Машина Шехерезада - шесть историй

– Это проблема, – признал я.

– Ладно, перейдем к делу, потому что работы будет много. Для начала я хотел бы получить небольшую повесть на десять тысяч слов.

– Считайте, что она у вас уже есть. Когда она нужна?

– К концу этой недели.

– Сколько вы намерены за нее заплатить?

– Я заплачу тысячу долларов за повесть в десять тысяч слов. Мне сказали, что это стандартная оплата труда писателя в данной части Земли. Ведь это Земля, верно?

– Да, Земля, и я согласен на ваши условия. Скажите лишь, на какую тему мне нужно писать.

– Тему я оставляю на ваше усмотрение. В конце концов, вы ведь писатель.

– Разумеется. Так вам все равно, о чем будет повесть?

– Совершенно все равно. Я ведь не собираюсь ее читать.

– Разумно, – заметил я. – Зачем вам лишние заботы?

Я решил не расспрашивать его дальше, предположив, что кто-нибудь когда-нибудь мою повесть все же прочитает. С написанным это рано или поздно случается.

– Какие права вы покупаете? – спросил я, потому что в подобных вопросах важно соблюдать профессиональный подход.

– На первую и вторую синестерианскую публикации. И, разумеется, сохраню за собой права на экранизацию, но заплачу вам пятьдесят процентов от суммы сделки, если смогу продать на Синестерии права на съемку фильма.

– Насколько это вероятно?

– Трудно сказать. Пока что Земля считается у нас новой литературной территорией.

– В таком случае я хотел бы увеличить свою долю до шестидесяти процентов.

– Не стану спорить, – согласился он. – На сей раз. Не исключено, что позднее я поставлю более жесткие условия. Кто знает, как я поведу себя в следующий раз? Пока что для меня ваша планета – целый новый площадь.

Я не стал его поправлять. Пусть инопланетянин слегка оговорился, но это вовсе не значило, что он невежда.

Написав за неделю повесть, я принес ее в офис синестерианина, разместившийся в старом здании «Метро-Голдвин-Майер» на Бродвее. Я протянул ему распечатку, он предложил сесть и принялся читать.

– Очень неплохо, – сказал он через некоторое время. – Мне очень понравилось.

– Вот и прекрасно, – отозвался я.

– Но мне хочется, чтобы вы кое-что переделали.

– Вот как? А что конкретно вы имеете в виду?

– Ну... там у вас есть героиня по имени Элис.

– Верно, Элис, – поддакнул я, хотя и не помнил, что в повести упоминалась какая-то Элис. Быть может, он имеет в виду Эльзас, провинцию во Франции? Я решил не уточнять. Какой смысл выставлять себя дураком, обсуждая собственную писанину?

– Так вот, эта Элис... она размером с небольшую страну, верно?

Черт, он и в самом деле говорит про Эльзас, а я уже упустил момент, когда мог его поправить.

– Да, правильно. Размером с небольшую страну.

– Тогда почему бы вам не написать о том, как Элис влюбляется в другую страну – побольше размером и в форме кренделя?

– В форме чего?

– Кренделя, – повторил он. – Этот образ часто используется в популярной синестерианской литературе. Синестерианам приятно о таком читать.

– В самом деле?

– Да, – подтвердил он. – Синестерианам нравится представлять существ в форме кренделя. Если вы вставите подобное обстоятельство в повесть, она станет более образной.

– Образной, – машинально повторил я.

– Вот именно. Потому что нам не следует забывать о возможной экранизации.

– Да, разумеется, – подтвердил я, вспомнив, что мне причитается шестьдесят процентов.

– Далее, раз уж мы заговорили об экранизации, мне кажется, что действие должно происходить в другое время суток.

Я попытался вспомнить, в какое время суток развиваются события в моей повести. Кажется, время суток вообще не упоминалось, о чем я и сказал заказчику.

– Верно, вы не упоминали какое-либо конкретное время, но подразумевали сумерки. Меня убедила в этом некая расплывчатость употребленных вами слов и образов.

– Да, конечно, – подтвердил я. – Сумеречное настроение.

– Получается неплохое заглавие, – заметил он.

– Да, – отозвался я, сразу возненавидев эти два слова.

– «Сумеречное настроение», – медленно произнес инопланетянин, словно пробуя слова на вкус. – Да, повесть можно назвать именно так, но переписать ее, как мне кажется, следует в «дневном настроении». Ради иронии.

– Да, я вас понял.

– Тогда почему бы вам еще разок не прогнать текст через компьютер, а потом вернуть мне?

Когда я возвратился домой, Римб с хмурым видом мыла тарелки. Тут я должен упомянуть, что Римб – средних размеров блондинка, а постоянная встревоженность ее взгляда характерна для инопланетян из секты «божественников». Из соседней комнаты доносились странные звуки. Когда я вопросительно взглянул на Римб, она лишь указала глазами на дверь и пожала плечами. Войдя в комнату, я увидел там двоих незнакомцев, молча вернулся на кухню и спросил у Римб:

– Кто они такие?

– Сказали, что Байерсоны.

– Инопланетяне?

Она кивнула:

– Да, но не такие, как я. Для меня они такие же инопланетяне, как и для тебя.

В тот день до меня окончательно дошло, что инопланетяне могут быть чужаками и друг для друга.

– Почему они к нам заявились?

– Они не сказали, – ответила Римб.

Я вернулся в комнату. Мистер Байерсон, росточком около метра и с оранжевыми волосами, сидел в моем кресле и читал вечернюю газету. Миссис Байерсон, такая же низенькая и оранжевая, вязала нечто оранжево-зеленое. Едва я появился в комнате, Байерсон проворно освободил для меня кресло.

– Вы инопланетянин? – спросил я, усаживаясь.

– Да, – подтвердил Байерсон. – Мы с Капеллы.

– И что вы делаете у нас дома?

– Нам сказали, что все будет в порядке.

– Кто сказал?

Байерсон пожал плечами и как-то рассеянно на меня взглянул. Мне еще предстояло привыкнуть к такому взгляду.

– Но здесь наш дом, – строго произнес я.

– Разумеется, ваш, – согласился Байерсон. – Никто и не спорит. Но разве вы не можете уделить нам немножечко места? Мы ведь не такие уж и большие.