Маша для медведя

Полежаева развела руками, изображая беспомощность своей наивной попытки взвесить Вовочку и украсить ценником.

Подруга перебила, не дослушав. Чужая значимость на рынке жизни сейчас не была для нее стратегически важной. Других вопросов хватало.

– Фу на них, обоих.

– Ладно.

– Чего смурная такая?

Маша пожала плечами. Светка в такт, надрывно вздохнула. Задумалась о своем. Достала из сумки зеркальце, а смотреться в него не стала. Пихнула обратно.

– Слышь, Полежаева.

– ?

– Ты что об этом думаешь? Обо мне и баскетболе?

Маша вынимала из портфеля тетрадь, пенал, линейку. Неторопливо и аккуратно, раскладывая все на парте, ответила после короткой паузы.

– Ты настоящий талант. Допустим, останешься здесь? Что дальше? ПТУ. Не обижайся, Светик. Учишься еле на тройки. Мама у тебя продавщица. Думай сама. Спорт, конечно, дело опасное. Травмы всякие. Я понимаю. Зато и шанс. Членам сборной квартиры дают. Драндулеты разные, четырехколесные тоже. Разве плохо? А, вообще, думай сама. Ты любишь баскетбол?

– Что?

– Тебе это доставляет удовольствие? Носиться по площадке? Мячиком стукать?

Светка упала на парту, потеребила свой жидкий хвостик, повернулась к Маше в профиль. Карий блестящий глаз сверкнул из-под челки.

– Честно?

– Конечно.

– Раньше нет. Я все затеяла... Ну, просто, чтобы... Бонд заметил, чтобы оценил. Только из-за него!

– Понимаю.

– А потом. Оказалось это клево! Взвесить мяч на руке, сосредоточиться, метнуть! Такая красивая дуга, и он по ней четко в кольцо. Издалека. А еще я злая уродилась. В маму.

– ???

– Чего глаза таращишь? Добрая у меня мама, когда дома. Со мной, ну с тобой, с бабусей. А на самом деле... Женщина серьезная. В глаз дать врагу какому - запросто. Рыло начистить? Легко. Ее обижать - это если жить уж очень надоело. На днях только пришла растрепанная, веселая. Что, спрашиваю, такое случилось?

– И?

– Девочку при мне в троллейбусе какие-то подонки, говорит, тискали. Она, мол, хнычет, всем по барабану. Ну, мамахен моя протиснулась к этим говнюкам.

Маша глупо хихикнула. Представить добродушную тетю Олю в гневе не получалось.

– Взяла двух, стукнула лбами. Третий по уху получил. Переступила мамахен через, значится, лежащие тела...

Маша покачала головой.

– Да. Не слишком она старалась шагать аккуратно. По кому-то и протопталась своими копытами. Факт. Ничего. Мне не жаль, ни капельки.

– А дальше?

– Девочку вывела из троллейбуса. Сели в следующий, она ее еще до самого дома проводила. Вручила родителям. Народная дружинница, блин.

– Не верю.

– Зря. Говорю тебе, в маму я пошла. Толкнуться там, оттереть кого - не проблема. Мне такой азарт за мяч бороться. От меня прямо разбегаются, в страхе. Я себя волком между овечек воображаю. Ужас просто. Моя это игра. По душе.

Маша улыбнулась.

– Ты все знаешь сама.

– Ага.

– А спрашиваешь зачем?

– По привычке. Ты же у нас умная.

– Я?

Начала, было, Маша с возмущением и, вдруг вспомнила слова Анны Леонтьевны. Передумала спорить, согласилась с важным видом.

– Вообще, то ты права, Светка. Я просто чудо.

Подруга хихикнула. Подумала, что Полежаева шутит. Разубеждать ее было некогда. В кабинет ворвалась класснуха. За ней перекусившие Марк с Вовочкой плотоядно слизывающие с губ остатки молочных усиков.

– Контрольная!

– Ну вот, опять.

– Может не надо.

Заканючили "бэшки" Скорее по привычке, чем из необходимости. О контрольной их предупреждали еще неделю назад. Маша подмигнула будущей звезде спорта.

– Не дрейфь. Осилим как-нибудь.

– Обещаешь?

– Да.

Надежда Петровна, разумеется, была неумолима. Вихрем промчалась между рядами, раздавая карточки. Маша любила английский. Попросила весело.

– Мне самую трудную работенку.

– Держи!

– Спасибо.

Светка завздыхала тяжко, тупо глядя на свое простейшее задание. Словом жизнь шла по накатанной колее. До последнего урока. И звонка с него, дарующего временное освобождение от рабского школьного гнета.

* * *

В коридоре у окна стоял высокий худой мужчина. Весьма странного вида. Темное пальто из болоньи было модным. И нареканий не вызывало. Но берет? Синий, залихватски нахлобученный на одно ухо. В Заранске сии головные уборы считались почему-то исключительно женскими. Старик, все-таки он был уже пожилым - этот необычный дядька, шагнул навстречу Маше. Стянул с головы берет, смял в опущенной руке. Спросил, подчеркнуто спокойным голосом. Таким ровным, до мурашек по коже, тоном.

– Полежаева? Мария?

– Да. А вы кто?

Ответить он не успел. За спиной у Маши нарисовалась толпа одноклассников. Вредный голос Марка предположил.

– Еще один тренер из столицы?

Мальчишки запищали радостно. Какое никакое развлечение подвалило. Марк, возвышаясь над подругами (Светка держала Машу под ручку), грозно потребовал.

– Заберите от нас и эту талантливую девочку тоже. Очень надоела. Слишком умная. Слишком красивая. А уж вредности в ней!!!

Маша, не оборачиваясь, воткнула локоть в плоское пузо Белокурой Бестии.

– Замолкни.

На всякий случай разогнала народ. Тычками, подзатыльниками и словами. Каждому досталось свое. Кто его знает этого деда. Вдруг, что не так? Зачем всем слышать их разговор? Через минуту в коридоре из "бэшэк" остались только они с баскетболисткой. Странный дед молча ел Полежаеву взглядом.

– Кто вы?

Повторила Маша. Ей все меньше и меньше нравилось происходящее.

– Меня зовут Илья Ильич. Я бы очень хотел немного поговорить с тобой. Наедине. Твоя подруга не обидится, если мы ее отпустим? Как вас зовут, девушка?

– Света.

– Можно я у вас похищу Марию, ненадолго. Светлана. Вы позволите?

Надежда российского баскетбола, чуточку ошеломленная галантными манерами деда, послушно пробурчала.

– Пойду я тогда. Позвони мне, рыжая.

– Пока.

– Пока.

Мимо живым ручьем торопились в раздевалку мальчишки и девчонки из восьмых и девятых классов. На Машу с высоким староватым типом никто внимания не обращал.

– Может быть, пройдемся по улице?

Предложил Илья Ильич. Добавил, начиная явно волноваться.