Машина времени

Между столами были разбросаны в большом количестве мягкие подушки. Мои провожатые уселись на них и сделали мне знак, чтобы я последовал их примеру. С милой бесцеремонностью они принялись есть плоды прямо руками, бросая кожуру и все остатки в круглые отверстия по бокам столов. Я, конечно, не замедлил воспользоваться их приглашением, так как чувствовал голод и жажду.

Насытившись, я принялся осматривать залу. Пожалуй, то, что поразило меня больше всего, был вид разрушения, который она представляла. Цветные стекла окон, представлявших геометрические фигуры, были разбиты во многих местах, а занавески, висевшие у нижнего края, были покрыты толстым слоем пыли. Я заметил также, что угол мраморного стола возле меня был отломан. И тем не менее общее впечатление было замечательное, и зала поражала богатством своей отделки и своею живописностью.

В ней находилось около двухсот обедающих. Большинство из них постаралось сесть ко мне как можно ближе. Они с интересом наблюдали за мной, поглядывая на меня своими блестящими маленькими глазками поверх плодов, которые ели. Все были одинаково одеты в нежные, но очень прочные шелковые ткани.

Между прочим, плоды были их единственной пищей. Эти люди отдаленного будущего были строгими вегетарианцами, и, пока я находился с ними, я должен был также сделаться плодоядным, несмотря на свое влечение к мясу. Я убедился потом, что лошади, рогатый скот, овцы, собаки также последовали за ихтиозаврами, и все уже вымерли. Но плоды были восхитительны. Особенно мне понравился один сорт плодов, который сделался моей главною пищей. То был мучнистый плод в трехгранной скорлупе. Его сезон, по-видимому, продолжался все время, пока я находился там, в этом будущем времени.

Вначале я был поражен и всеми этими странными и великолепными плодами, и всеми великолепными цветами, которые я видел, но потом я начал понимать, откуда они взялись.

Теперь я рассказываю вам о своем первом фруктовом обеде в отдаленном будущем. Как только я удовлетворил свой аппетит, то решил сделать попытку научиться языку этих новых людей. Ясно, что это я должен был сделать прежде всего. Плоды казались мне наиболее подходящими для этой цели, поэтому я взял один из них в руки и постарался объясниться при помощи вопросительных звуков и жеста. Мне стоило немало труда заставить себя понять. Сначала все мои усилия вызывали лишь изумление и непрерывающийся смех, но затем одно маленькое белокурое существо, по-видимому, поняло мое намерение и несколько раз повторило одно название. Они, не переставая, болтали между собой, но моя первая попытка воспроизвести изящные короткие звуки их языка вызвала взрыв самой неподдельной, хотя и невежливой, веселости. Однако я все же чувствовал себя среди них как школьный учитель и потому настойчиво добивался своей цели. В конце концов в моем распоряжении уже было несколько имен существительных, а потом я дошел до указательных местоимений и даже до глагола «есть». Но дело подвигалось медленно, и маленьким людям скоро надоело заниматься со мной, и они выказали намерение избегать моих расспросов. Мне пришлось по необходимости решиться на то, чтоб эти уроки преподавались мне маленькими дозами, и притом только тогда, когда мои учителя были склонны к этому. Впрочем, я скоро должен был убедиться, что эти дозы учения могли быть лишь очень малы, потому что маленькие люди были слишком беспечны и мозг их очень легко утомлялся.

VI. Закат человечества

Меня особенно поразила одна странная черта этих людей – недостаток интереса. Они подбегали ко мне с возгласами изумления, точно дети, останавливались, чтобы оглядеть меня, и затем убегали в поисках новой игрушки. Обед и вместе мой первый разговорный урок кончился, и тогда я в первый раз заметил, что в зале никого не осталось из тех, кто окружал меня вначале. Но, как это ни странно, и я также очень быстро потерял всякий интерес к этому маленькому народу.

Утолив свой голод, я ушел из залы через портал на залитую солнцем лужайку, постоянно встречая маленьких людей, которые следовали за мной на небольшом расстоянии, болтая, дружески жестикулируя и смеясь, но спустя короткое время они опять предоставляли меня собственной судьбе.

Наступал тихий вечер, когда я вышел из залы; все кругом было залито теплыми лучами заходящего солнца. Но все казалось мне странным и так было непохоже на тот мир, в котором я жил до сих пор, даже цветы!

Большое здание, откуда я вышел, помещалось на склоне широкой речной долины, но Темза уклонилась, вероятно, на милю от своего теперешнего положения. Я решил взобраться на вершину холма, отстоящего, вероятно, на расстоянии полутора миль от того места, где я находился, чтобы взглянуть оттуда, с высоты, на нашу планету в 802 701 году, так как именно эту дату указывали стрелки циферблата моей Машины времени.

