Машина снов
Шрифт:
– Не надо меня недооценивать.
– Я вполне верно тебя оцениваю, Хоахчин. Именно поэтому ты сейчас говоришь всё что угодно, лишь бы избегнуть пытки и отсрочить свою гибель. Ты не могла слепить лярву. У тебя бы не хватило на это простых человеческих сил! Ты же еле ходишь, старая!
– А ты приглядись, – обидчиво ответила Хоахчин. Она вздохнула, как-то странно сложила пальцы, бормотнула что-то неразборчивое, и вдруг на её лицо хлынул румянец. В мгновение ока вся её фигура подтянулась, она стала гораздо выше и моложе.
– Впечатляет, – сказал через некоторое время Марко, про себя подумавший, что в юности кормилица наверняка выглядела
– А оно не было поначалу таким могущественным. И его действительно сделала не я. Но зато я его переманила на свою сторону.
– Кто же…
– Один очень могущественный колдун. Очень сильный враг Он создал его, чтобы похитить машину снови управлять ею. Но как только лярва появилась, я сделала всё, чтобы её приручить.
– Столько усилий… Но в этой истории, несмотря на то что я в неё нисколечко не верю, мне непонятно только одно: зачем тебе было нападать на императора?
Марко медленно обошёл Хоахчин, чувствуя невыносимое желание снести ей голову. Лживая, злобная, завистливая тварь. Интересно, получится ли перерубить эту сухую шею с одного удара? Туповата сабля и сбалансирована как-то криво.
Кормилицу била крупная дрожь.
Взгляд Марка упал на кукольную деревянную руку, сжимавшую игрушечную сабельку. Она валялась у подножия трона, полускрытая складкой подёрнутой пеплом ткани. Его осенило.
– Ах, ты ж старая ты курва, – восхищаясь своей догадкой, сказал Марко. – Ты покровительствуешь принцу Темуру. Ты снюхалась с моим дядей на почве вашей обоюдной любви к наследнику.
Кормилица попыталась спрятать глаза, Марко схватил её за плечи и развернул к себе, заглядывая в лицо.
– Ты пытаешься убить государя, чтобы возвести на трон его старшего сына! Но почему?! Что такого пообещал тебе Темур? Что такого он может дать, чего не может дать тебе выкормленный тобою император?
– Темур прекратит эту бесконечную войну, – ответила Хоахчин.
– Хубилай – великий воин, но он не может остановиться. Он не может править мирной страной. Собственно говоря, он и воюет потому, что не представляет, что нужно делать с империей, когда она покоится в мире. Посему, пока он жив, войне не будет конца.
– А тебе-то что?
– Я устала. Устала ждать, устала бояться, устала хоронить. Устала опасаться подвоха, устала от угрозы бунта. Мне раньше казалось, что это боязливое ожидание, вся эта нервотрёпка – вполне естественное состояние для того, кто обладает властью. Что все эти чувства и есть то, что называют бременем власти. Но чем дольше я живу здесь, тем больше я понимаю, что настоящая власть – в гармонии. До нашего вторжения Срединное царство славилось незыблемостью. И это правильно. Темур вернёт эту незыблемость. Он восстановит всё, что мы разрушили.
– Он же мунгал! Не просто мунгал – чистокровный чингизид.
– Да. Но только чужеземец может так сильно влюбиться в эту культуру и так тонко чувствовать её, при всей своей любви сохраняя трезвый взгляд со стороны. Темур – хороший мальчик.
Марко прошёлся, бессознательно вынул из курительницы дымящуюся палочку и слегка покачал ею, глядя, как кольца плотного, почти живого дыма скользят по воздуху, нехотя разваливаясь на отдельные серые нити, белеющие в сумеречном свете. Темур. Ему ведь, должно быть, уже за сорок. А будущее неясно. Если бы император поручил ему управление каким-нибудь улусом, его честолюбие,
может быть, слегка бы успокоилось. Неужели нет способа как-то отвести пар, клокочущий в наследнике? Но Хубилай почему-то не доверяет ему. Хм, а кому он вообще доверяет?– А что Тоган? – спросил Марко, прекрасно понимая, что его собственные позиции очень уязвимы, и приход Темура к власти неминуемо означает его собственную гибель.
– Тоган? Мелкий глист! – презрительно сморщилась Хоахчин.
– Узнаю эти слова, – усмехнулся про себя Марко.
– Тоган зальёт страну кровью, – сказала кормилица. – Большинство считает страсть Темура преступной и постыдной. Но Темур умеет любить. А Тоган умеет только ненавидеть. Он ненавидит мунгал за смерть своей матери-катаянки, ненавидит катайцев за то, что они так легко сдались, ненавидит отца за то, что ему самому никогда не стать таким же, как император, но главное – он смертельно ненавидит себя самого. И за всё это он начнёт мстить. Я помню его с рождения, он всегда был засранцем и негодником. Однажды я выпорола его за то, что он мучал ягнят. Ему доставляло удовольствие пытать тех, кто слабее него. И сколько бы я ни порола его, эта страсть издеваться над слабыми так в нём и осталась. Возведи его на трон, и вся страна превратится в баранье стадо, которое он поведёт на бойню.
– Ты отчасти права. Но твой план обречён на провал, – усмехнулся Марко.
– Ты не убьёшь меня. Если бы ты действительно собирался меня казнить, то уже бы это сделал.
– Тебе помешаю не я.
– Кто же? Тоган?
– Нет. Старший брат. Чиншин.
– Ха-ха-ха, – грубо, по-мужски засмеялась Хоахчин, но в этой грубости присутствовала та нотка нарочитости, которая ясно дала Марку понять: он попал точно в цель. Осталось лишь дожать своё.
– Ты морочишь мне голову, мальчишка! – сказала кормилица, всё ещё слегка натужно улыбаясь. – Чиншин давно мёртв.
– Чиншин – жив, – с расстановкой сказал Марко, буравя взглядом карие глаза Хоахчин.
Он решил держать паузу столько, сколько это вообще возможно. Она должна сломаться. Должна.
– Этого не может быть, – неуверенно сказала Хоахчин. – Я видела его тело. Он умер во время приступа падучей, это известно всем.
– А как близко ты видела тело? Помнишь ли ты, как его сжигали? Ясно ли ты видела лицо трупа, когда его охватил огонь?
Марко приблизил лицо к глазам кормилицы. Там полыхал ужас.
– Его ведь несли на высоченных носилках, достойных императорского отпрыска? – продолжал давить Марко. – Как хорошо ты разглядела его?
Хоахчин молчала, сжав рот в одну линию. Но глаза выдавали всё, что в этот момент происходило в её душе.
– Ты не посмеешь, – наконец проскрипела она. – Не посмеешь помогать Чиншину.
– Почему?
– Я скажу тебе, что произошло с Пэй Пэй, если ты дашь клятву не помогать Чиншину. Ты присягал императору. Ты не должен помогать Тогану и Чиншину узурпировать престол!
– Почему? Убив мою единственную любовь, Кубла-хан лишился надежды на то, что я буду продолжать служить ему. Или её убила ты?
– Да не было никакой Пэй Пэй! – в сердцах крикнула Хоахчин.
– Я одурачила тебя! То было лишь наваждение! Не было никакой реальной наложницы, никогда, нигде! Пэй Пэй – миф!
Марко потянул пальцем ворот. Запах ароматических палочек стал вдруг невыносимо тяжёл…
– Никто, кроме тебя, никогда не видел её! Ты сам-то хоть раз видел её при дневном свете? Вспомни, она виделась тебе только в сумерках!