Маршрут Оккама

— Вставай, — прошептал философ. — Идти сможешь?

— Ты кто? — спросил лежащий.

— Свой.

— Вовчик?..

— Нет, не Вовчик. Держи.

Сделав шаг, философ протянул беглецу руку. Но тот, скотина неблагодарная, попытался, зацепив его правую ногу своей правой же, левой брыкнуть в колено.

Беглец имел мало опыта в проведении подобных приемов, а философ, наоборот, опытом обладал значительным. Когда прием был завершен, оказалось, что беглец брыкнул воздух.

— Кретин, — сказал философ. — Давай вставай, пока этот не оклемался. А то мне его прикончить придется.

— Ты кто? — спросил беглец, уже не радостно, как в миг несостоявшегося узнавания Вовчика, и не агрессивно, а с недоумением.

— Какая разница? Вставай теперь сам. Только тихо.

Он перевернул обмякшего противника на спину, уверенно сунул руку ему в нагрудный карман и достал маленькую рацию.

— Шестнадцатый, шестнадцатый, я сорок третий, что случилось, шестнадцатый? — очень отчетливо произнес мужской голос.

— Слышал? — спросил философ. — Они его уже ищут. Надо убираться.

— А это? — спросил беглец, имея в виду рацию.

— А это с собой возьмем. Пригодится. Ты — Костомаров?

— А ты откуда знаешь?

— Лешка сказал. Сказал, что тут еще должны быть Сашка Фоменко, Вовчик Куренной и Витька Костомаров. Видишь — запомнил.

— Где Лешка? — поднимаясь уже без помощи, с таким кряхтением, которое помогает скрыть болезненный стон, спросил Витька.

— Потом расскажу. Тихо…

Философ прислушался. В лесу было тихо, и он опять включил рацию.

— Шестнадцатый, шестнадцатый! Я — шестой! Ответь немедленно! — это был уже явно голос командира.

— Шестнадцатый, сорок третий и шестой. Только трое провалились, что ли? спросил философ.

— Откуда я знаю! По-моему, их больше было. Кто-то же отрезал меня от Фоменко!

— Не ори. Вы были вдвоем с Фоменко?

— Какое твое дело?

— Какого черта ночью вдвоем по большаку разгуливали?

— Надо было — и разгуливали. Где Лешка?

— Нет Лешки.

— Как — нет? А Машка где?

— Ты, Костомаров языком ля-ля-лябудешь, или из леса выбираться? — хмуро спросил философ. — Пошли. По дороге объясню.

— Да кто ты такой?

Философ тяжко вздохнул.

— Егерь я здешний… то есть, тамошний… Когда вся эта заваруха случилась, и меня вместе с вами занесло. Удостоверение, что ли, предъявить?

Витька тоже вздохнул.

— Пойдем, — сказал он. — На хрена тут удостоверение.

— Вот и я так считаю.

— Фоменко жалко… Послушай, ты точно про Машку ничего не знаешь?

Философ помотал головой.

— Не скули. Насчет Фоменко еще ничего не известно. А Машка твоя могла остаться там.

Оказалось, что Костомаров хорошо ушиб ногу и быстро идти не может. Философ покрутил круглой башкой, словно взрослый, что оценивает нанесенный ребенком ущерб. Но все равно быстро идти они не могли темнота только и знала, что подсовывать колдобины и отполированные временем изгибы вылезающих из земли корней. Философ шел первым, Костомаров плелся за ним. Вдруг лес слегка осветился — в небо взмыла зеленая ракета.

— Ого! — сказал философ. — Совсем обнаглели. Интересно, сколько их осталось.

— Нам бы до утра продержаться, — ответил Костомаров. — Я уже здешний костюм добыл, могу и днем ходить, а они, как дураки, в камуфле. А ты?

— Я тоже по-здешнему хожу. Где вы с Фоменко столько времени пропадали? Я думал, не дождусь вообще никогда.

— А ты нас?.. — Так это ты?.. На паперти?..

— Я. Меня Лешка научил.

— А?..

— Потом.

Философ привел Витьку туда, где поселился сам, — в сарай при мельнице. Дал дворовому псу обнюхать гостя, потом завел его вовнутрь, соорудил ему ложе и сам повалился рядом. Выкопав в сене нору, пристроил туда фонарик и зажег ненадолго. Свет шел такой, какой мог пробиться, — слабенький, но его хватало и не было видно снаружи. Теперь они впервые смогли разглядеть друг друга.

— Как тебя звать? — спросил Витька.

— Феликс.

— Что так?

— Батька поляк был. Меня и в католичество покрестили. Ну, значит, из всей вашей компании ты один уцелел. Лешка… Ну… Ну, не было у меня тут ни шприцев, ни антибиотиков!..

— Ясно…

— У него две пули в бедре сидели. Но он меня научил. Тут, говорит, еще наши должны были оказаться. А есть такое правило — если в лесу от своих отстал, никуда не дергайся, сиди на заднице, за тобой вернутся. Они, говорит, будут знать, что я никуда не ушел и где-то тут их жду. Они меня найдут… Ну, много чего еще говорил, потом бредил.

— Так это он тебя научил про пятна и про Оккама?

— Не умножай количество сущностей сверх необходимого? Он.

— Это бритва Оккама… — борясь с собой, прошептал Витька. — Был такой англичанин Оккам…

Голос сорвался.

Философ по имени Феликс погасил фонарик. Некоторое время он молчал, давая Витьке возможность совладать с собой.

— Я понял, что в одиночку отсюда не выберусь. Думаю — как вас отыскать? Вот, сидел на паперти, про небесные пятна толковал. Пророчествовал… тут Феликс тихо фыркнул. — Думал — пойдут обо мне слухи, может, до вас дойдут.

— А знаешь — дошли. Мы ведь тут недели две уже болтаемся. Все прочесываем, всех расспрашиваем. Тут же почтовые станции, люди ночуют. Я у какого-то деда этот лапсердак ночью спер. Потом пьяный кирасир меня в фараона играть выучил на свою голову… Мы с Фоменко думали, что это Вовчик или Лешка на паперти проповедует. Оказалось, ты. А послушай…

— Что?

— Как ты вместе с Лешкой оказался?

— Сам не понял. Ты же помнишь, что там было. Я, кажется, вообще кульбитом летел. Шлепнулся, фр-р!

Феликс издал совершенно лошадиный звук, который образуется, если мелко потрясти головой, выдыхая сквозь вибрирующие губы.

— Ну?..

— Ну, встал, отряхнулся, тихо. Идти куда-то надо. Гляжу — человек лежит, в клетчатой рубахе. Это он и был.

— А при нем ничего не нашел? Сумку, рюкзак?

— Нет, Витя. При нем были только сломанные очки.

— Да?.. Точно?

— Точно, Костомаров.

Некоторое время они молчали.

— При нем должен быть ноутбук, — тусклым голосом сказал Витька. — Он с этим ноутбуком не расставался. А там — программа.