Марь

— Имей в виду: деньги я тебе не верну! — Наконец решился Apec. — Даже если у нас ничего не выгорит, даже если мы не найдем никаких сокровищ!

— Можешь не возвращать.

— И то, что найдем, делим пополам.

Стэф многозначительно приподнял брови.

— Ясно. — Apec кивнул. — Был неправ, перегнул палку, много на себя взял. Сорок мне, шестьдесят тебе!

— Двадцать тебе, восемьдесят мне. И деньги можешь не возвращать.

Apec думал недолго. Стэф даже не сомневался, каким будет его решение. Только дурак откажется от такого предложения. А парень дураком не был. Мало того, он был авантюристом, и если бы Стэфу вздумалось торговаться дальше, вполне согласился бы работать исключительно за идею. Стэф знавал таких сумасшедших. Да что там, он сам был одним из них!

— По рукам! — сказал Apec, и они обменялись рукопожатиями, скрепляя достигнутое соглашение. — Но ты должен осознавать все риски! Светится почти вся карта! Ну, за исключением деревни.

— Это место тоже светится? — Стэф похлопал по ступени крыльца.

— Да. Я потому сюда и сунулся, что светится. Не на болото ж мне было переться? Решил начать с малого.

— Это хорошо. А можно мне взглянуть на карту? — спросил Стэф.

— А можно мне взглянуть на деньги? — с наглой усмешкой отозвался Apec.

— Я не держу при себе столько наличных. Но деньги можно перевести на твой счет.

— Предпочитаю наличными. Готов подождать! — решил Apec, а Стэф понимающе кивнул. Всегда приятнее иметь дело с наличными. Опять же, налоговой до них нет никакого дела, пока она о них не узнает. — Но ты можешь написать мне расписку! Типа, я дал тебе в долг и все такое. — Apec хитро сощурился.

— А ты не пропадешь! — сказал Стэф одобрительно. — Павел, а у тебя точно в покровителях бог войны Apec, а не бог богатства Плутос?

— А ты сечешь в мифологии! Уважаю! — Apec расплылся в довольной ухмылке.

— Так что с картой? — Стэф решил, что самое время перейти к делу. — Покажешь?

— Момент! Она у меня в рюкзаке!

Apec вскочил на ноги, скрылся в доме. Вернулся он минут через пять, на ходу открывая пластиковую папку.

— Вот! — Он положил на ступеньку рядом со Стэфом листок бумаги. — Любуйся!

Стэф любовался не долго, а потом сказал с мягким укором:

— Не разочаровывай меня.

— Что? — Apec выглядел озадаченным и, кажется, смущенным. — Что не так?

— Все не так. — Стэф отодвинул от себя листок. — Это не та карта.

— Откуда ты… — Начал было Apec и тут же осекся. Он заграбастал листок, сунул обратно в папку, сел рядом, сказал чуть виноватым тоном: — Я подумал, что нет разницы, копия это или оригинал. Все равно же кроме меня никто это свечение не видит. Как ты понял, что это копия?

— Как-то понял, — сказал Стэф и многозначительно посмотрел на папку. — Оригинал у тебя с собой?

Apec молча кивнул и так же молча вытащил из папки еще один листок. А потом, когда Стэф разложил его у себя на коленях, спросил:

— Ты тоже видишь это свечение?

— Нет. — Стэф покачал головой. — Но я точно знаю, что это очень необычный документ.

Глава 12

— Кто это? — спросила Стеша, когда за ночным гостем захлопнулась дверь. — Откуда вы его знаете?

— Иди спать, Стэфа, — сказала баба Марфа резко.

— Я не могу. — Стеша покачала головой. — Я хочу понять, что это за человек и почему он пришел к вам.

— Это давняя история.

— В вашей истории есть место знакомству с немцем? — Стеше хотелось кричать, но она заставляла себя говорить шепотом. — Вы его даже когда-то спасли! От чего вы его спасли?

По стеклу в последний раз мазнул луч электрического фонарика, потом поодаль взревел мотор, и все затихло. Стеша стояла, прижав обе ладони к груди. Дыхание сбоило, воздуха не хватало, а лоб покрылся холодным потом. Когда она испугалась сильнее: когда в их дверь постучались угарники или когда явился этот немец? От угарников у бабы Марфы, кажется, имелась защита. Интересно, а от фрицев имелась? И когда те или другие явятся в следующий раз?

— Было время, — баба Марфа заговорила очень медленно, словно подбирая слова, — время, когда им можно было приезжать к нам. Не всем, но ученым можно было. Герхард был историком. По крайней мере, он им представлялся. Ходил по деревне, собирал всякие… россказни. А потом сунулся на болото и попал в трясину.

— А вы его вытащили? — спросила Стеша.

Баба Марфа молча кивнула, а потом сказала:

— Не делай добра — не получишь зла.

— Кто такая Анна? — снова спросила Стеша. — Кто была эта женщина? Почему она покончила с собой?

Баба Марфа ничего не ответила, но во взгляде ее Стеша увидела холодную и неизбывную ярость. Эта ярость касалась не ее, Стеши, и даже не явившегося незваным гостем немца. Эта ярость касалась уже давно мертвой женщины.

— Она получила по заслугам, — едва слышно ответила баба Марфа и, ни говоря больше ни слова, пошла в комнату, которая по большей части была заперта на ключ и к которой ни у Стеши, ни у Катюши не было доступа.

Стеша как-то пробовала заглянуть в окошко со двора, но оно было плотно занавешено. Ей удалось заглянуть в эту комнату лишь однажды, и то одним глазком, поверх старухиного плеча. Разглядеть удалось не так чтобы много: в памяти Стеши остались только письменный стол и высокий, до самого потолка, книжный шкаф. Ни то, ни другое никак не вязалось с образом необразованной деревенской старухи. Впрочем, можно ли считать бабу Марфу необразованной лишь потому, что она живет в такой глуши? У Стеши не было ответа на этот вопрос. У нее вообще было больше вопросов, чем ответов. А баба Марфа не спешила на них отвечать.

До рассвета оставалось два часа. Стеша понимала, что уже не сомкнет глаз, но по босым ногам тянуло холодом, а тело била дрожь возбуждения. Она на цыпочках вернулась в спальню, забралась в кровать, до самого подбородка натянула одеяло и уставилась в потолок. Из соседней комнаты не доносилось ни звука, как она не вслушивалась.

Наверное, Стеша все-таки задремала, потому что очнулась от тихого металлического лязганья. Это были привычные уже утренние звуки, с которыми баба Марфа двигала на припечке чугунки и сковороды, готовя им с Катюшей нехитрый завтрак. Стеша вошла в комнату, зябко кутаясь в кофту, присела к столу и сказала сиплым со сна голосом: