Марфа окаянная

«Воины же князя великого и после боя того сражались часто по посадам новгородским вплоть до немецкой границы по реке Нарве, и большой город, называемый Новым Селом, захватили и сожгли. А воеводы великого князя, чуть отдохнув после боя того и дождавшись своих, послали к великому князю Замятню с той вестью, что помог им Бог, рать новгородскую разбили. И тот примчался к великому князю в Яжелбицы того же месяца в восемнадцатый день, и была радость великая великому князю и братьям его, и всему войску их, ибо был тогда у великого князя и царевич Даньяр, и братья великого князя, благоверные князья Юрий, и Андрей, и Борис, и бояре их, и всё войско их. И тогда дал обет князь великий поставить в Москве церковь памяти святого апостола Акилы, что и исполнил, а воеводы, князь Даниил и Фёдор, другую церковь, в честь Вознесения.

А в ту же пору был у великого князя из Новгорода от избранного архиепископа и от всего Новгорода Лука Клементьев за охранной грамотой; князь же великий дал им охранный лист и отпустил его из сел возле Демона; а князю Михаилу Андреевичу и сыну его князю Василию воеводы новгородские, которые были осаждены в городке Демоне, били челом и сдались с тем, что их живыми выпустят, а за другое что не держались; а с города дали выкупа сто рублей новгородских.

А от псковичей пришёл к великому князю в Игнатичи с Кузьмою с Коробьиным посадник Никита с тем, что псковичи всею землёю своею вышли на его службу, своего государя, с воеводой князем Василием Фёдоровичем, и по дороге стали новгородские поселения грабить и жечь, и людей сечь, и, в дома запирая, жечь. Князь же великий послал к ним Севастьяна Кушелева да прежнего посла их Василия с ним от Полы-реки.

Месяца того же на двадцать четвёртый день, на память святых великомучеников Бориса и Глеба, пришёл князь великий в Русу, и тут повелел казнить отсеченьем головы новгородских посадников за их измену и за отступничество: Дмитрия Исакова Борецкого, да Василия Селезнёва, да Еремея Сухощёка, да Киприана Арбузьева; а иных многих сослал в Москву да велел их бросить в тюрьму, а незнатных людей велел отпускать в Новгород, а Василия Казимера, да Кузьму Григорьева, да Якова Фёдорова, да Матвея Селезнёва, да Кузьму Грузова, да Федота Базина велел отвезти на Коломну да заковать их. А сам пошёл оттуда на Ильмень-озеро к устью Шелони и пришёл там на место, называемое Межбережье и Коростынь, двадцать седьмого в субботу.

И в тот же день был бой у воевод великого князя с двинянами, у Василия Фёдоровича Образца, а вместе с ним были устюжане и прочие воины, да у Бориса Слепца, а вместе с ним вятчане, бой у них был на Двине с князем Василием Шуйским, а с ним вместе были заволочане все и двиняне. Было же с ним рати двенадцать тысяч, а с воеводами великого князя было рати четыре тысячи без тридцати человек. И та и другая стороны бились на берегу, выйдя из лодок, и начали биться в третьем часу дня того, и бились до захода солнечного, и, за руки хватая, рубились, и знамя у двинян выбили, а трёх знаменосцев под ним убили: убили первого, так другой подхватил, и того убили, так другой подхватил, и того убили, так третий взял, убив же третьего, и знамя захватили. И тогда двиняне взволновались, и уже к вечеру одолели полки великого князя и перебили множество двинян и заволочан, а некоторые потонули, князь же их раненый бросился в лодку и бежал в Холмогоры; многих же в плен взяли, а потом и селения их захватили, и возвратили всю землю ту великому князю. Убили же тогда князя великого рати пятьдесят вятчан, да устюжанина одного, да человека Бориса Слепца, по имени Мигуна, а прочие все Богом сохранены были».

Московская повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород

«В то же время князь великий Иван Васильевич послал войско своё за Волок, и князь Василий Васильевич и воевода заволоцкий Василий Никифорович вышли навстречу со своим войском и с жителями Заволочья и Печоры. И сошлись они в ратном бою, и пало многое множество с обеих сторон, а двиняне не пошли за князем за Василием Васильевичем и за воеводой за Василием Никифоровичем, и ополченье выбилось из сил, и заволоцких порубили, и двинян порубили тоже. А князя Василия Васильевича и воеводу Василия Никифоровича Бог сохранил, и прибыли в Новгород с небольшой дружиной, а князь великий хотел пойти на Новгород».

