Машина снов
Шрифт:
– Контяк-мирген ношоль то, сьто ты велель сыскати, – с сильным акцентом сказал непалец. – Он велель казать, никатории лиуди знают, где ты бываль сиодня ночь. Нузьно осторозьней.
– Я тебя не знаю, – ответил Марко.
– Я просьто письмо. Зивое письмо. Не нузьно знати меня, – ещё шире улыбнулся непалец, настойчиво сунул меч Марку в руки, формально поклонился и быстро ушёл, оставив после себя неприятный беспокойный осадок.
В другое время Марко бы действительно разволновался, попытался бы найти понятное оправдание своим действиям, но сейчас он решил поторапливаться. На треволнения, переживания и прочее самоедство у него не оставалось ни времени, ни сил. Он развернул парчу и потянул на себя знакомую рукоять. Меч блеснул тёплым зелёным отсветом, сердце в ответ стукнулось предчувствием скорого расставания – Марко не верил, что меч снова
«Хубилай», – произнёс он вслух. И вздрогнул от приступа нахлынувшей ненависти.
Дворцовая библиотека в Тайду превосходила свою предшественницу в старой столице не только количеством текстов, которые хранились на её полках. Здание, которое Хубилай отрядил под книгохранилище, сперва предназначалось для проживания некстати забеременевших наложниц, большое, очень светлое, словно бы воздушное. У Гуань-ци сказал, что благотворная ци не должна встречать препятствий, её привольное течение нужно обеспечить отсутствием острых углов, а каждое окно особым образом защищалось амулетами и витражами. В резных ставнях пропилили защищающие орнаменты, и солнечный ливень, хлеставший днём через оконные проёмы, разбивался на множество мозаичных кусочков, играющих и переливающихся золотым ковром.
Но потом старшая фрейлина, госпожа Цао (о которой злословили, что ещё её дед был чумазым кузнецом, а мать стирала бельё в Тайду) сочла помещение неуютным, нажаловалась главному евнуху, разразилась безобразная коллективная истерика, и наложницам начали строить другой павильон, сочетавший в себе черты крепостной архитектуры с удивительной безвкусицей. Его конфетный фасад так резко бросался в глаза на фоне сдержанных обводов остальных дворцовых сооружений, воплощавших державность и высокомерную силу, полную собственного достоинства, что многие придворные из катайцев специально делали крюк, проезжая по дворцовым улочкам, только бы не видеть этот приторный ужас. А уж если и случалась необходимость проехать мимо этого монументального памятника крикливым выскочкам, недобитые катай- ские аристократы демонстративно зашторивали окна паланкинов, брезгливо морщась в сторону лубочно-пёстрого сада, из которого ползли вверх разрисованные стены дурного здания.
Так библиотека переехала в монументальный добротный павильон, словно паривший над десятком ручьёв, чья почти неподвижная поверхность играла всеми оттенками нефрита. В ясный день все окна раскрывались особым механизмом, приводимым в движение длинной бамбуковой оглоблей, а высоченные вертикальные жалюзи таким же образом выставлялись так, чтобы прямые солнечные лучи не вредили свиткам, не желтили бумагу и не высветляли тушь.
Марко легко поднялся на высокое крыльцо, оглянулся на крохотную меленку, вертевшуюся под несильным напором ручья. Издавать приятный стрекочущий звук – единственная цель, с которой её тут соорудили. Стрекотание девяти колёсиков накладывалось на тонкий звук от колокольцев у круглых ворот, рассеивая дурные чары и умиротворяя природную ци, разбивая слишком янскую волну и подкармливая струи инь. Ослепительно белая цапля медленно проскользила над тёмно-нефритовой водой и, не подняв ни единой капли воды в воздух, опустилась на отмель, горделиво распустив снежные крылья.
«Как же мне будет не хватать всего этого, – с тоской подумал Марко. – Какая могла бы быть страна! Рай земной». Он вошёл в приятный полумрак, разбитый на тысячи тончайших солнечных кубиков, показал двоим стражникам у входа львиноголовую пайзцу и, с трудом удерживаясь от желания по-детски поскакать по коридору, подошёл к дверям центральной залы. Взялся за ручки дверей. Остановился. Упёрся лбом в высоченные створки.
Сердце колотилось. Как ненормальное. Старик. Ну, здравствуй. Старый друг. Как же я счастлив видеть тебя живым, слепой чёрт! Он помедлил ещё несколько секунд, и ждал бы ещё, но надтреснутый голос библиотекаря задорно проскрипел сквозь двери:
– Я слышу твоё дыхание, Марко! Входи наконец!
Он сидел на полу, посреди горы разбросанных свитков, водя по их исписанным поверхностям чуткими пальцами, чуть вздрагивавшими, словно моргающие веки.
