Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
Генриетта отложила толстое письмо Амели, планируя повнимательнее прочесть его потом. В нем содержались сведения, требовавшие пристального изучения. Правила пользования отмычкой, например, не та вещь, которую можно запомнить с одного раза.
А еще в самом конце самой последней страницы Амели втиснула постскриптум с приглашением. Через неделю они с Ричардом ждут к себе несколько человек, приглашенных на интенсивный курс тренировок. Вся прелесть данного мероприятия заключается в том, беспечно писала Амели, что с виду это будет просто отдых в деревне. Если кто-нибудь спросит, в наличии все традиционные развлечения: охота и рыбалка для мужчин, увеселительная поездка для женщин к находящимся поблизости норманнским развалинам и посещение деревенских магазинов.
Улыбаясь, Генриетта взяла следующее письмо. Как это похоже на Амели. И как идеально, просто идеально. Мама не станет возражать против отдыха у Ричарда под «присмотром» Амели. Интересно, а будет ли там Майлз? Учитывая, что он лучший друг Ричарда, надо думать, будет… Генриетта безжалостно вырвала себя из опасного царства грез и торопливо сломала комковатую печать на последнем письме.
Оно пришло от Джейн.
Генриетта всмотрелась в знакомую подпись, сделала то же с расстояния вытянутой руки, немного нахмурилась и снова уставилась на подпись. Письмо по-прежнему было от Джейн.
Генриетта в некотором смущении смотрела на потрепанный лист бумаги. Не было никакой возможности, даже при наличии табуна лошадей и попутных ветров, чтобы Джейн могла получить ее письмо и уже дать ответ. Эпистола Генриетты не содержала ничего такого, что могло вызвать столь скорый ответ, даже если б это было возможно: она заверила, что дяде Арчибальду сообщили о появлении нового жуткого романа и он не преминет купить его, как только тот появится в местной книжной лавке. Остаток письма был заполнен банальностями — например пересказом беседы с лордом Воном, сообщениями о беспримерном внимании Майлза к маркизе и о том, как вдовствующая герцогиня вынудила Перси Понсонби сигануть из окна второго этажа.
Послание Джейн было скорей запиской, чем письмом. Мелкие, аккуратные строчки заполнили менее половины сложенного листка. Она хотела, писала Джейн, лишь сообщить своей дражайшей кузине, что этим утром посетила еще один венецианский завтрак и неизвестный господин спрашивал ее и о Генриетте, и о мистере Доррингтоне. Насколько она поняла, господин этот знает их — должно быть, через дорогого брата Генриетты, но уточнить ей не удалось. Генриетта наверняка должна воспринять это как знак внимания и, соответственно, чувствовать себя польщенной.
Генриетта сидела неподвижно, осмысливая последствия коротенького послания Джейн. Ей, видимо, следовало бы подняться в свою комнату и принести шифровальную книгу, но девушкой овладело ужасное подозрение, что она уже знает, о чем идет речь. Джейн совершила еще один ночной рейд в министерство полиции. Там она обнаружила, что кто-то отдал приказ проследить за передвижениями Генриетты и Майлза — вероятнее всего, из-за их близости к Ричарду. Проклятие! Как еще можно это истолковать?
Генриетта медленно подошла к письменному столу, с глухим стуком опустила крышку. Бумаги, брошенные синьором Маркони, так и валялись в беспорядке, но Генриетта не стала их разбирать. Взяла чистый лист бумаги, чернильницу и перо, чтобы написать… что?
В голове теснилось слишком много вопросов. Если они с Майлзом находятся под наблюдением, то как же Джефф? Весьма вероятно, в министерстве полиции уже имеется на него досье из-за его долгого пребывания во Франции вместе с Ричардом. Нельзя упускать из виду и ее родителей. Они все навещали Ричарда в Париже незадолго до его ареста и скорого побега. На самом деле ее мать играла главную роль в вызволении Ричарда из застенков министерства.
