Марс. Книга 2
Шрифт:
Просто поразительно, как можно рыдать всей страной над липовыми злоключениями какого-нибудь пингвина или бурундука, одновременно обрушивая шквал огня на людей, которые им ничего плохого не делали. Поразительная штука совесть человеческая!
Под такие невесёлые мысли я пошёл по палубе.
В отличие от почти пустого пространства рубки управления, где стояли семь кресел, оборудованных виртуал-шлемами нейросвязи с компьютерной сетью, здесь торчали группами ферропластиковые кожухи, укрывающие внутренние части двигателей и входы антенн. Помещение сильно смахивало на зал с турбинами какой-нибудь энергостанции, и от этого чудилось, будто царящую тишину прорезает сильный гул. Как в трансформаторной будке. Я бывал здесь несколько раз за время полёта, помогая иной раз, когда это требовалось. Редко, правда, Инженерная служба отлично
К первой большой волне эмиграции готовят разовые контейнеровозы с анабиозными криокапсулами. Подразумевается, что после посадки корпуса будут разбираться на сырьё и запчасти. Вот там будет не в пример легче…наверное.
Я честно и трудолюбиво осматривал все встреченные кожухи. Друг от друга они отличались только размерами, и даже буде какой сломан, определить снаружи было невозможно. И на кой космос меня сюда послали, было непонятно.
Осмотр я закончил у небольшой прямоугольной дверцы – люка в наружную обшивку. При работающем М-реакторе и двигателях, соваться туда категорически запрещалось, о чём свидетельствовали угрожающе красные надписи. Даже сейчас, хоть корабль летел по инерции, лишь изредка корректирую курс краткими выхлопами, входить в кессон наружного осмотра основного двигателя без скафандра не следовало.
Чертыхаясь про себя, откатил стеновую секцию и достал один из десятка скафандров. Кое-как натянул на себя, мрачно размышляя, что случись что с двигателем, он поможет, как мёртвому припарка. Мне показалось, что скафандр вообще неисправен: в наушниках негромко вибрировал низкий гудящий звук. Не тот, который я скорее чувствовал, а не слышал в отсеке. Будто колеблющаяся, бесконечно растягивающаяся резина. Довольно болезненно отдавался в голове.
Я отключил внутренние рекейверы, потом вообще отстегнул шлем. Звук не исчезал. Я поколебался. Вызывать занятого Пайпера, причём, даже не зная, мерещится мне или нет, не стоило. Записывающее устройство в скафандре имелось, и можно было бы подключить его к транслятору и внешним динамикам, но… Но ничего угрожающего я пока не видел.
Я снова надел шлем, только не стал опускать стекло и открыл дверцу. Внутри была небольшая прозрачная кабинка из ферропластика на одного человека, прикреплённая к наружному корпусу. Отсюда хорошо просматривались раструбы дюз главного, маршевого двигателя, заглушенного сейчас, и близкая поверхность Марса. То есть, казавшаяся близкой, сделай только шаг. Но расстояния в космосе обманчивы. На самом деле до планеты даже в моём скафандре не долетишь. Живым. Не хватит воздушной смеси для дыхания, и это только во-первых.
Вибрирующая резина лопнула с глухим звуком. Звук оказался настолько сильным, что меня швырнуло на дверцу, в ушах болезненно заныло, и на какое-то время слышать я перестал. Ферропластик кабины смяло с трёх сторон в рваный комок скрученных пластин, а снаружи сорвало с корпуса невидимым ударом дюзы маршевого двигателя. По кораблю прокатилась дрожь, ломая переборки, пока лишь в ходовой части, и сквозь многочисленные пробоины наружу стал вырываться воздух.
Доля секунды оставалось до того, как «Дайну М» начнёт разворачивать, и скользящий уже грузовой корпус размажет остатки дюз и всю ходовую часть, и меня заодно.
Я судорожно вцепился в шлем – проклятое стекло никак не опускалось.
И тогда до меня дошло.
Я
дышал, несмотря на то, что практически находился за бортом, в открытом космосе. Давление не менялось, разрывая глаза, и вообще…Я на мгновение закрыл глаза и помотал головой, успокаивая дыхание.
Снова открыл.