– Как твоя голова? – вместо приветствия засмеялся Марко. – Если от этого чжуншаньского вина засыпают на тысячу дней, то каково же тогда похмелье?
– Мне не до похмелья, Марко, – улыбнулся в ответ слепец. – Я хочу собрать историю династии Юань, от Тэмуджина
и до наших дней.– Я назвал бы это благородным занятием, когда б не последние перемены во дворце.
Библиотекарь перестал улыбаться, ощупью нашарил на полу свою любимую тросточку, не спеша поднялся и, дойдя до низенького скрипучего кресла, забрался на него с ногами, уютно сложив сухие ноги, проступавшие сквозь хлопчатые шаровары острыми углами.
– Мы спим или бодрствуем? – попытался пошутить Марко.
– Для слепца нет большой разницы, – попытался пошутить в ответ старик, но беседа не клеилась.
Библиотекарь доброжелательно смотрел перед собой, пока его пальцы, словно отдельно от него самого, мелкими, почти незаметными движениями ощупывали палочку. Даже песок, вечно танцующий вокруг Марковых сапог, внезапно замер. Воздух застыл. В полуоткрытую дверь виделось, как стеклянные жёлтые лучи пробивают полумрак коридора. Почти неслышно там скользил в мягких войлочных туфлях пожилой охранник, свет полосами струился по его отрешённому лицу. В окно слышался стрекот меленки у ворот. Приглушённо переговаривались колокольцы.
– Я только что был у Хубилая, – наконец сказал Марко, устав слушать тишину.
– Раньше бы ты сказал: «Я был у Великого хана». Стало быть, от его величия осталось ещё меньше, чем было вчера вечером, когда я навестил его, – осторожно ответил библиотекарь.
– Он высох, как ручей в пустыне.
– Он рассказал мне… удивительную историю, – довольно сказал библиотекарь, расплывшись в улыбке, от которой все черты его маленького лица попрятались в многочисленных морщинках.
– Не томи.
– Ты знаешь предание о молоке двух…
– Драконов, – подхватил Марко с нервной усмешкой. – Похоже, сегодня это самая обсуждаемая тема в темноте дворцовых коридоров. Хубилай почему-то считает, что это тайна, но ты уже второй человек, который рассказывает мне о ней.
– Зря смеёшься. Когда бы не внезапная болезнь императора, эта история так и не выплыла бы наружу.
– Так ты знаешь, что с ним случилось?
– Да.
– И?
Библиотекарь вздохнул и пожевал сухими губами воздух, не то подбирая слова, не то не зная, как начать своё повествование. Марко скрипнул зубами. Библиотекарь отрешённо покачал головой и прошептал:
– Вступая в битву с демоном, глупо рассчитывать на то, что он будет драться с тобой привычным тебе оружием.
– Ты говоришь о боге Ичи-мергена?
– Да. Так получилось, что для демонов нет времени. Мы не знаем, как они чувствуют время, но думаю, что для них нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Для них нет той линии от рождения в старость, по которой катится наша людская жизнь. Возможно, время для них похоже на таз с водой, куда можно макнуть руку – хоть в центр таза, хоть ближе к краешку. Возможно, время для них – туман, где бродишь, не разбирая, где находишься, – вправо или влево, свободно, но без малейшего понятия о том, где ты. Повторюсь, я не знаю, как именнодемоны управляются со временем. Но очевидно, что такого времени, какое ощущаем мы, для них не существует.
– Я силюсь представить себе это, старик, но не пойму, к чему ты клонишь?!
– Когда ты нашёл копию машины,изготовленную непонятно кем, Хубилай первым же делом решил опробовать, насколько она отличается от той, что была построена тобой по его приказу.
– Безумец!
– Да, в храбрости ему не откажешь, – усмехнулся библиотекарь.
– Почему было не послать на это испытание кого-то другого?
– А кто другой мог бы сравнить действие обеих машин? Только ты да сам император использовали ту, первую.Но ты спал, и тебя сонного отнесли к твоим родственникам, сидящим под домашним арестом. Кроме того, сам факт существования второймашины снимал с тебя презумпцию невиновности. Не отвлекай меня, я теряю нить рассказа. С чего мы начали? – рассеянно пробормотал старик, потом его брови вскинулись, он восстановил логику повествования, хлопнул себя по колену и продолжил: – Так вот. Как только император лёг на ложе машины и погрузился в сон, он тут же почувствовал присутствие слепка какого-то существа рядом. Как будто он не один возлежал на том ложе. Сам он сказал, что то был «гуй» – неупокоенный дух, мучимый жаждой мести всем живым. Присутствие духа ощущалось так явственно, что Хубилай даже на секунду подумал, что дух хочет слиться с ним, дабы захватить его тело.