя. Её приняли с распростёртыми объятиями, но так как других свободных комнат в доме не было, то бабуле постелили в спальне моих родителей. Мама с папой уступили ей свою кровать, а сами легли на диван. Вот. А папе ночью приспичило попить водички. Он прошлёпал в кухню, вернулся, забрался спросонья в кровать, под одеяло к своей жене, и привычно сгрёб её в объятия.

– Ой! Ай!- заверещала моя бабуля пожарной сиреной,- Юра! Это не я! Это не Надя! Это не туда!

Папа пережил такое чудовищное потрясение, что какое-то время после этого чуть ли не светил маме в лицо фонариком, перед тем как ночью забраться к ней под одеяло.

Если до этого случая бабуля с папой просто робели друг перед другом, то после папиного посягательства на бабулину честь, их отношения превратились в сплошную обоюдную муку. Любовь, которая витала между зятем и тёщей, приобрела воистину вселенский по своему размаху, но катастрофичный по форме изъявления характер.

Когда папа приезжал с работы на обед, бабуля, дабы не мешать зятю трапезничать, выскальзывала на балкон, и сидела там до тех пор, пока папа не уезжал обратно на работу.

– Мой зять золото,- периодически выкрикивала она в балконную дверь.

Папа тоже не унимался. Во-первых, он всё не мог отойти от той злополучной ИСТОРИИ, а во-вторых – находился в постоянном духовном поиске – никак не мог для себя решить, как называть свою тёщу. Обращаться к ней по имени он считал фамильярностью, по имени-отчеству – проявлением холодности, а называть её мамой не позволял махровый мужской гонор.