Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945

Напротив судей располагались подсудимые, сидевшие на двух длинных деревянных скамьях, позади которых стояли восемь американских солдат, вооруженных пистолетами и полицейскими дубинками. Наблюдая за подсудимыми из пресс-центра, Уильям Ширер сказал, что они выглядели «жалкими маленькими людьми».

Первый день судебного заседания был целиком посвящен зачитыванию обвинения, которое делилось на четыре основные части. Двадцать пять тысяч слов обвинения были затем подытожены главным обвинителем от США Робертом Джексоном: «1-й пункт обвинительного заключения касается коллективного плана или сговора с целью захвата власти, установления тоталитарного режима, подготовки и ведения агрессивной войны. 2-й пункт содержит обвинение в развязывании агрессивной войны. Третий пункт относится к нарушению законов войны, и 4-й пункт включает обвинения в преступлениях против человечности, репрессиях и геноциде».

Не все из двадцати четырех человек, включенных с самого начала в список обвиняемых, присутствовали при зачитывании текста обвинения. Престарелого и дряхлого Густава Круппа фон Болена унд Гальбаха обвиняли как представителя германской военной промышленности. Но обвинение против Круппа было аннулировано, после того как международная медицинская комиссия обнаружила, что он был не способен «по психическому состоянию следить за судебным процессом». Глава Трудового фронта Роберт Лей повесился 25 октября в тюремной камере. Обергруппенфюрер (генерал-полковник) СС Эрнст Кальтенбруннер, чье Главное управление имперской безопасности контролировало гестапо и большинство разведывательных и полицейских учреждений в Третьем рейхе, перенес кровоизлияние в мозг и не мог присутствовать на открытии судебного заседания. Позднее, однако, Кальтенбруннер появился.

На скамье подсудимых было зарезервировано место для Бормана, но оно оставалось незанятым. Тем не менее суд продолжался. Продолжались усилия с целью найти бывшего секретаря фюрера или доказательства того, что он жив. В декабре американские агенты обнаружили Артура Аксмана и личного помощника Бормана штандартенфюрера СС Вильгельма Цандера.

Цандера нашли в Айденбахе, маленькой деревушке близ Пассау на границе с Австрией. Документы, которые он вынес из имперской канцелярии, хранились в чемодане в Тегернзе. Цандер сообщил агентам, что разочаровался в нацизме. Однако он не мог пролить свет на местоположение Бормана, настаивая на том, что больше ничего не видел и не слышал о своем шефе после ухода из имперской канцелярии.

Аксман, последний руководитель гитлерюгенда, был задержан в Баварских Альпах. Он рассказал, что после взрыва танка видел Бормана живым в воронке от снаряда, сопровождал его до станции Лертер, а затем увидел его труп на железнодорожном мосту. Таким образом, Аксман был единственным свидетелем, который утверждал, что видел мертвое тело Бормана в Берлине, от этого утверждения он никогда не отказывался.

«Верить Аксману или нет — вопрос личного выбора, — писал Тревор-Ропер, — поскольку его слова не подтверждены никем другим. В его пользу говорит то, что он настаивал на подлинности своих свидетельств на всех этапах. С другой стороны, если бы Аксман хотел избавить Бормана от дальнейших поисков, то естественной линией его поведения была бы дача фальшивых показаний относительно гибели секретаря фюрера».

16 января 1946 года Борман еще отсутствовал. В этот день против него как отдельного обвиняемого возбудил дело один из помощников главы группы обвинения от Соединенных Штатов Томаса Дж. Додда, лейтенант Томас Ф. Ламберт-младщий.

Лейтенанту Ламберту потребовалось немало труда для доказательства того, что Борман являлся уникальным творцом и исполнителем преступлений. Его роль как секретаря фюрера и ближайшего доверенного лица не подкреплялась документами. Кто мог сказать, с точным правовым обоснованием, о том, что решалось во время долгих приватных разговоров между двоими людьми? Один был мертв, другой пропал без вести. Лейтенант Ламберт обосновывал обвинение следующими словами:

«С разрешения Трибунала напомню, что каждому школьнику известно, каким злодеем был Гитлер. Мы подчеркиваем в данном случае то, что без таких руководителей, как Борман, Гитлер не смог бы захватить и укрепить тотальную власть над Германией, но был бы обречен остаться в одиночестве со своей дикостью.

