Мародер. Каратель

— Твоя левая, моя правая. Шуметь можно, только тихо, — нелогично скомандовал Ахмет и вошел в первую комнату. Ничего. Кабинет — два стола с какими-то списками под неизменным оргстеклом, древний телефон, плакат с блондинкой, кактус на подоконнике. В стенном шкафу — старая пыльная шинель и тапочки. Понятно, идем дальше. За следующей, обитой несерьезной жестью двойной дверью оказалось производственное помещение, обжитое за много лет со старозаветным рабочим уютом. Идеальный порядок, множество железа не слишком оружейного вида, какие-то коробочки, кассы с ящичками, поддоны с маслом… Через довольно непродолжительное время Ахмет дал бы отрубить себе палец, да что там палец, за возможность вернуться в это мгновение, но сейчас его интересовала лишь выслеженная им добыча. Дальше. Дверь отворилась в умывальник с сортиром, …бля, да где же сраные ящики?! Оп-па… Смотри-ка, и здесь ленкомната, ну надо же! Хотя, скорее, это учебный класс… Ага!!! А вот и груз!

— Валёк! Давай сюда!

— Погодь, Зяныч, я тут, по-моему, пушки нашел!

Ахметзянов стремительно бросился поглядеть на Валькины находки, но прирос к полу в дверях — на улице отрывисто грохнули несколько коротких очередей. Обмерев, Ахметзянов по-дурацки выпучил глаза на закрытую входную дверь в начале коридора. В пылающих ушах долбило вышедшее на форсаж сердце — на секунду ему показалось, что сейчас сюда ворвутся разъяренные военные, выволокут его во двор, и, не дав подняться, расстреляют в упор длинными очередями. …Тьфу, дурак сыкливый. Не по нашу душу, стопудово. — взял себя в руки, заставил себя спокойно спросить у подельника:

— Валь, ты тут лестницы на чердак не видел часом?

— Нет тут лестницы, смотрел уже. Можно в первую комнату сходить, там окно есть. Пошли?

— Пошли.

Осторожно выглядывая в пыльное окно, подельники увидели на плацу перед штабом сбившихся в кучу офицеров, окруженных рослыми вражьими солдатами с автоматами наизготовку. Перед толпой наших стояла небольшая группа «хозяек» с Папой и ещё несколькими старшими офицерами, и Папа что-то парил нашим парням, рубя воздух одинаковыми движениями.

— Прикинь, Зяныч, сам продался, падла, и этих ещё уговаривает…

— Пидор помойный… Как думаешь, а в кого стреляли-то?

— Да поди, поверх голов. Кто-нибудь огрызнулся, вот и приструнили. Не вижу убитых.

— Валь, давай короче носить, пока им всем некогда.

— Ага, пошли. Тока глянь сначала, чё я нашел.

Они вернулись в темную комнатушку неясного назначения.

— Ого. Это чё за херовина? АПС, что ли? Не, Валь, мне эта хуйня без надобности, — недальновидно скривился ещё совсем зелёный мародёр. — Там, на ящиках, три новых волыны, без рожков, правда. Рожки, вот чё надо. Не попадались нигде?

— Нет. Ну, смотри, я возьму. Патроны добуду уж где-нибудь.

Первая ходка прошла как по маслу — выбрав момент, они безвозбранно утащили пару ящиков с 5,45 и АКСы. Возвращаясь, им пришлось полежать в траве у забора — неподалеку, на той стороне, пробежало несколько человек, кто — было непонятно, бежавшие только сопели и хукали, не тратя дыхалку на базары.

— Валь, как думаешь, наши?

— Дык, а кто ещё. Чё, думаешь, одни мы с тобой ушлые такие? Воякам тоже, поди, затариться охота. Я думаю, знаешь чё? Командир ихний щас перед выбором их поставил — или пошли дальше служить на этих, или идите и живите как сами знаете.

— А эти, кто по территории ныкается, типа на лекцию положили и тарятся?

— Ну да, а чё ещё? И лучше бы нам с ними не встречаться.

— Чё, думаешь, завалят?

— Ахметзянов, ты как дурачок. Заладил — «а чё», «а чё». Ты сам подумай, а? Тут не дошкольники в песочнице, они ж тут все через одного повоевали. Ты для них теперь кто?

— Да ладно тебе. Это я так нервничаю.

Мародёрство пришлось прервать и переместиться повыше, чтоб не проспать свой момент. По части пошла какая-то странная движуха, кто-то куда-то бегал, туда, сюда, группами, поодиночке. Кончилось тем, что хозяйские солдаты вывели толпу офицеров за ворота, и дали поверх голов несколько очередей — пошли, мол, отсюда. Тем временем несколько групп из двух-трех человек принялись таскать что-то в штабные здания, в парк, на склады; несколько хозяйских солдат вывели из казармы и загнали на склад взвод срочников.

— Бля, как их много-то здесь. Смотри, повсюду шнырят…

— Слушай, Валь, а знаешь, чё они щас делают? Видишь, «Уралы» выгнали с парка? Сто пудов, на склад погонят. А эти, что с коробками бегают — сапёры. Они всё оружие вывезут, а чё не вывезут — взорвут.

— Ёб! Надо тогда отойти, а то как осыпет!

— Да не, Валёк, не бздимо. Зарядики-то они плевые раскладывают, я же вижу. Так, связь порушить, да бэтры в парке захерачить, нам с тобой ссать нечего. Склад ГСМ на той стороне, далеко. Не, не достанет по-любому.

— Бля, неужели ГСМ подорвут? Эх, бензину бы… — горестно вздохнул Валёк. — А через сколько ёбнет?