Новгородская повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород

еликий князь Иван Васильевич принял вестника от Холмского, сына боярского Ивана Замятню, остановившись в ямском селении Яжелбицы, в трёх днях пути до Русы {42} . Сюда же прибыли и братья его с ратями: Юрий, Борис и Андрей Большой {43} . Все собрались в великокняжеском шатре.

Донесение о Шелонской победе было составлено подробнейшее, Данило Холмский, как ни торопился поскорее отправить вестника, уже давно готового и нервничающего от нетерпения, всё не отпускал дьяка-писца, проверяя, ничего ль не упущено и так ли описано течение битвы. О заслугах воевод, о своей прозорливости вслух не говорилось, однако подразумевалось недвусмысленно. Не упоминалось и о последнем отчаянном натиске новгородцев, организованном Дмитрием Борецким, натиске, грозившем смять москвичей. О том, что в какой-то момент исход сражения был неясен, великому князю доносить необязательно. Холмский и без того опасался серьёзных упрёков за то, что под Коростынью дал застать себя врасплох, и винил себя за это.

42

Великий князь Иван Васильевич принял вестника от Холмского, сына боярского Ивана Замятню, остановившись в ямском селении Яжелбицы, в трёх днях пути до Русы. — Иван Замятня (Замятин) — сын боярский московский, находился в отряде князя Д. Д. Холмского и был послан им с известием о Шелонской победе к великому князю Ивану III. За привезённую добрую весть Замятня был пожалован землями и чином окольничего.

Яжелбицы — село в Новгородской земле. Принимая там новгородских послов в 1471 г., великий князь Иван III вложил в это символический смысл: в 1456 г. там же его отец Василий II после победы над Новгородом заключил выгодный договор. Теперь Иван III демонстрировал преемственность своей политики с политикой отца и придавал своей акции оттенок завершения трудов Василия II но покорению Новгорода.

43

Сюда же прибыли и братья его с ратями: Юрий, Борис и Андрей Большой. — Юрий Васильевич (1442 — 12.09.1480), князь Дмитровский, Можайский, Серпуховский и Хотуньский, второй сын великого князя Василия II. Отличался независимым правом, но должен был до смерти своей подчиняться старшему брату — великому князю Ивану III. Участвовал во всех его походах, в частности на Новгород в 1471 г. После смерти (князь Юрий был бездетным, так как Иван III запретил ему жениться) Иван III присвоил себе удел князя Юрия, что послужило причиной раздора между Иваном III и младшими братьями, желавшими получить долю в наследстве князя Юрия.

Андрей Васильевич Большой (1446 — 1493) — князь Углицкий и Звенигородский, третий сын великого князя Василия И. До 1480 г. беспрекословно подчинялся старшему брату — великому князю Ивану III, участвовал во всех его походах, в том числе на Новгород в 1471 г., но после смерти князя Юрия Васильевича потребовал доли в его наследстве, вступил в конфронтацию с Иваном III, завершившуюся тем, что в 1492 г. князь Андрей был заточен в темницу, где вскоре и умер. По легенде, Иван III любил Андрея Большого больше всех своих братьев и очень сожалел о его заточении, но не мог освободить князя Андрея, так как считал, что это привело бы к новой междоусобной войне.

Борис Васильевич (1450 — 25.05.1494) — князь Волоцкий, шестой сын великого князя Василия II. До 1480 г. беспрекословно подчинялся старшему брату — великому князю Ивану III, участвовал во всех его походах, в том числе на Новгород в 1471 г., но после смерти князя Юрия Васильевича потребовал доли в его наследстве и с тех пор время от времени вступал с ним в споры, отстаивая свои удельные права. В 1492 г. после заточения князя Андрея Большого, опасаясь подобной участи, бежал в Литву, но скоро вернулся, был прощён и княжил в своём уделе до смерти.

— «Будь здрав, государь, на многие лета, — читал радостным молодым голосом Замятня. — По приказу твоему пригнали мы к Шелони. Там же наехали на рать новгородскую, тысяч сорок их. Весь Велик Новгород со знаменитыми воеводами своими, и многие другие посадники и лучшие люди. О всём же походе рати новгородской мы ведали, им же ничто о нас ведомо не было...»

Братья великого князя, поддаваясь радости в голосе Ивана Замятни, начали успокаиваться, одобрительно переглядываться друг с другом, тоже заулыбались. Иван Васильевич сидел серьёзен, сосредоточен, слушал внимательно, не глядя ни на кого.