Всё в норме. Я по-прежнему стоял в кабине и смотрел на обгорелые сопла дюз. Ничего не изменилось. Хотя нет. Исчез вибрирующий звук.
М-да…И что это было? С ума потихоньку сходим? Не хотелось бы!
Я передёрнул плечами. Несмотря на успокаивающую картину вокруг, меня трясло от беспокойного предчувствия. И, окинув напоследок взглядом зал – осмотр я провёл согласно инструкции, – я приложил свою электронную карту допуска отдела навигации к считывающему интерфейсу в переборке и чётко выговорил протокол приёма приборно-агрегатного отсека рубкой управления на время стыковки. Больше никто не будет иметь доступа к двигателям без особого разрешения капитана или первого навигатора. После чего с облегчением забрался в лифт.
Скафандр я так и не снял, торопясь убраться подальше. И заметил это в лифте, миновав несколько палуб. Возвращаться смысла не было: без допуска лифт теперь не откроется в агрегатном зале. Да и не нужен там сейчас скафандр никому.
Успокоив себя таким образом, я стал ждать, пока кабинка минует нежилые палубы с приборами жизнеобеспечения и запасами продуктов и воздушной смеси, воды. Всё это занимало слишком много места и слишком много палуб, и всё ради обеспечения всем необходимым трёхсот с лишним человек во многомесячном полёте. Причём часть запасов, правда, меньшая, пойдёт на содержания команды и новых пассажиров в обратном полёте, к Земле. Хотя кое-какими продуктами марсиане уже могут снабдить. И назад полетят только те, кто не сумел адаптироваться, морально, я имею в виду, научники и больные, кого не смогли и не смогут вылечить здесь в ближайшие годы. И кое-кто из Администрации, разумеется.
Кстати, невзирая на неприличную стоимость полёта одного человека на Марс – и обратно, как правило, – равному трёхмесячному бюджету страны типа Уганды, находились богатые туристы, готовые платить за пребывание в космосе. Плохого в этом ничего не было. На первый взгляд. Те же агрооператоры отнюдь не являлись кладезями знаний, но они оставались на Марсе и работали. А это в настоящее время было куда важней, нежели куча денег. Поэтому Международное Партнёрство – МП – «Space Exploration & Development», образованное странами-владельцами космических производств, запретило частные экскурсии на своих судах дальше Луны. В само МП вошло довольно много стран на сегодня, но решающие голоса принадлежали тем, кто выделял в национальном бюджете не менее 5% на ежегодный взнос. А правом вето вообще обладали только страны, имеющие космическую промышленность и строящие космические корабли. Таких не очень много, меньше десятка. И действовало Партнёрство не под эгидой ООН, хотя многие и пытались его втянуть время от времени. Но здесь играла роль экономическая составляющая, не политическая, и скооперировавшиеся космодельцы вовсе не горели желанием передать всё в руки политиков и заниматься разборками и спорами. Вернее, политическая составляющая роль играла, но на сегодняшний день МП, владеющая на равных условиях почти всей Солнечной системой, игнорировала попытки втянуть её в политические дрязги, а иногда и сама меняла особо достающие правительства.
Многие уже поговаривали, что вырастает очередной монстр демократично-диктаторского типа, если можно так выразиться, который впоследствии подомнёт под себя всех и вся на белом свете. Может быть, кто спорит? Но пока за Лунной орбитой слишком тяжело и затратно приходится человечеству без международной кооперации. Распадись МП, и об освоении системы придётся забыть на десятилетия. Одна-две, даже четыре страны не смогут организовать эмиграцию на Марс, не говоря о кое-каких ещё более амбициозных проектах.
Я смотрел в окошечко кабинки на неторопливо проплывающие мимо погружённые во мрак палубы, но мысли упорно возвращались к увиденной картине крушения. Всё выглядело слишком чётким и реалистичным, да и меня тренировали на психоустойчивость, чтобы ни с того, ни с сего начать галлюцинировать. Или я побывал в будущем? Но…во-первых, почему остался жив, во-вторых, как туда попал, и в-третьих, ну его в космос, такое будущее! И исчезнувший звук. Я пожалел, что не записал его, как изначально хотел. Гадай теперь, он или нет воздействовал на меня?