На дороге я очень внимательно рассматривал все, что меня окружало, ища разгадки того состояния разрушающегося великолепия, в котором находился этот мир, – так как это великолепие несомненно было разрушающимся. Немного далее вверх по холму я увидел огромную груду из кусков гранита, соединенных вместе массами алюминия; еще далее – целый лабиринт отвесных стен и груды расколовшихся камней, между которыми густо росло удивительно красивое растение – быть может, крапива – с чудно окрашенными коричневыми листьями, но не обладающими свойством причинять ожог. Это были, очевидно, остатки какого-либо большого строения, но я не мог определить, для какой цели оно было здесь воздвигнуто. Здесь несколько позднее я сделал одно очень странное открытие. Но об этом я буду говорить в своем месте.

Наблюдая вид, открывавшийся с террасы, на которой я остановился отдохнуть, я обратил внимание на то, что маленьких домов совсем не было видно нигде. По-видимому, как отдельное жилище, так и отдельное хозяйство уже исчезли тогда. То здесь, то там виднелись огромные здания, похожие на дворцы, но дома и коттеджи, столь характерные для нашего английского ландшафта, уже больше не существовали.

«Коммунизм», – подумал я.

Вслед за этой мыслью тотчас же явилась другая.

Я взглянул на маленьких людей, шедших за мной, и мне вдруг бросилось в глаза, что все они носили одинаковые мягкие одежды, у всех были нежные безбородые лица и какая-то девическая округленность членов. Пожалуй, может показаться странным, что я раньше не заметил этого. Но кругом меня все было странно. Теперь этот факт бросился мне в глаза. Между мужчинами и женщинами будущего не было никакого различия – ни в одежде, ни в телосложении, ни в обращении. Эти маленькие люди были все одинаковы. И дети казались мне лишь миниатюрными воспроизведениями своих родителей. Я также пришел к заключению, что эти дети будущего отличались очень ранним развитием, по крайней мере физическим, и впоследствии я имел много случаев убедиться в справедливости этого мнения.

Довольство и безопасность, окружающие этих маленьких людей, внушили мне мысль, что такое решительное сходство полов явилось естественным результатом именно таких условий жизни. Сила мужчины, нежность женщины, учреждение семьи и дифференциация труда – все это составляет железную необходимость века физической силы. Там, где народонаселение достигло равновесия, многодетные семьи являются скорее злом для государства, и там, где насилие составляет уже редкое явление, где существование потомства обеспечено, там нет такой необходимости в образовании действительной семьи и вследствие этого неизбежно должна исчезнуть специализация полов, вызываемая нуждами детей.

Мы видим и теперь уже некоторые признаки этого, но в том отдаленном веке это уже было достигнуто окончательно. Я должен напомнить, что сообщаю вам выводы, сделанные мною, но позднее я убедился, что действительность далеко превзошла их.

Размышляя об всех этих вещах и поглядывая кругом, я обратил внимание на хорошенькую маленькую постройку, нечто вроде колодца под куполом. Мимоходом я подумал о странности этого явления, что колодцы продолжают существовать и в таком отдаленном будущем, но не останавливался долго на этой мысли.

Дальше, по направлению к вершине холма, уже никаких строений не было, и так как моя походка оказалась слишком быстрой для маленьких людей, то меня скоро оставили одного. Испытывая странное чувство свободы и какую-то особенную предприимчивость, я смело шел вперед.

Достигнув вершины, я увидал скамью, сделанную из какого-то желтого металла, мне неизвестного. В некоторых местах скамья была изъедена красноватой ржавчиной и заросла мягким мохом, ручки скамьи, изображавшие головы грифонов, были отломаны. Я сел на скамью и любовался широким простором нашего древнего мира, освещенного теперь лучами заходящего солнца.

Картина была действительно поразительной красоты. Солнце уже скрывалось за горизонтом, и вся западная часть неба сияла золотом. Кое-где виднелись горизонтальные полосы, слегка отливающие пурпуром. Внизу расстилалась долина Темзы, по которой струилась река, казавшаяся лентой из раскаленной стали.

Я говорил уже о больших дворцах, разбросанных посреди самой разнообразной зелени. Некоторые из этих дворцов уже превратились в развалины, другие же были еще обитаемы. Местами в этом обширном саду земли виднелись белые или серебристые изваяния и резкие вертикальные линии какого-нибудь купола или обелиска. Никаких изгородей, никаких признаков владельческого права и никаких следов земледелия нигде не было видно. Вся земля превратилась в один обширный сад.