— «В обед, на Акилу-апостола, реку перейдя, нечаянно для ворогов стали мы перед самым станом новгородским. Татары же утресь ещё в обход были посланы и за спиной новгородцев в засаду сели. Всё ж новгородцы-то вборзе исполнились и стали пред нами силой несметной. Аз же, видя их настроение, на воев своих полагаясь и на засаду татарскую упование имея, не устрашился. Воеводы же их, видя, что мало нас, похвалялись и на нас хулу, яко псы, лаяли. По завету твоему, государь, не ждя их, сам аз ударил по ним, лучникам стрелы в коней пущать повелев. Великое смятенье пошло у них, кони понесли, все полки их перепутались. Ударил тогда аз на них с сулицами [63] и с копьями. Они сперва крепко бились, мы же, коням их не давая на место стать, стрелами и сулицами избивая, теснили со всех сторон. Видя, что поддаются они, крикнул аз в трубы трубить, в набаты бить — знак сие татарам. Ударил аз сей же часец с лучшим полком своим новгородцев с левой руки. Мало щит подержавши, дрогнули они, а в сие время изгоном с великим криком наша татарская конница сзади врезалась в ряды их...»

63

Сулица — мётное копьё.

Вошёл дьяк Степан Бородатый, терпеливо встал поодаль, ожидая, когда Замятня окончит чтение. Братья великого князя, когда речь напрямую зашла о победе на Шелони, ещё более оживились. Поход на Новгород оказался необременительным, потери были малыми и добыча богатой, каждый уже прикидывал в уме сумму откупа, на которую потратятся новгородцы, чтобы остановить дальнейшее наступление московских ратей.

«Заслужил себе боярство князь Данило», — подумал Иван Васильевич с некоторым огорчением. Но оно было недолгим. Иван понял, что отряд Холмского решил судьбу похода и что от Новгорода нечего уже опасаться какого-либо серьёзного сопротивления.

— «Помог нам Господь! — заражаясь общей радостью, читал с ликованием Замятня. — Один за другим полки их спины к нам оборачивать стали. Мы же, с татарами соединясь, гнали их вёрст двадцать. Сулиц наших боясь и сабель татарских, бросали доспехи свои новогородцы и, яко пьянии либо безумнии, гнали по воле коней своих. Много избито было, конями потоптано, в Шелони потоплено. Мыслю, боле десяти тысяч изгибло. Многих же лучших людей, а простых того боле, полонили — около двух тысяч всех-то, что живых руками поймали...»

— Список лучших мне представь, — велел Иван Бородатому.

— Готов уже, — отозвался тот.

— Что же, братья мои, — сказал Иван. — Господь на нашей стороне супротив отступников. Осталось довершить начатое. То-то батюшка порадовался, был бы жив!

Братья закивали, поднимаясь.

— Тут Лука Клементьев из Новгорода прибыл просить опас для наречённого архиепископа Феофила и прочих послов, — продолжал Иван. — Я полагаю, пущай едут, послушаем. Но ожидать их не станем, дале двинемся. Завтра же и выступим. А ты отдыхай пока, — сказал он Замятне. — Ближе к вечеру пир будет у нас во славу победы.

Когда все разошлись, Иван пристально взглянул на Бородатого:

— Что у тебя?

Дьяк переступил с ноги на ногу:

— Из Новгорода вести недобрые. Посады пожгли, приготовились долго обороняться, пушки готовят и стены укрепляют.

Иван заскрипел зубами:

— Не уймётся никак гнездо осиное! Дай-ка список мне, кого Холмский из господы новгородской поймал.

Бородатый с поклоном протянул ему бумагу. Иван начал смотреть список и, не закончив, сунул лист обратно дьяку:

— Чти-ка сам, Степан Тимофеевич, прикасаться к ним не желаю. Да говори, что знаешь про них.

Бородатый начал перечислять полонённых из новгородской знати, начиная с главного воеводы разбитого ополчения Василия Александровича Казимера.

— Решимостью не отличается, — покачал Бородатый головой. — Рать возглавил по принуждению, не отважился отказаться. Брат Якова Короба, с тем у меня сношения тайные, от него про посады сожжённые и узнал.

Иван презрительно усмехнулся:

— Не оттого ль воеводой избрали его, что имена у них с королём схожи? — Бородатый хихикнул, поддакивая шутке. — Дале читай.

— Дмитрий Борецкий, Марфин старший сын. Этот прямодушен, упрям, что в голову вобьёт себе, от того уж не отступится. В Литву ездил с посольством. Уважаем вечем. Однако после того как ты, государь, его своим боярином пожаловал, нажил завистников среди бояр. Тут расчёт наш оправдался.

— С этим ясно всё. Дале кто?

— Василий Селезнёв Губа, сотоварищ Борецкого. Нас ненавидит. И брат Матвей с ним. Дале Павел Телятьев и Грузов Козьма, племяши Казимеровы, тот сестричами не обделён, с половиной Новгорода в родстве.