— Да ну, брось. Щас, дали тебе затариться. Даже если б этих не было, всё равно не успеть — пока добежишь, пока тару найдешь… Бесполезно. О, смотри — старший группы минёров строит. Во-о-он тот, видишь? Закончили, похоже.

Ахмет приготовился было понаблюдать вражеский порядок произведения взрывных работ, однако никакого балета не было — просто старший команды набрал на небольшом девайсе какую-то комбинацию, и над частью покатилось эхо очереди несильных хлопков. Два примерно десятка сработок, с секундной паузой.

— О как. Всё на радио, фу-ты ну-ты. Культура, мать его, труда.

Удовлетворенно кивнув последнему взрыву, старший минной команды картинно доложился начальнику, сидящему в «хамвике», махнул своим, типа — по машинам, и америкосы побежали грузиться.

Служивые вернулись, едва скрылся из виду последний хозяйский «хамвик». И увы, тотчас обнаружили Ахмета с Вальком, во весь опор несущихся от оружейной мастерской к собачнику. Положим, «несущихся» — несколько громко сказано: усталые мародёры едва тащили три последних ящика, тем не менее бросать добычу категорически не собирались. Подельники заканчивали загрузку «буханки», но малость припозднились, и ситуация начинала выглядеть нехорошо. Грохнули первые выстрелы — до преследователей дошло, что мат в спину мародёров не остановит. Заслышав хлесткие удары пуль по мокрым доскам забора, напарники прибавили ходу. Ворвавшись в калитку огражденного дощатым забором собачника, Ахмет, запаленно дыша, рванул с плеча ружьё… Только бы патроны не проёбаны оказались…Патроны оказались на месте, чего нельзя было сказать о сердце. Оно попросту разламывало грудную клетку: мало того, что ему пришлось обеспечивать беготню с грузом, организм, похоже, понимал — кто-то бежит его убивать и быстро приближается. Руки не то что тряслись, ими словно специально мотала чья-то посторонняя воля: Ахмет едва удерживал скользкие гильзы, силясь попасть ими в патронник… Сейчас ёбну из одного, и эти прилягут. Только вставать начнут, а я из другого. Бля, а если не прилягут…

— Выбивай доску пока заряжаюсь!

Валёк с испугу хряснул так, что забор едва удержался.

— Всё, хорош, теперь давай тащи ящики к забору, я щас ёбну по этим и приду перекидывать, потом хуячь к УАТу, там встретимся.

Патроны, наконец, встали как надо. Ахмет осторожно выглянул в щель меж полуоторванных досок — камуфляжи военных стремительно приближались… Ну, бля, держите. Ствол едва пролез в щель, пришлось немного довернуть, и ружьё встало чуть ли не боком. О каком-то прицеливании речи не было, и Ахмет выпалил, кое-как наведясь по стволу. Это был его первый в жизни выстрел из ружья 12-го калибра, даже не первый боевой, по человеку, а вообще первый. «Ижак» гулко рявкнул, ощутимо саданув по ключице. Ахмет от неожиданности даже забыл, что он пытается не что нибудь — а отстреливаться, и это происходит не в кино, а самым настоящим образом… У, сука, как отдало-то. Блин, как же его тут держать… Ой, а эти — залегли или что?..Выглянув в щель, Ахмет удивленно уставился на результат: бежавший первым военный, выгнувшись дугой на мокром асфальте, мелко и как-то жутко дергал руками и ногами. Даже издали было видно, как белое лицо военного заливает красным. Остальные остановились и смотрели на упавшего, опустив стволы. Ахмета словно ошпарила какая-то душная, горячая волна — Ой, бля, я ж ему в голову попал… Новоиспеченный убийца с трудом сдержал порыв — бежать туда, к подстреленному им человеку, что-то делать, помогать… Ну ни хуя себе из меня вояка. Ага, давай — выскочи, помоги.Так, собирайся, собирайся. Мы здесь, если что, воюем. Так, хорошо стоим, товарищи, щщас я вас из второго…Снова грохнул «ижак» — тут вояки очнулись, залегли, по забору с сырым хрустом застучали пули. Ахмет обнаружил, что тоже лежит, прикрываясь заборным столбом, а ружьё уже переломлено и в дрожащем кулаке зажаты патроны… Ни фига се. Эт когда это я? Ладно, потом разберемся, надо зарядиться. Ему вдруг стало как-то особенно ясно, что в случае проигрыша в этой маленькой смешной войнушке его ждет самая настоящая смерть, скорее всего, мучительная. Странно, после осознания этой довольно пугающей перспективы стало гораздо легче, чуть ли даже не весело. Вскочил, быстро просунул ружьё в щель, ага, подошли суки, а вот один! Чё, прилечь охота? А вот второй! Лежать, падлы! Так, осталось четыре патрона. Валёк подтащил уже к забору, надо подымать и тикать отсюда короче. Пусть перелазит, а я ему подам. Блин, а подкину я ему? Да подкину, влегкую. Ух, прёт-то меня как, аж морда горит. Наверное, со страху…

— Валёк, перелазь короче, я тебе подам щас. Давай, давай бля, у нас пара минут осталась! Э! Ты чё с забора-то! Не спрыгивай, примешь!

Ахмет бросил ружьё и стремительно забросил Вальку три последних ящика.

— Всё, грузи и чухай отсюда, встретимся где договорились! Я этих тормозну пока! И едь по кругу, через УМР, по Монтане!

За забором раздался смачный хруст дерева и злобный мат Валька.

— Зяныч! Эти сраные ящики рассыпались нах! Задержи этих пидоров, пока я цинки пристрою!