Маска Черного Тюльпана

Заметивший гримасу Майлз сделал из нее совершенно другой вывод и с ненужной силой натянул поводья, останавливая лошадей во дворе «Тушеного зайца». Бросив поводья конюху, Майлз спрыгнул на землю и помог Генриетте выйти из коляски.

Он не посторонился, пропуская Генриетту, а так и остался стоять, хмуро глядя на нее. Черный фаэтон резко затормозил у Майлза за спиной, едва не задев его и высадив щеголя во фраке, сшитом по последней моде; денди минутку помедлил, поправляя и без того безупречный галстук. Оживленная почтовая станция, признал Майлз, не лучшее место для личного разговора. Но что-то надо сказать, и побыстрее, потому что непривычное молчание приведет его прямиком в Бедлам. Пигмалион умудрился статую превратить в живую женщину. Он же, угрюмо подумал Майлз, каким-то образом ухитрился живую женщину превратить в статую.

— Генриетта… — серьезно начал он, взяв ее за плечи.

— Вот это да! Доррингтон! — Майлз не успел сказать, что хотел, — на него обрушился знакомый голос. Не дожидаясь, пока кучер до конца остановит экипаж, Болван Фитцхью покинул свое место. — Право слово! Как мне повезло, что я тебя здесь нашел. Хотел ехать до «Борзой», но увидел во дворе твою коляску и подумал; пообедаю с Доррингтоном. Знаешь, терпеть не могу обедать в одиночестве.

Очевидно, силы, с которыми стоило считаться, крайне отрицательно посмотрели на обольщение человеком сестры его лучшего друга и, не теряя времени, осуществили наказание. Майлз попытался поймать взгляд Генриетты в поисках сочувствия, но видная ему небольшая часть лица пряталась в такой густой тени от шляпы, что казалась затянутой вуалью.

— Фитцхью, — простонал Майлз, опуская руки и поворачиваясь к старому школьному другу.

Болван вздрогнул, только теперь узнав Генриетту, что было совсем неудивительно, поскольку крупная фигура Майлза заслонила девушку.

— Леди Генриетта? — Он перевел взгляд с Генриетты на Майлза, и на его добродушном лице отразилась озадаченность. — Не заметил вас! Чертовски приятный день для прогулки, не правда ли?

Майлз предложил Генриетте руку, желая любезному Болвану вечных мук.

— Давайте узнаем, можно ли занять отдельную гостиную, — покорно произнес он.

— Отличная мысль! — пришел в восторг Болван. Он вежливо повернулся к шляпке Генриетты. — Что привело вас сюда, леди Генриетта?

— Мы просто гостили… — начал Майлз.

— …в Суссексе. У Ричарда, — перебила Генриетта тоном, запрещающим дальнейшие объяснения.

Майлз резко посмотрел на Генриетту, но за все свои старания получил укол нахальным пером в глаз. Он скоро возненавидит эту шляпку.

— А что ты здесь делаешь? — грубо спросил он у Болвана, когда их маленькая компания вошла в двери гостиницы.

Позади них непрерывный поток экипажей, делавших остановку на пути из Брайтона в Лондон, продолжал заполнять двор почтовой станции — все искали лошадей и передышки от тягот пути.

Болван улыбнулся и помахал носовым платком с каймой из гвоздик.

— Ездил в Брайтон. С принцем, само собой. В эти два дня в Павильоне [62] было не протолкнуться.

— А когда там было свободно? — спросил Майлз, широко махая рукой хозяину гостиницы в надежде, что чем скорее Болван наестся, тем скорее уедет. За ними уже выстраивались в очередь недовольные путешественники, возглавляемые стройным мужчиной, фаэтон которого чуть не сшиб Майлза во дворе. Судя по ширине лацканов его фрака и высоте воротника рубашки, он, несомненно, являлся одним из прихлебателей принца, только что из Брайтона. Это соображение прибавило силы голосу Майлза, и он проворчал: — Не понимаю, зачем ты подвергаешь себя таким мучениям?

62

Королевский павильон; с конца XVIII в. до 1849 года приморская резиденция королей Великобритании.

— Ты шутишь, Доррингтон? Не могу сказать, что я очень люблю море, но все развлечения у принца первоклассные. В эти дни у него даже выступала оперная певица! Ей аккомпанировал какой-то итальянец, имя у него какое-то птичье. Чертовски очаровательная… э… — Болван посмотрел на Генриетту и умолк. — Э… певица, — с облегчением закончил он. — Чертовски очаровательная певица.

