Марфа окаянная

— Это кто ещё?

— Да ведь это Люша! — воскликнул Акимка. — Ольга! Богатой Настасьи племянница! Я её знаю!

— Пропусти! — приказала Марфа Ивановна.

Дворецкий отступил в сторону, и Ольга, сверкнув на него глазами, быстро направилась к Борецкой.

— Ишь ты! — промолвила Марфа Ивановна, оглядывая её. — И впрямь Ольга. Давно не видела тебя и не узнала бы, если б не подсказали. Взрослая стала.

Ольга остановилась и поправила платок, пряча волосы. Вблизи было видно, что они местами опалённые огнём.

— Ну? — строго спросила Борецкая. — Зачем пожаловала? Чего Настасье надо от меня?

— Она не знает, — сказала Ольга. — Иначе убьёт меня.

Марфа Ивановна удивлённо вскинула брови.

— С дурной я вестью, — продолжала Ольга. — Вои московские в Новгород прибыли. Велено им Ваню поймать.

У Марфы Ивановны похолодело в груди, ноги ослабли. Настя заметила, подскочила, и Борецкая тяжело оперлась на её плечо.

— Почём знашь? — прошептала пересохшими вмиг губами.

— Подслушала. Тётка с кем-то на дворе перемолвилась, а кто ей донёс, не ведаю, темно было. Голос вроде знакомый, а не вспомню.

Подбежала Олёна с невысокой скамьёй. С её и Настиной помощью Марфа Ивановна тяжело опустилась на скамью и глубоко задумалась.

— Бежать ему надо! — волнуясь сказала Ольга. — В любой момент прийти могут!

Марфа подняла на неё глаза:

— А что тебе за дело до нас? Не Григорьевой ли подослана с подвохом каким? С вас станется!..

Ольгины зрачки сузились от гнева и возмущения.

— Ваня спас меня, — произнесла она каким-то глухим, не своим, голосом. — И я ему добром отплатить хочу. А не верите мне, так я... так мне...

Ольга не договорила, глаза её наполнились слезами, и она отвернулась, топнув в досаде каблучком.

Олёна подошла и обняла её сзади за плечи:

— Не гневайся, девочка. Я верю тебе. Думаешь, не заметила, как вы с Ванечкой в храме ворковали, чисто голубки? Да только пропал Ваня, Волчика своего отправился искать и не вернулся до сих пор.

— Волчик — это волк, да? — оглянулась на неё Ольга с детским любопытством. — Так и не поглядела я на него... А может статься, Ваню уже?..

Глаза её расширились от ужаса, и она прикрыла ладонью рот.

— Никита! — позвала Марфа Ивановна. — Никитушка, подойди.

Никита, совсем уже готовый и приторачивающий меч к седлу, оторвался от своего занятия и подошёл к Борецкой.

— Когда Ваню найдёшь, сюда уже боле нельзя вам возвращаться, — сказала она негромко и, оглянувшись на стоящих рядом, прикрикнула: — А ну, оставьте нас наедине потолковать! Много знать да слушать никому из вас не пожелаю ныне.

Все повиновались, и Марфа Ивановна негромко, почти шёпотом, начала объяснять что-то Никите. Тот слушал серьёзно и сосредоточенно, изредка кивая в ответ. До чутких Ольгиных ушей донеслось:

— ...А я весточки от вас ждать буду. Уж сам сообрази, как подать её...

Марфа Ивановна сняла с левого безымянного пальца перстень и протянула Никите. Затем кликнула Олёну и велела ей принести мешочек с серебром, который Никита также принял с поклоном и спрятал под поясом.

— С Богом! — благословила его Борецкая, перекрестив и поцеловав в лоб.

Никита поклонился в пояс. Затем подошёл к Двинке. Овчарка завиляла хвостом. Никита сел на коня и выехал из ворот. Двинка уверенно побежала впереди коня вниз по Великой улице.

Марфа Ивановна постояла в задумчивости и медленно направилась к крыльцу, опираясь на плечо Олёны.

Ольга тронула Акимку за рукав и произнесла с растерянностью:

— А ведь мне, Акимка, идти некуда. Дома Настасья со свету сживёт, когда узнает, что я здесь была. А она узнает, уж это точно...

— Как же быть-то? — захлопал тот глазами.

— Схорониться бы мне, — промолвила Ольга с тоскою. — А потом видно будет. Хоть в монастырь.

— Я бы у себя тебя спрятал, да ведь погорели мы, — сказал виновато Акимка и вдруг спохватился, что отец давно его, верно, ждёт и гневается. Вдруг в голову ему пришла неожиданная мысль. — А ты Макарку помнишь? Ну того, что на берегу с ножичком на Ваню бросился?

— А, помню, — ответила Ольга.

— Може, у них спрятаться тебе?

— Всё равно, — вздохнула она обречённо.

— Только тебе надо поплоше чего на себя надеть. А то как на праздник вырядилась.

— Я всегда так хожу, — с удивлением сказала Ольга, осматривая себя.

Тем временем Акимка подскочил к Насте и принялся ей что-то горячо объяснять и доказывать.

— С Марфой Ивановной бы посоветоваться, — засомневалась Настя. — Ну ладно. Авось не забранит. Боярынька тоже ведь не за себя старалась, за Ванечку. Ну-ка, милая, поди сюды.

Она взяла Ольгу за руку и повела в людскую. Через некоторое время та вышла оттуда одетая в простенькую вотоловую телогрею, даже латанную кое-где. Серенький платок скрывал её чудесные волнистые волосы. Ольга стала похожа на обычную городскую девочку, лишь каблучки красненьких чобот с загнутыми вверх носками, которые не мог скрыть недостаточно длинный подол холщового платья, не вязались с новым её обликом. Но лапти Ольга наотрез отказалась надевать, да и не было у Насти лаптей такого маленького размера.

— Ой боязно мне, робяты, — сказала Настя, оглядывая Ольгу и качая головой. — Не привела бы к беде затея ваша.

— Да хуже беды, чем ныне, придумаешь разве? — отозвалась Ольга.

— Эх, девочка, — вздохнула Настя. — Ничего-то не видывала ты на белом свете...

— Пошли, а то хватится тебя боярыня Григорьева-то! — заторопил Акимка.

И они с Акимкой побежали со двора Борецких.

— Береги себя, — крикнула Настя вслед и, выйдя за ворота, долго ещё провожала их глазами. «Росту одного, прямо брат и сестра», — подумалось ей. На сердце стало тоскливо и одиноко, тело вдруг заныло, как после тяжёлой физической работы, и Настя медленно, будто разом постарела на несколько лет, побрела через опустевший двор к терему.

Заморосил холодный редкий дождик.

— Ко мне заглянем, а потом я тебя к Макарке отведу, — сказал Акимка.

Ольга не ответила. Она вдруг поняла, на что решилась. Виданное ли дело — от боярыни племянница бежит, как от ведьмаки какой! Ещё не поздно было отказаться от своего намерения, да и неизвестно ещё, спрячется ли она у Макарки, а если и спрячется, надёжно, надолго ли? Кто угодно может выдать её, и тогда... Что тогда будет, она заставила себя не думать, слишком страшной окажется кара высокой боярыни, лучше бы тогда и не спасал её Ваня, не выносил из огня. А если вернётся она сейчас назад?.. Всё равно затравит её Настасья, взаперти затомит, а то и яду подсыплет в питьё, с неё станется. Ольга представила злые холодные глаза тётки, и её пробрала дрожь.