Маска Черного Тюльпана

Он все равно в итоге выследил бы Вона. Просто это заняло бы больше времени. В течение дня Майлз разработал очень логичный план выслеживания Вона, который включал выяснение, членом каких клубов является этот человек, в какие часы обычно посещает их и где его можно легче всего подстеречь. А так получилось гораздо проще.

Единственная проблема — ни один из пробных вопросов Майлза не дал ни малейших результатов. Майлз невзначай посетовал, как трудно нынче найти хорошего лакея. Лорд Вон пожал плечами:

— Об этом для меня заботится мой управляющий.

Не «Черт побери, они всегда у меня умирают!». Не «Забавно, как раз сегодня утром один из моих лакеев отошел в мир иной». От невинного хозяина, чьего лакея недавно убили, можно было ожидать какой-то реакции — удивления, раздражения, огорчения. А этот — ни вздрогнул виновато, ни глаза не отвел, но Майлз счел отсутствие реакции таким же подозрительным, как и то, что Вон умолчал о происшествии.

Упоминания о благородных подвигах наших цветочных друзей, о трудностях передвижения по континенту в наше неспокойное время и о шокирующем росте преступности в столице (особенно убийств) за последние несколько недель также не вызвали ничего, кроме вежливого бормотания. Более того, единственная тема, к которой лорд Вон проявил хоть какой-то интерес, была семья Селвик. Лорд Вон задал о ней несколько вопросов. Майлз, играя роль скучающего молодого человека, завалил его не имеющими отношения к делу подробностями, как, например, цвет экипажа Ричарда и тот факт, что кухарка Селвиков печет исключительно вкусное имбирное печенье, но Вон хотел услышать, похоже, совсем другое.

Подозрительно, решил Майлз. В высшей степени подозрительно.

К несчастью, он ничем не мог подтвердить свои подозрения. «Олмак», увы, ничуть не подходил для слежки. Здесь не подавали крепких напитков, которыми можно было накачать лорда Вона до состояния разговорчивого опьянения, и ставки в карточном салоне были слишком низкие для достаточного проигрыша, чтобы Майлзу пришлось давать обещание отдать долг (и таким образом ловко обосновать необходимость визита в дом Вона). Пока Майлз потерял ровно два шиллинга и шесть пенсов. Нечего и надеяться убедить лорда Вона, будто у него нет наличных.

— Еще партию? — повторил Майлз.

— Думаю, нет. — Отодвинув стул, лорд Вон сухо добавил: — Мне придется воздержаться от этого удовольствия.

Не будь Майлз так уверен, что этот человек смертельно опасный французский шпион, он, пожалуй, пожалел бы его. Но поскольку человек этот, вполне возможно, являлся смертельно опасным французским шпионом, Майлз не испытывал ни малейших угрызений совести из-за своего донельзя раздражающего поведения, разыгрывая представление в духе Болвана Фитцхью, когда тот бывает особенно невыносим.

— О, вы едете в свой клуб? Я мог бы…

— Доброй ночи, Доррингтон.

Майлз подавил совершенно неуместное желание улыбнуться и постарался принять как можно более обиженный вид.

— Ну ладно, — сказал он, падая в кресло со скорбным, как он надеялся, видом. — В другой раз.

Дробно застучала, возвещая уход графа, трость. Майкл дождался, пока затихнет эхо, и, осторожно встав из-за стола, выглянул из дверей карточного салона. Вон кланяется леди Джерси, та грозит ему пальцем, и… лорд Вон покидает бальный зал.

Майлз последовал за ним на почтительном расстоянии и выглянул наружу, пока Вон садился в свой портшез, большой и такой же элегантный, как все у Вона. Стенки покрыты черным лаком и украшены серебром, блестевшим в свете факелов. Спереди и сзади стояли по два ливрейных носильщика.

Вполне вероятно, Вон просто едет домой, или в клуб (графу, отрицавшему это несколько минут назад, Майлз не поверил; сам он на месте Вона солгал бы, чтобы отвязаться от него), или в бордель, или в любое другое место, куда может отправиться вечером человек ради целей, ничего общего со шпионажем не имеющих.

