Mao II

– Ну тогда, мне кажется, он у Бриты.

Скотт застыл, держа зубную щетку наперевес.

– Он не у Бриты. С чего вдруг он пойдет к Брите?

– А зачем еще ему оставаться в Нью-Йорке?

– Нам неизвестно, остался он там или нет. Мы даже толком не знаем, зачем он туда поехал. Он мне сказал, что просто заглянет к Чарли Эверсону. Эверсон сказал, что они говорили о новой книге. Нет, с Бритой он на связь не выходил, иначе я бы знал. На днях прислали телефонный счет. Там было бы отмечено.

– А если она ему сама звонила?

– Нет, он куда-то зарылся. Ушел в подполье.

– Опять дал деру от своей книги.

– Книга закончена.

– Не с его точки зрения.

– Он никогда не уезжал, не сообщив мне куда. Нет, теперь он залег на самое дно.

Скотт пошел в ванную и почистил зубы. Вернувшись, уставился на Карен, пока та не сообразила, что на нее смотрят.

– Надо заняться описью вещей, - сказал он.

– Но раз его здесь нет…

– Тем более. Нужно как следует прибраться в его кабинете.

– Ему не нравится, когда мы туда заходим.

– Ему не нравится, когда я туда захожу, - сказал Скотт.
– Полагаю, иногда по ночам он явно одобряет твое присутствие. Ночью или под вечер, пока я езжу за луком для тушеной баранины.

– Или за огурцами для салата.

– В кабинете нужно прибраться и все аккуратно разложить. Пусть, когда вернется, сможет для разнообразия найти все, что захочет.

– Через день-два он нам позвонит, тогда спросим разрешения.

– Он не позвонит.

– Надеюсь, что позвонит.

– Он свалил не для того, чтобы нам звонить.

Скотт лег, поднял воротник своей пижамы.

– Дадим ему шанс, хорошо? Вдруг все-таки позвонит, - сказала Карен.
– Большего я не прошу.

– Он задумал какую-то трудную, отчаянную авантюру, не предполагающую нашего участия.

– Скотт, он нас любит.

Она смотрела на экран телевизора, стоявшего в изножье кровати. Женщина на велотренажере, одетая в облегающее блестящее трико, что- то говорит в камеру; в угол экрана втиснута другая женщина, размером с мизинец, переводящая монолог первой женщины на язык жестов. Карен, скользя взглядом по экрану, всматривается в обеих. От мира она почти не отделена. Всё в себя вбирает, всему верит; боль, экстаз, консервы для собак… для нее всё не от мира сего, всё божья роса. Бездумность младенческая. Скотт не сводил с нее глаз и ждал. Она носит в себе вирус будущего - это, правда, Билл говорит, не я.

"Прежде чем переходить улицу, посмотри на указатель", - напоминал себе Билл. Очень даже разумно, во всех бы городах такой закон ввести - крупными белыми буквами тебе сообщают, куда надо смотреть, если жить не надоело.

Смотреть на Лондон ему было неинтересно. А то он его раньше не видел! Из такси, мельком, три секунды: Трафальгар-сквер, неизбежные воспоминания, дух места; строители понаставили заборов, закутали здания синей пленкой, но ничегошеньки не изменилось - территория мечты, двуликая, как все знаменитые достопримечательности, отчужденно-безразличная, но одновременно знакомая, родная, врезанная в душу навеки. Он ни на что не обращал внимания, кроме указателей. Посмотрите налево. Посмотрите направо. Казалось, эти фразы по-своему отвечают на основной, обсосанный-пережеванный вопрос бытия.

Какие же дрянные ботинки. А в груди - такое ощущение, будто ребра размякли. И в горле першит.

Ему захотелось вернуться в гостиницу и немного поспать. Чарли продиктовал ему название отеля в Мейфэре, но Билл остановился не там, а в каком-то второразрядном сером клоповнике и уже начал ворчать про себя, что надо бы потребовать деньги назад.

В номере он снял рубашку, подул на влажный от пота воротник, подсушивая его, удаляя волосы и пыль. В одолженной у Лиззи спортивной сумке ле жали его халат и пижама, а также купленные в Бостоне носки, белье и туалетные принадлежности.

Он сам не знал, действительно ли хочет это сделать. Ощущение, что решение верное, уже ушло. Теперь одолевали предчувствия, в горле стоял небольшой, но неотвязный комок, отлично знакомый ему по работе, по тем моментам, когда охватывает страх, когда сомнения берут в кольцо, когда понимаешь: впереди поджидает то, с чем лучше не сталкиваться, персонаж какой- нибудь или просто сама жизнь, ведь жить всегда было ему не по силам.

Он позвонил Чарли в отель.

– Билл, ты где?

– Из окна видна больница.

– И это тебя утешает.

– От гостиницы мне нужно только одно. Близость к жизненно необходимым службам.

– Предполагалось, что ты поселишься в "Честерфилде".

– Уже одно это название несовместимо с моей ценовой политикой. Оно пахнет тисненым бархатом.

– Платишь не ты. Платим мы.

– Я так понял, что за билеты на самолет.

– И за гостиницу. Это же само собой разумеется. И сопутствующие расходы. Давай-ка выясню, свободен ли еще твой номер.

– Я уже здесь расположился.

– Как это "здесь" называется?

– Через минутку-другую вспомню. А пока скажи мне насчет сегодняшнего вечера - все остается в силе?

– Да вот сейчас подыскиваем новое место. Только-только успели освоиться в одном замечательном зале, который нашел мой коллега - связи у него фантастические. Библиотека собора Святого Павла. Все, о чем я мечтал, - возвышенная атмосфера, дубовые панели, каменные барельефы, тысячи книг. И вот сегодня, начиная с полудня, туда стали звонить неизвестные лица.

– Угрозы.

– Сообщения о заложенной бомбе. Мы пытаемся не допустить огласки. Но старший библиотекарь спросил, не предпочтем ли мы перенести наше мероприятие в какое-нибудь другое место. Кажется, только что удалось подобрать одно, очень надежное, и мы договариваемся насчет тайного дежурства полиции. Но все равно обидно, Билл. Жалко покидать библиотеку: хоры, сводчатый потолок, наборный паркет.

– Те, кто звонит по телефону, бомб не взрывают. Настоящие террористы звонят после того, как дело сделано. Если вообще звонят.

– Знаю, - ответил Чарли, - но мы все равно стараемся обезопасить мероприятие по максимуму. Количество журналистов сократили. А адрес будем скрывать до последнего момента. Людей собираем в прежнем месте, а потом везем арендованным автобусом в истинное.

– Чарли, помнишь, была такая вещь - "литературная жизнь"? Пьянки, красивые девушки…

– Приезжай в "Честерфилд" к семи. Чтобы было время просмотреть стихи, которые ты должен зачитать. Оттуда поедем вместе. А потом, после всего, поужинаем без посторонних, вдвоем. Надо поговорить насчет твоей книги.