Мария Федоровна

Конечно, она не подозревала, что её Невестка походит на потухший с виду вулкан, что у неё внутри пылает пламя безбрежных чувств. Об этом никто тогда не знал, никто, кроме Николая II, который умел хранить семейные тайны. Только после того, когда случился вселенский обвал, пала Монархия, рухнула в бездну Россия Царей, лишь тогда многое прояснилось.

Были опубликованы письма убитой Царицы, которые давали ясное представление о сильнейших страстях, обуревавших Александру Федоровну, как и о том, какой она была ранимой и незащищенной. Неизвестно, смогла ли Мария Федоровна в изгнании познакомиться с этими душераздирающими свидетельствами (первое издание писем вышло в Берлине в 1922 году), но вряд ли у нее появилось бы желание читать интимную переписку, ей не предназначенную. Она для этого была слишком воспитанна и слишком старомодна.

Нельзя сказать, чтобы Мария Федоровна не любила Александру Федоровну. Нет, нелюбви не было. Но не было и душевного расположения. По отношению к себе она его тоже не ощущала. Отношение свекрови к Невестке эволюционировало. Сначала было безразличие, потом ласковая снисходительность, сменившаяся сожалением и сочувствием к Сыну, к Александре Федоровне и ко всем, кто оказался заложником драматических коллизий Последнего Царствования. Она видела, что Ники любил Алике, и это было самое главное. Своим чувствам здесь она не придавала особого значения.

Самолюбие же нередко уязвлялось. Вот поздней осенью 1900 года, когда Николай II серьезно заболел брюшным тифом в Ливадии. Мать тогда находилась в Дании, но быстро получила известие и сильно обеспокоилась. Немедленно в Крым из Копенгагена полетели телеграммы, где настоятельно рекомендовалось выписать врачей из Европы и содержалась просьба сообщить, когда ей приехать. Александра Федоровна сделала все по-своему: лишь любезно поблагодарила, но приглашения не последовало. Эта холодная деликатность была оскорбительна, но Мария Федоровна не нагнетала страсти.

Формально Александра Федоровна вела себя безукоризненно: писала свекрови письма, наносила ей визиты, передавала приветы, непременно поздравляла с праздниками, не роптала, когда шла сзади нее на торжественных церемониях. Но Мария Федоровна все время убеждалась, что Невестке она не нужна, что та тяготится ее присутствием и не расположена была продолжать общение дольше приличествующего. Жена Сына не искала сближения. Вдовствующая Царица платила ей тем же.

Александра Федоровна, любя мужа больше жизни, ни с кем не желала делить свое полное и неоспоримое право на него. Через две недели после свадьбы она записала в дневник мужа: «Отныне нет больше разлуки. Наконец Мы соединены, скованы для совместной жизни, и когда земной жизни придет конец, мы встретимся опять на другом свете, чтобы быть вечно вместе».

Живя первую зиму под одной крышей, встречаясь ежедневно, молодой Царь проявлял к матери не только теплые сыновьи чувства. Он советовался с ней и по вопросам государственного управления, особенно внимательно прислушиваясь к ее рекомендации при назначениях на высшие административные посты, понимая, что «дорогая Мама», конечно же, знала сановный мир лучше, чем он. Другие политические темы с матушкой мало обсуждались, а в скором времени они вообще исчезли из разговоров и корреспонденции.

Весной 1895 года Мария Федоровна уехала на несколько месяцев в Данию. Тем летом произошло первое недоразумение между Сыном и матерью. Николай II впервые отказался удовлетворить ее просьбу. Повод был малозначительный.

В Копенгагене к вдовствующей царице сумела попасть княгиня Ольга Лопухина-Демидова (урожденная Столыпина), жена свитского генерала Николая Петровича Лопухина-Демидова. Она рассказала печальную историю своей жизни: семья оказалась совершенно без средств, все имущество заложено, нет денег платить проценты, кругом одни долги, и княгине не на что жить и «в пору идти по миру с сумой». Она была так убедительна, так искренне плакала, что сердце Марии Федоровны не выдержало. Она написала Сыну, прося помочь несчастной, списать долги и выдать миллионную ссуду из казны.

Император был обескуражен. Он не хотел отказом обидеть дорогую Мама, но, с другой стороны, сумма долга была очень значительной (500 тыс. руб.), а выдача ссуды вообще выходила за все рамки возможного. Он написал ответ матери, преподав ей первый в её жизни урок политэкономии.

«Самое большое облегчение, которое ей можно оказать (и то очень много!), — это простить долг; но после этого подарить ей миллион — это сумасшествие, и Я, милая Мама, именно зная, как незабвенный Папа относился к такого рода просьбам, никогда на это не соглашусь… Хороши были бы порядки в Государственном Казначействе, если бы Я за спиной Витте отдал бы тому миллион, этой два и т. д. Таким способом всё то, что было накоплено и что составляет одну из самых блестящих страниц царствования дорогого Папа, а именно финансы, будут уничтожены в весьма немного лет».

Царь был возмущен поведением просительницы и задал вопрос: могла бы она с подобным ходатайством обратиться к Его отцу? Отрицательный ответ был очевиден, и Мария Федоровна это знала. Её Саша не только бы не сделал никаких послаблений, но мог бы устроить настоящей разнос и ей, и просителям. Она это понимала, но ей так хотелось помочь. И хотя Николай II распорядился погасить долг княжеской четы, но чувство неудовлетворенности у матери осталось. Она потом не обращалась к сыну с подобными просьбами.

В ноябре 1895 года истек годичный срок траура по Александру III, и начало сезона 1896 года ознаменовалось каскадом балов. Столичное общество истосковалось по веселью, и все стремились насладиться власть. Мария Федоровна оставалась в трауре и уже теперь не танцевала. Но на балах, некоторые из которых давались и в Аничкове, бывала. Она отнюдь не считала, что другие должны лишаться того, на что имеют право.

Особенно мать переживала за свою любимую Ксению, которая до свадьбы мало веселилась, а после свадьбы начались трагические обстоятельства, и веселья никакого вообще уже не было. Ей необходимо воспрянуть духом после тяжелой беременности и первых родов (ее первая и единственная дочь Ирина появилась на свет 3 июля 1895 года). На балах люди веселились от души.

Императрица-Мать смотрела на это, пыталась радоваться, но печаль не проходила. Конечно, было тоскливо от сознания того, что жизнь так стремительно несется, что годы летят всё быстрей и быстрей. Она уже пожилая дама, у нее уже есть две внучки (вторая внучка Марии Федоровны Великая княжна Ольга Николаевна родилась в Царской Семье 3 ноября 1895 года). Всё это было замечательно, но рану сердца веселье других излечить не могло.

Потеря незабвенного Саши перечеркнула, отбросила в прошлое главное из того, чем жила и чем счастлива была: свою любовь и любовь к себе. Теперь же, если и случалась радость, то лишь с не проходившим привкусом горечи.

16 января 1896 года писала сыну Георгию: «Это было в прошлый четверг, в день большого бала, на котором я хотела видеть Ксению в бальном туалете. Она была очень хороша, вся в белом со своей великолепной, очень ей идущей изумрудной диадемой на голове. Но я не могу выразить тебе, как мне стало грустно от одного вида этой розы бала и толпы людей, которая, как и прежде, прибывала во дворец, и от сознания того, что прошло всего два года с тех пор, как наш обожаемый Папа тоже бывал здесь и приветствовал этих же самых людей — и теперь всё это продолжается без него! Это меня так потрясало и нервировало, что я едва смогла скрыть мою беспредельную тоску от бедной Ксении, которая также была взволнована, отправляясь на бал».