Маша для медведя
Шрифт:
Маша удивленно уточнила.
– Да вы что?
Химичка, уловив момент переключения девочки с тайных черных мыслей, на робкое любопытство, усадила таки Полежаеву рядом, пододвинула к ней поближе блюдце с редкими, дорогими конфетами. Налила чая, - Одну ложечку сахара или две?
– продолжая негромко и увлекательно ворковать.
– Правда. Хотя это и жуткий государственный секрет. Т-с-с!
Приложила полный палец к губам. Сделала страшные глаза. Маша, почти совершенно расслабившись, улыбнулась. Анна Леонтьевна вела повествование дальше.
– Есть еще мужчины с лишней хромосомой. Так
Красивую русскую фамилию Анна Леонтьевна выговорила с удовольствием, точно она была сладкой не только для слуха, но и на вкус.
– Так вот, совершенно непонятно появление этого чуда! Я имею в виду сына моей двоюродной сестры. Шесть поколений потомственных учителей. Два-три врача. Кандидаты и доктора наук. Профессора. Даже академик. И вдруг, Федор. Откуда? Почему? Умница, этого не отнять. Но тихо сидеть на одном месте и пить кефир по вечерам он не согласился бы даже под угрозой расстрела. Сейчас Федор в столице. Бизнес таким мужчинам удается. Особенно опасный бизнес. Без адреналина в крови подобные люди жить не могут. Из маленьких городов бегут в большой мир. Или создают себе проблемы на месте и гибнут, не оперившись - как следует. Первое чаще происходит, чем второе. Интуитивно они с детства знают, что рождены для великих дел. Это чувствуется.
Анна Леонтьевна мечтательно вздохнула. Лукаво улыбнулась. Предложила-таки Маше очередную конфету.
– Доставьте мне удовольствие, Златовласка. Поедая все это в одиночку, я чувствую себя преступницей. Честное слово.
Упрямая Полежаева покачала головой, но взялась за другое блюдце - с сушками.
– Так и быть, помогу вам, буду хрустеть.
– Ладно.
Подмигнула Анна Леонтьевна и обрисовала ситуацию новыми красками.
– Мне сразу стало легче. Тем более, конфет больше достанется, а больную совесть мою, вы успокоите. Вроде бы трапезничая вместе. Так?
Анна Леонтьевна отпила глоток чая.
– Про двоюродного племянника я уже поведала. Другой уникальный тип, был моим учеником. Вышел из этих стен (Анна Леонтьевна перекрестилась) почти десять лет назад. Нет, чуть меньше. Не важно.
– Как его звали?
– В отличие от моих родственников, он и по сей день проживает в Заранске, если я назову его фамилию - получится некрасиво. Не будем гадкими любителями слухов. Не станем перемывать чужие кости, только взглянем издали на запретный скелет, и все. Так?
– Значит, полное Ф.И.О. будет секретом.
– Да.
Согласилась рассказчица, но тут же передумала.
– Впрочем, отчего бы и не посплетничать немножко? Имя я проафиширую - Максим. Вообразите, от него исходила волна властности, стремления настоять
на своем. Вся школа склоняла головы. Учителя тряслись овечками. Такой король, перед которым положено дрожать в священном страхе.– Кулаки пудовые, наверно.
– Максим никого не избивал.
– Правда?
Анна Леонтьевна блеснула зубами. Улыбка была подобна мгновенной вспышке. Раз и нет.
– Дал мне слово. Вернее, я просто вырвала из него обещание! А держать слово такие люди умеют. И все равно. Даже взглядом, он мог уронить человека на пол. Удивительная личность. Если он мне снится, просыпаюсь с криком.
Анна Леонтьевна воздела глаза к потолку. Сложила руки молитвенно.
– Жив. Здоров. Звонил на днях.
– Да?
– Помните, конфеты? Те самые последние, что съели месяц назад? И торт? На семинаре.
Анна Леонтьевна обожала устраивать сдвоенные уроки, обзывая их на университетский манер, то конференциями, то коллоквиумами. Столы сдвигались, после окончания "научных" дебатов полагалось пить чай. Сладости приносила сама химичка.
– Да.
– Его подарок. Привез. Вручил. Поцеловал мне руку. Между нами, сплетницами, очень неумело. Жест был подсмотрен в кино, но исполнен средненько, на жалкий троячок. Фи. Благодарил за какие-то мудрые слова. Убейте, не помню, что я могла посоветовать Максиму.
Маша улыбнулась.
– К чему я о нем?
Развесившая ушки, расслабившаяся овечка пожала плечами и взяла еще пару сушек.
– Милая моя Полежаева. Только, чур, не вскакивать и не бежать от меня. Догнать не смогу. Увы.
– Ладно.
– Вас очень обидели? Мужчина?
Сушка встала в горле. Маша попыталась ее проглотить и не смогла. Но не выплевывать же. Вид еще тот получился. Анна Леонтьевна продолжила.
– Вы мне нравитесь, Златовласка. Очень нравитесь. И уже второй месяц, вы похожи на тень Марии Полежаевой. У вас круги под глазами. Вы плохо спите? Выглядите бледной. Дрожат руки, часто роняете предметы с парты. Стали носить объемные свитера, скрывающие фигуру, сгорбились, втянули шею в плечи. Диагноз прост. Вы его уже слышали. Это так?
– Почти.
Выдавила Маша из себя правду, сама не зная зачем.
– Хотите рассказать мне? Никому не выдам. Обещаю.
– Нет. Не могу. Простите.
Химичка смотрела сочувственно, пристально. Спросила решительно.
– Деточка моя. Вы не беременны?
Маша покачала головой в знак отрицания.
– Уверены?
– Да.
– Хорошо. Если надумаете поделиться с кем-нибудь своим горем, не стоит выбирать в исповедники подруг. Одноклассницы это одноклассницы. Вы меня понимаете, солнышко?
Теперь Маша кивнула.
– Златовласка, девонька, лапочка ни один мужчина, а тем более ни один скот мужского пола не стоит вашей слезинки. Я часто вру?
Она резко сменила темп речи. Просто потребовала ответа. Маша подчинилась мгновенно и непроизвольно.
– Нет.
Тут же добавила с упрямым видом.
– Мне такие случаи неизвестны.
Анна Леонтьевна ласково погладила девочку по плечу.
– Я не вру детям. Так вот, Златовласка, запомните, что мудрая училка считает вас настоящим сокровищем. Цыц! Не перебивать. Вы сокровище! Без возражений. Еще раз. Чтоб запомнили. Вы - сокровище!