Маска красной смерти

Мой пульс ускоряется, когда кто-то жестикулирует мне, предлагая таблетки. Я игнорирую предложение. Мне необходимо полностью отдавать себе отчет, хотя моя голова уже начала пульсировать.

— Так это конкурент Клуба Распущенность, — говорю я, пытаясь переключить его внимание на себя, вместо дна стопки.

Тела давятся, здесь переполнено. Голые плечи и руки, видимые над открытыми вырезами платьев, напоминают мне о накидке в переулке. Я не позволяю себе думать о девушке на входе. Это легко — достаточно сказать, что все эти люди живы. Они воняют потом и страхом смерти.

Бармен толкает еще пару напитков по стойке, и я быстро хватаю один. Я пригубляю алкоголь. Он обжигает. Не могу поверить, что Уилл пьет столько этой гадости, еще и так быстро.

Мои глаза выхватывают парочку в углу. Девушка ногами обхватывает парня, двигаясь вместе с ним, но затем я замечаю, что они носят свои маски. Каким-то образом поцелуи стали более интимными, нежели все остальное.

Уилл просматривает комнату. У нас с ним не так много времени вместе, и я хочу уйти из этого места.

Молодой мужчина приближается, появляясь из дыма. Его очки отражают огоньки сигарет, которые курят люди позади нас.

— Успешно? — спрашивает Уилл.

— Да. Но ты мне должен. Ты пьешь?

Я распознаю Кента, парня, который таинственным обрзаом встречался с моим отцом, и который спас меня от яда принца. Я не уверена, что хочу, чтобы он видел меня здесь и сейчас с Уиллом.

Уилл бросил немного денег на барную стойку и положил свою руку на мою. Мой взгляд переместился на пару в углу. Голова девушки отброшена назад. Завидую ее энергии. Она не думает о людях вокруг нее, в этой ужасной клаустрофобичной комнате. Я готовлюсь к зрительному контакту, связи, как в тот раз во время дождя с девочкой. Но ее взгляд проходит мимо моих глаз. Похоже на удар в лицо.

Уилл скользит рукой по моим плечам, но менее уверенно, чем обычно.

— Мы собираемся подняться на крышу, — шепчет он. — Идем, — его торопливость передается мне.

Трое из нас поднимаются на пять лестничных пролетов. Уилл обнимает меня на первом пролете, и его рука что-то делает с волосами у основания моей шеи. Это делает мои колени слабыми, что очень мешает подниматься.

И вот мы на крыше. Уилл ведет меня к огромной корзине, достаточно большой для нас обоих. Это знаменитый воздушный шар района Разврата.

— Мой брат всегда хотел покататься на воздушном шаре.

— Ну, тогда ты должна сделать это ради него,— мягко говорит Уилл. Это полная противоположность того, как я поступала после потери Финна. Идея жить ради Финна чуждая и увлекательная.

Кент обходит вокруг воздушного шара, останавливаясь, чтобы осмотреть что-то.

— Веревка, удерживающая его, присоединена к шкиву. Если захотите снизиться, нужно будет выпустить часть воздуха, иначе я потяну шар вниз сам. У вас пятнадцать минут.

На крыше есть что-то еще. Что-то огромное, под гигантским бежевым брезентом, которое выглядит как палатка, за исключением того, что она перевязана.

Кент видит, что я смотрю на это и вспыхивает.

— Что это? — спрашиваю я.

— Просто эксперимент, — говорит он. Я распознаю тон. Такой же у отца, когда он на половине чего-либо. Когда он не уверен, заработает ли идея, и не готов об этом говорить.

Я стою неприлично близко к Уиллу, и знаю, что должна сделать шаг назад, но не могу даже ради соблюдения приличий.

— Это Кент, — говорит Уилл. — Он постоянный житель этого шара.

— Приятно познакомиться, — нет причин указывать, что мы уже знакомы.

Я не протягиваю руку для пожатия. Мы перестали это делать годы назад, в связи с заражением, обе мои руки на рубашке Уилла, прижатые к нему, словно, если я отпущу, он может испариться.

Кент дарит мне кивок.

— Приятно,наконец, познакомиться, — он играет, как и я. — Уилл о тебе говорил.

— Ты готова? — спрашивает Уилл.

Он ждет моего ответа, а затем поднимает меня в корзину и забирается следом. Воздушный шар поднимается достаточно быстро, что на мгновение я пугаюсь. Уилл откашливается.

— Весь день я думал о выражении твоего лица, когда ты уходила. Знаешь, маска Генри все еще работает. Но ты выглядела такой потерянной. Такой безнадежной.

Я не хочу говорить, что значит быть потерянной или безнадежной.

Крыша клуба уже далеко под нами. Я могу увидеть гавань и ее огни. Толпы людей спешат туда.

Мой желудок болит, прямо как тогда, когда мы с Финном катались на качелях в парке. Из-за всплесков надежды еще труднее жить с отчаянием.

— Однажды я подумал, что никогда не встречал никого настолько суицидального. Но у тебя есть причины. Вот почему я забрал тебя домой.

— Вместо того, чтобы оставить меня умирать?

— Вместо того, чтобы оставить в дверях госпиталя. Я видел, как ты изменилась. Тогда, утром, словно весь свет погас.

Я плачу. Я не заслуживаю счастья. И если я его обрету, то не смогу сохранить. Город сверкает сквозь мои слезы. Я их вытираю тыльной стороной ладони.

— Здесь так спокойно, — шепчу я.

— Да, — он откидывает темные волосы с лица. — Мы можем снять маски. На такой высоте это безопасно.

Я не осмеливаюсь спросить, уверен ли он, потому что если он будет колебаться, я не смогу совладать с нервами и рискнуть.

Я снимаю маску. Это действие кажется более откровенным, чем снятие платья. Возможно, потому что на лице у меня слезы. Он осторожно берет у меня из руки маску и кладет ее на пол корзины, а свою — поверх.

Отсюда невозможно почувствовать запах упадка города, невозможно увидеть, что все разваливается на части.

— Это то, что я хотел, чтобы ты увидела, — говорит он. — Отсюда виден весь город. Посмотри на улицы, на каналы. Посмотри на шпили церквей.

— Он прекрасен, — говорю я. Но в действительности я думаю не об этом. Город великолепен, когда ты от него далеко. Я не хочу назад.

В гавани новый корабль выглядит соблазнительно. Кода мы отчалим, нам придется лавировать между сгнившими судами.

— В этом мире есть хорошее. Мы построили этот город. Он красивый и чудесный.

Он не убеждает меня, что в этом мире осталась красота, но я счастлива, что он хочет меня убедить.

Он сильно прижимается ко мне, крепко сжимая корзину по бокам. Должно быть, сложно повернуться, но я делаю это без особых усилий. Он обвивает меня руками, и каким-то образом мои руки оказываются в его волосах, а его губы напротив моих. Мы целуемся так, будто это единственный способ остаться в живых.