Борман был в действительности злым гением люцифера Гитлера. Хотя Борман, возможно, избежит судебного разбирательства в этом Трибунале, где его место на скамье подсудимых пустует, все же он не сможет избежать ответственности за свои противозаконные деяния…»

Пустовало ли место Бормана потому, что его не было в живых и его зарыли в безвестной могиле? Или потому, что он находился в бегах? Один из ответов пришел в первую неделю февраля. Радио из Монтевидео, Уругвай, передало, что Борман скрывается в провинции Мисьонес на севере Аргентины.

Это было первое из многих сообщений о том, что Борман проживает в одной из латиноамериканских стран, где правили диктаторы с профашистскими симпатиями. Целью таких известий было желание оконфузить правительство Хуана Перона.

Между тем, пока в Нюрнберге продолжался долгий судебный процесс над обвиняемыми главными военными преступниками, 22 марта 1946 года скончалась жена Бормана. Ей было 37 лет. О ее смерти дали знать спецслужбам союзников, которые неожиданным образом обнаружили ее местожительство вскоре после Дня победы в Европе. Обезумевший от горя немецкий гражданин явился в штаб-квартиру контрразведывательной службы США в Мюнхене, утверждая, что его ребенок был похищен из Берхтесгадена фрау Гердой Борман, что он знает, где найти супругу секретаря фюрера.

Начальник службы поручил Александеру Раскину проверить эту наводку, учитывая возможность, что Борман может навестить жену. Раскин был тридцатиоднолетним бельгийским евреем, который бежал из нацистского трудового лагеря и принят позднее на службу в американскую контрразведку. В мае 1945 года он и упомянутый немецкий гражданин отправились автомобилем в район австрийского Тироля, граничивший с итальянским городом Больцано. Затем они добрались на муле до искомого отдаленного места. Через четыре дня они прибыли на виллу в Фолькенштайне в Грёднертале (горах на севере Италии), где фрау Борман содержала детский сад.

Раскин допросил фрау, Борман, которая охотно призналась, что является женой Мартина Бормана. Она сказала, что взяла с собой «похищенного» ребенка в Фолькенштайн, чтобы спасти его от бомбардировок авиации в Берхтесгадене, как и своих собственных детей. Но Герда Борман не признавала, что знает что-либо о своем муже. На вилле не было обнаружено никаких следов его присутствия.

Фрау Борман показалась Раскину весьма нездоровой. Он связался с местным врачом, который сообщил, что она умирает от рака. Обо всех добытых сведениях Раскин сообщил в контрразведывательную службу в Мюнхене. Он был уверен, что информация дошла до генерала Джорджа Паттона, поскольку позднее офицер разведки из штаба Паттона сказал ему: «Генерал считает, что эту женщину следует оставить умирать в покое».

Фрау Борман отправилась наконец в единственное место близ Фолькенштайна, где могла пройти медицинское лечение у компетентных врачей. Речь идет о больнице в Мерано (к северо-западу от Больцано), Италия, предназначенной американцами для лечения военнопленных. Перед смертью в больнице от рака кишечника фрау стала новообращенной католичкой и передала своих девятерых детей заботам опекуна, его преподобия Теодора Шмица.

С того времени, как Раскин обнаружил фрау Борман в мае 1945 года, и до ее смерти 22 марта 1946 года контрразведка США держала ее под постоянным наблюдением на тот случай, если супруг попытается навестить ее или связаться с ней. Но ничего не произошло. Фрау Борман предоставила лишь одну нить к разгадке судьбы ее мужа. По свидетельству Раскина, она показала ему телеграмму, которую Мартин Борман послал ей в Берхтесгаден в последние дни войны. Ее текст был предельно прост: «Все кончено. Я отсюда не выберусь. Позаботься о детях».