Марь

Он опять улыбнулся, на сей раз многозначительно.

Глава 14

Катюша тоже услышала то ли стон, то ли плач, испуганно сжала Стешину ладонь, спросила шепотом:

— Кто это?

Стеша не знала. И, если честно, не хотела знать. Единственное, чего она хотела, это поскорее выйти к дому. Здесь, на болоте, был какой-то особенный, пропитанной водой и туманами мир. Здесь ни в чем нельзя было быть уверенной, нельзя было доверять ни своим глазам, ни своим ушам.

— А если это они? — все так же шепотом спросила Катя.

— Кто они?

— Марёвки.

— Если это марёвки, то они прекрасно сами справятся! — сказала Стеша неестественно бодрым голосом. — Они же живут на болоте, так?

— Так. — Катюша кивнула, но в Стешину руку вцепилась еще сильнее, а потом сказала: — Пойдем быстрее домой.

Дальше шли молча, в полной тишине. Впрочем, не в полной. Болото жило своей невидимой глазу жизнью: тяжко вздыхало, пристально следило за чужаками. Пусть следит, только бы выпустило! Только бы не превратилось в одночасье в огромное, скрытое подо мхом и водой чудовище. Стеше казалось, что они уже у цели, что болото вот-вот кончится, когда звук повторился. На сей раз не было никакого сомнения, что это не просто звук, это плач! Так мог плакать только маленький, попавший в беду ребенок. Стеша замерла, прислушиваясь, пытаясь сообразить, откуда доносится плач. Она только сейчас поняла, что они с Катюшей бредут по колено в молочно-белом, осязаемо-плотном тумане. И туман этот искажает не только предметы, но и звуки.

— Стеша, там кто-то плачет…

— Тише! — шикнула она на сестру.

Катюша не обиделась. Она замолчала и затаилась. Кажется, даже дышать перестала, чтобы лучше слышать. И плач снова повторился. На сей раз тише, но не из-за расстояния, а из-за того, что ребенок устал, потерял остатки сил. Стеше хватило этого едва слышного звука, чтобы наконец понять, в какую сторону идти. Если бы не туман, если бы не ответственность за младшую сестру, она бы побежала. Но приходилось идти, пробираться вперед едва не на ощупь, крепко сжимая ледяную Катюшину ладошку.

Метров через сто стало ясно, что они уже близко. А еще стало ясно, что плачет не ребенок. Вернее, ребенок, но не человеческий. Кто-то жалобно скулил в тумане. Этот кто-то уже отчаялся и не надеялся на спасение. И был он совсем-совсем близко. Всего пару шагов — и Стеша увидит. Она сделала ровно тринадцать шагов по зыбкой, сочащейся водой моховой подушке и увидела.

Существо барахталось в болотном «оконце», уже не делая попыток выбраться на берег. Существо было черное и грязное. Стеша видела лишь острые уши и светящиеся тусклым оранжевым светом глаза.

— Волчок, — сказала Катюша за ее спиной.

А ведь и правда волчок. Не волчок даже, а маленький волчонок, бог знает как оказавшийся в трясине.

— Стеша, мы же его спасем, да? — Катя сделала шаг к краю «оконца».

— Стой! — Стеша схватила сестру за руку, оттащила от воды. — Катя, стой тут! Стой и не шевелись!

— А ты его спасешь? — Катя замерла и с надеждой посмотрела на Стешу.

— А я его спасу!

Она не знала, как будет спасать это измученное, потерявшее силы и надежду существо, но точно знала, что не сможет пройти мимо, не возьмет на душу такой грех. Самодельный посох все еще был при ней. Но поймет ли волчонок, что она хочет сделать? Хватит ли у него сил?

Стеша встала на четвереньки на берегу «оконца», выкинула вперед руку с посохом, сказала тихо и ласково, чтобы не напугать:

— Хватайся, маленький! Ну же, хватайся за палку!