Даже Болван порадовался появлению хозяина гостиницы.

Вытирая руки о большое белое полотенце, повязанное вокруг талии, сей достойный человек объяснил, рассыпаясь в извинениях, что отдельная гостиная уже занята, господа видят, что гостиница переполнена из-за брайтонских развлечений принца и что, если леди и джентльмены не возражают, еще остались места в кафе…

Никто не возразил: Майлз — потому, что ему было все равно, где они сядут, поскольку в итоге уедут; Болван — потому, что продолжал говорить, а Генриетта — потому что вообще молчала. Майлза так и подмывало постучать по донышку ее проклятой шляпки и спросить, есть ли кто дома, но он решил, что в нынешнем настроении Генриетта навряд ли ответит благожелательно.

Кафе тоже было переполнено путешественниками, уписывавшими пироги со свининой, утиные грудки и большие порции баранины с картофелем, но неутомимый Болван с помощью перестановки обеспечил им маленький столик в углу и обмахнул носовым платком сиденье стула для Генриетты, и все это под непрерывный рассказ о красотах Брайтона — женских и архитектурных, поразительной певице, услаждавшей их слух в пятницу вечером, и о чудесных жилетах принца.

— …с настоящими павлиньими перьями! Присядете, леди Генриетта? — Болван с поклоном подвинул к Генриетте стул, который только что обмахнул платком.

— Жалко павлина, — пробормотал Майлз, обращаясь к девушке, но она даже не улыбнулась.

Генриетта покачала шляпкой, отказываясь от предлагаемого стула.

— Прошу меня простить, но я бы хотела привести себя в порядок с дороги.

По крайней мере, подумал Майлз, она не утратила вместе с голосом и словарного запаса. И пожалел, что Генриетта не использовала его для обращения к нему.

Поддавшись внезапному порыву, Майлз схватил Генриетту за запястье. Болван, по счастью, отвлекся — размахивал рукой, пытаясь привлечь внимание официанта и получить кувшин портера.

— Генриетта… — начал он.

— Да? — Генриетта подняла на него глаза, разом насторожившись.

Майлз сидел с полуоткрытым ртом, не в состоянии придумать, что сказать. «Ты не собираешься вылезти в окно?» не годится. «Ненавижу эту шляпку» будет честно, но в значительной степени бесполезно. А спросить: «Почему ты со мной не разговариваешь?» — нельзя в присутствии Болвана, да и на удовлетворительный ответ рассчитывать не приходится.

— Заказать для тебя лимонад? — неуклюже выдавил он.

Поля шляпки снова опустились.

— Нет, спасибо, — вежливо ответила она.

Майлз мысленно чертыхнулся.

Он понуро сидел, проклиная причуды человеческого общения, модистку Генриетты, а также Болвана и всех его потомков до конца времен.

Пока Болван разговаривал с официанткой, Майлз смотрел, как Генриетта обходит мужчину, приехавшего следом за ними, — представителя высшего света в рыжевато-коричневых панталонах, чудовищных размеров галстуке, с уголками воротника выше Вавилонской башни. Денди остановился в дверях, уставившись вслед Генриетте, жесткие фалды его фрака уперлись в стену. Майлз открыто мерил парня в дверях злобным взглядом. Какое право он имеет пялиться на Генриетту? Она несвободна, совершенно несвободна, и если этот хлыщ не перестанет в скором времени поедать ее взглядом (у Майлза имелось твердое представление о том, что значит «скоро»), Майлз позаботится, чтобы он об этом узнал. На мгновение показалось, будто хлыщ вознамерился последовать за Генриеттой — Майлз машинально потянулся к шпаге, которой сегодня при нем не было, — но хлыщ передумал и подошел к камину. Майлз мысленно поаплодировал данному решению.

Ослабив наблюдение, Майлз повернулся к Болвану, оживленно повествовавшему об изумительной коллекции китайских вещиц принца Уэльского, в которой важное место занимали павлины. Майлз спросил себя, не означает ли это, что Болван наконец-то перестанет рядиться Розовой Гвоздикой, и решил: Болван в виде гигантского павлина — образ чересчур тревожный, чтобы на нем останавливаться.

— Списал для тебя имя нового портного принца, — сказал Болван, широким жестом доставая из кармана узкого жилета клочок бумаги, и с влюбленной улыбкой посмотрел на него. — Ты не представляешь, что этот человек может сделать с жилетом.