А если нет?

Не помешает проследить за ним. На всякий случай.

Майлз поспешил к ряду наемных портшезов на противоположной стороне улицы. Дела у них шли хорошо, поскольку с наступлением темноты во многих районах Лондона небезопасно было ходить пешком, а улицы были слишком тесными даже для самых узких фаэтонов, не говоря уже об обычных экипажах. Поджидавшие клиентов носильщики перебрасывались отрывочными фразами — пересказывая самые кровавые моменты вчерашнего петушиного боя, насколько услышал Майлз.

Майлз не стал дослушивать, какой же из петухов победил, а подошел к самому крепкому на вид паланкину — потрепанной кабинке, некогда выкрашенной в белый цвет, а теперь посеревшей — и кашлянул, достаточно громко, чтобы вызвать бурю в Нортумберленде. Двое мужчин неохотно отделились от толпы любителей птичьих поединков и подошли к нему.

— Желаете прокатиться, сударь?

Портшез Вона заворачивал, покачиваясь, за угол. Через мгновение он скроется из глаз. Майлз торопливо залез в кабинку и, сложившись вдвое, разместился на маленьком сиденье.

— За тем портшезом!

— За дополнительную плату, если вы хотите, чтобы я бежал, — коротко проинформировал его передний носильщик.

Майлз сунул ему в руку полкроны.

— Вперед!

Носильщик указал пальцем на своего напарника.

— И моему товарищу.

— Если, — оборвал его Майлз, — вы доставите меня вовремя и незамеченным, я заплачу вам обоим вдвойне. А теперь — вперед!

Носильщики подняли портшез и двинулись в путь. Майлзу показалось, что через плечо носильщика он успел различить край паланкина Вона, когда тот огибал угол, но видно было плохо. Майлз наклонился в сторону, отчего портшез опасно накренился, а виконт заработал эпитет, вполголоса произнесенный задним носильщиком, которому пришлось покрепче перехватить шесты, чтобы кабинка не опрокинулась.

Сев ровно, Майлз сверлил взглядом лопатки носильщика. Не самый живописный вид.

Прикинув, что они отстают достаточно, чтобы люди Вона их не заметили, Майлз поднял крышу кабинки, крепившуюся на петлях, и посмотрел поверх головы носильщика. Паланкин Вона так далеко ушел вперед, что виднелся только свет фонаря провожатого, подскакивавший вверх-вниз перед портшезом Вона как блуждающий огонек на болоте.

Куда уж там Вон держал путь, но следовал он самым кружным из возможных маршрутов. Носильщики Майлза пробирались по узким улочкам, где дома словно пьяные наваливались друг на друга, мимо шумных таверн и тихих церквей, огибая крутые углы и пересекая оживленные улицы. Носильщики Вона по большей части предпочитали наименее оживленные переулки, боковые аллеи, где верх портшеза цеплялся за веревки с бельем, а людям приходилось замедлять ход, стараясь не поскользнуться на загаженной отбросами земле. Они замедляли шаг, но не останавливались и переходили почти на бег всякий раз, когда позволяла местность.

Майлз пытался обуздать нараставшее возбуждение. Вон мог просто стремиться на встречу с любовницей… но кто станет держать любовницу в здешней части города? Хотя улицы были незнакомы Майлзу, стрелка его внутреннего компаса оживленно вертелась, пока безошибочно не указала на юго-восток; они двигались — окольным путем — прочь от Мейфэра, прочь от Пиккадилли, к реке и более беспорядочным восточным кварталам. Направлялись они, ясное дело, не в городской особняк Вона на Беллистон-сквер.

На улице, вдоль которой стояли магазины с глухими ставнями на окнах и убогие таверны, портшез Вона начал замедлять движение. Носильщики послушно обогнули угол и остановились перед пивной с лениво поскрипывающей на ветру вывеской.