Несколько долгих мгновений волчонок продолжал беспомощно барахтаться в болотной жиже, а потом его оранжевые глаза сделались ярче. Промелькнуло в них что-то: то ли понимание, то ли надежда.

— Хватайся! — повторила Стеша, подталкивая посох как можно ближе к волчонку. — Ну, давай!

Он оказался сообразительным, этот несчастный звереныш. Он вцепился челюстями в палку, он даже пытался загребать передними лапами, помогая Стеше. Стеша потянула палку, борясь с трясиной, не желающей отпускать свою жертву. Она почти справилась: волчонок был на расстоянии вытянутой руки от нее, когда его покинули последние силы. Под воду он ушел тихо и молча. Просто закрыл глазки, просто разжал челюсти. И Стеша сделала непоправимое: забыла про сестру, про свои обязательства и страхи. Соскальзывая с моховой кочки в ледяную воду, она думала только о звереныше.

Трясина сначала застыла, наверное, от неожиданности, что вместо одной жертвы получит сразу две, а потом радостно причмокнула. Твердь ушла из-под Стешиных ног. Теперь уже сама Стеша барахталась в черной, обжигающе холодной жиже. В ушах звенело то ли от холода, то ли от шока. Где-то далеко за пределами слышимости кто-то плакал и звал ее по имени, а она барахталась, пытаясь нашарить в трясине звереныша. У нее получилось не с первого и не со второго раза. Но когда она уже почти потеряла надежду, рука наткнулась на что-то маленькое и шерстяное. С диким победным воплем Стеша ухватила волчонка за загривок, выдернула из трясины.

Как долго он был без воздуха? Он все еще жив или уже мертв? Стеша не знала. Собрав остатки сил, она забросила звереныша на твердую землю. А когда забросила, поняла, что самой ей выбраться не суждено. Посох, ее единственная надежда на спасение, утонул, а у Катюши не хватит сил сломать или хотя бы согнуть для нее деревце. Да и нет поблизости деревьев. Ни деревьев, ни кустов.

— Катенька, — прохрипела она, отплевывая горькую болотную жижу. — Катюша, мы уже близко от дома. Просто иди вперед и никуда не сворачивай!

Стеша точно знала, что они близко. Чувствовала каждой клеточкой тела.

— Ты не бойся, Катя, все будет хорошо!

— А ты?

Сестра стояла у края «оконца». Слишком близко, опасно близко.

— А мы со щеночком потихонечку.

— Я позову бабушку, Стеша! — Катя отступила на шаг.

— Конечно! Позови бабушку, Катюша!

Бабушки нет дома, да и не успеет никто к Стеше на помощь. Но Катя не должна видеть, как она умрет. Не должно это стать ее последним воспоминанием о старшей сестре.

— Беги! — Стеша улыбнулась. Чего стоила ей эта улыбка, она и сама не знала. Она хотела, чтобы Катя запомнила ее улыбающейся. Наверное, так будет легче им обеим.

— А щеночек? — Катя присела перед зверенышем. — Он, кажется, умер, Стеша.

— С ним все будет хорошо! Иди, милая, не теряй время!

Катя отступила еще на шаг. Она пятилась и все смотрела и смотрела на Стешу, а потом, наконец, развернулась и побежала со всех ног. Стеша вздохнула. Это был вздох облегчения, один из немногих вздохов, которые у нее еще остались. В этот момент она жалела не себя, а Катюшу, которая останется в этом мире совсем одна, и звереныша, которого так и не удалось спасти. Звереныш лежал на моховой кочке неподвижной черной кляксой. Его грудная клетка не двигалась. Стеша тоже старалась не двигаться: каждое движение, каждый вздох приближали ее конец. Если не двигаться, можно протянуть чуть дольше. Не так долго, как хотелось бы, не до старости, но еще хотя бы несколько минут. На излете жизни эти несколько минут приобрели особое значение.