Марш 30-го года
Шрифт:
– Выполним...
– Да, на Кавказ хорошо. Поезжайте на Кавказ. Ну, до свидания.
Председатель уехал, а Соломон Борисович пришел ко мне и спросил:
– Как вы думаете, какое впечатление произвел на него сборный цех? Он так посмотрел...
Васька Камардинов не дал мне ответить:
– Какое же впечатление? Вы думаете, он не понимает. Отвратительное впечатление.
– Вы еще молодой человек, - сказал Соломон Борисович, покрасневший от гнева, - а обо всем беретесь рассуждать.
Но через два дня к нам дошли сухи, что действительно
– Так кто виноват? Виноват Левенсон? А где деньги? Правление, может, думает, что нужно построить каменные цехи, так почему оно не стоит? А все Соломон Борисович должен строить: и литейный цех, и сборный, и квартиры.
В это время заканчивается триместр, и у коммунара головы были забиты
зачетами. Кроме того, в коммуне происходили события печальные и непонятные. В середине ноября командир третьего отряда поразил всех рапортом:
– У Орлова пропало пальто с вешалки#26.
Коммунары во время разбора рапорта сказали:
– Поискать надо лучше. Кто-нибудь захватил нечаянно или не на свою вешалку Орлов повесил...
– Ты поищи лучше, - сказал я Орлову.
– Да где я буду искать? Я уже всю вешалку перерыл и у всех смотрел моего пальто нет...
– Поищи все-таки.
Через день пропало пальто в седьмом отряде. Делаи общий сбор и приказали всем коммунарам надеть пальто и выстроиться во дворе. На вешалке не осталось ни одного пальто, а Орлов и Кравченко все же своих пальто не нашли.
Опросили весь сторожевой отряд, но он ничем помочь не мог. На вешалке висит сто пятьдесят пальто, разве разберешь, какое пальто берет коммунар с вешалки - свое или чужое.
На общем собрании Фомичев предложил:
– Надо пока что пальто держать в спальне. Ясное дело, между нами завелся гад. Он и теперь сидит здесь и притаился, а завтра еще что-нибудь утащит.
Харланова возмутилась:
– Вот тебе и раз. У нас завелся вор, так мы будем от него прятаться, все будем в спальни тащить. Это безобразие, и нужно сейчас же поднять с этим борьбу.
– Да как ты поднимешь борьбу, если мы не знаем, на кого и думать. Кто может у нас взять?
– Раз взяли, значит, всякий может...
– Как это всякий?.. Я вот не возьму, например...
– А кто тебя знает? На тебя нельзя думать, а на какого коммунара можно можно думать? Покажи, на кого?
– Так что же делать?
– Надо найти вора.
– Найди...
– Надо собаку привести в коммуну, предложил кто-то.
– Вот как она на этого года бросится, тогда уж мы будем знать, что делать.
В собрании закричали:
– Вот еще, собак тут не хватало. Сами найдем.
– Найдите.
Редько взял слово:
– Найдем. Все равно найдем. И если я найду, он у меня все равно не вырвется. Так пуская и знает. А вешалку, действительно, нечего переносить в спальню. Да больше он и не возьмет. Я его все равно поймаю...
Коммунары улыбнулись.
Через неделю в кабинет вошел Миша Нарский. Совет
командиров три месяца назад командировал его на шоферские курсы, которые он регулярно посещает и о которых каждый вечер отзывается с восторгом. Живет он в коммуне в одном из отрядов и болеет коммунарскими делами по-прежнему.Миша Нарский ввел в кабинет Оршановича и Столяренко и сказал:
– Вот они, голубчики, видите?
Миша Нарский, несмотря на многие годы, проведенные в колонии Горького и в коммуне Дзержинского, остался прежним: чудаковатым, по-детски искренним, неладно одетым. Он по-прежнему причесывается только по выходным дням и лучшим украшением для человеческого лица считает машинное маслое. Он сейчас горд и от гордости на ногах не держится.
– В чем дело?
– Да вот вы их спросите...
– Ну, рассказывайте...
Оршанович грубовато отворачивается:
– А что я буду рассказывать? Я ничего не знаю.
Столяренко молчит.
– Видите, он не знает... А как пальто продавать, так он знает.
Полдесятка коммунаров, находившихся в кабинете, соскочили со стульев и окружили нас...
– Пальто? Что? Оршанович? Здорово...
Оршанович с недовольным видом усаживается на стул, но Миша сильной рукой металлиста берет его за воротник:
– Что? Ты еще будешь тут рассиживаться? Постоишь...
– Чего ты пристал? Чего ты пристал? Пальто какое-то...
– Ишь ты, какое-то... Смотрите... Субчик...
В кабинете уже не полдесятка коммунаров, а целая толпа, и кто#27........
10. И ТРАГЕДИИ И КОМЕДИИ
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
11. ПРАЗДНИК
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пацаны бегают по всей лестнице - ужасно оживленные и храбрые, но только до дверей "громкого" клуба, а здесь хвосты поджали и тихонько, бочком пробираются в клуб мимо председателя Правления и еще тише салют:
– раст...
А потом все собрались и смотрят на гостя, глаз не сводят и молчат.
Правда, нужно сказать, что главные пацаньи силы в это время намазывались всеми возможными красками и наряжались в каморке за нашей сценой - готовились к постановке. Перский, на что уж человек изобретельный, а и тот "запарился":
– Да сколько вас играет?
– Ого, еще Колька придет, Шурка, две девчонки, Петька и Соколов, да еще ни один кустарь не гримировался, а кустарей трудно будет, правда ж?
Коммуна украшена: везде протянулись плакаты, столовая, сцена и бюст Дзержинского в живых цветах. Много потрудились художественная комиссиия. Много поработали и остальные. Все-таки наиболее поражает всех Миша Долинный, который со всей комиссией - человек двадцать, кажется, и праздника не видели - протолкались на дворе до часу ночи. Зато ни один гость не заблудился. На повороте к нашим тропинкам на белгородском шоссе стоял Мишин пикит и спрашивал публику:
– Вам в коммуну Дзержинского? Так сюда.