Затем шли еще более важные вопросы — например почему вдруг министерство так ими заинтересовалось. Генриетта постучала сухим пером по промокательной бумаге. Предположительно они посчитали разумным выявить связи бывшей Пурпурной Горечавки. В то время как сам Горечавка навсегда покинул шпионское поприще благодаря драматичному разоблачению (не говоря уже о женитьбе и будущих маленьких
детях), разрозненные члены его лиги вполне могли продолжать борьбу против Франции. И вывести их на чистую воду логичнее всего, занявшись ближайшими к Ричарду родственниками и друзьями. Намного ближе всех остальных находились они с Майлзом — ну, в ее случае, поневоле, когда много лет живешь с человеком под одной крышей, — и в течение последнего месяца оба они посещали Францию. Французский агент-параноик, каковое определение точно отвечало Гастону Деларошу, мог сложить эти факты в нечто очень зловещее.Что-то треснуло. Опустив глаза, Генриетта увидела: она надавила на перо с такой силой, что кончик его сломался.
Девушка положила перо. Какой смысл писать Джейн, умоляя об ответе, когда она даже не знает, о чем хочет спросить? Сейчас разумнее всего поговорить с Майлзом. Его нужно предупредить.
Для себя Генриетта опасности не видела. Она не до конца понимала, с чего это ее имя вдруг всплыло в досье министерства полиции, но она была абсолютно уверена: слишком внимательно ею интересоваться не станут — ведь Бонапарт, и все это знали, недооценивал женщин. Еще и поэтому план Джейн удался столь блестяще. Генриетта же, если не считать нынешней ее деятельности, никогда не участвовала во враждебных Франции акциях, разве что была бездеятельной надоедливой младшей сестрой Пурпурной Горечавки. Если они станут копаться в ее жизни, то обнаружат лишь список книг, взятых в библиотеке, пять отказов, данных на предложения руки и сердца, двух капризных учителей пения и непомерное количество купленных лент.
Генриетта рассеянно обмакнула перо в чернильницу, придвинула к себе лист бумаги.
С другой стороны, Майлз представлял собой идеальную мишень. Его работа в военном министерстве, хотя и не афишируемая по всему городу, секретом не являлась — да и как иначе, если последние несколько лет Майлз периодически открыто туда наведывался? Его связь с Ричардом тоже общеизвестна. Если министерство полиции хочет уничтожить тех, кто может представлять опасность для амбиций Бонапарта… Генриетта опустила взгляд и увидела расползающееся на прежде девственно-чистом листке пятно коричневатых чернил. В тусклом свете оно казалось кровавым.
Бога ради! Генриетта скомкала испорченный лист. Кровь не прольется! Она предупредит Майлза, но не запиской. Подобные записки не должны попадать в чужие руки, а у них с Майлзом не имелось шифра. Тысяча личных шуток и взаимных воспоминаний, но тайный шифр они не разработали.
Нужно поехать к нему домой. Генриетта склонила голову набок и поморщилась. Как плохо, когда слишком хорошо себя знаешь. Она знала — главной причиной, побуждающей ее ехать к Майлзу, было не желание предупредить его о возможной опасности; она хотела убедиться, что он дома. Один.
Генриетта с глубоким вздохом отодвинула стул. Так. Она до этого не опустится. Правда, то же самое она говорила и о плане спрятаться за живой изгородью, но сейчас она не лукавила. Она принимала новое решение: больше никаких засад. Кроме как в интересах Англии, разумеется. С Майлзом они слишком долго дружили, чтобы играть в подобные игры. Если она хочет знать о его отношениях с маркизой, то должна спросить его прямо, а не являться к нему домой в неурочный час, как ревнивый муж во французском фарсе.
Да и со стратегической точки зрения идея выглядела никудышной. Помимо урона, который она нанесет своей репутации, если ее узнают, скрытное проникновение в дом Майлза — если за ними следят французские агенты — лишь убедит тайную полицию, что им есть что скрывать, и таким образом вырастет опасность того, что Майлза могут застрелить, нырнуть ножом или навсегда искалечить.
Майлза обязательно нужно предупредить, но она должна сделать это лично, сегодня вечером. Скоро уже восемь, а два самых грозных матриарха Британии приказали ему явиться на маскарад к лорду Вону не позднее десяти часов. Маскарад обеспечит прекрасные условия для тайной встречи; среди подвыпивших гуляк в масках она сможет увлечь Майлза в укромный уголок для личного общения.