Маскарад
Шрифт:
— Откуда ты знаешь?
— Обычно он не опускается до предупреждений.
Агнесса быстро отступила и схватила юношу за руку.
— Можно с тобой поговорить? — спросила она.
— У нас всего несколько часов, а мне очень хотелось бы закончить тут…
— Это важно.
Андре последовал за ней за кулисы. Сзади библиотекарь, потыкав в клавиши наполовину починенной клавиатуры, нырнул во внутренности органа.
— Я знаю, кто такой Призрак, — прошептала Агнесса.
Андре изумленно уставился на нее. Потом увлек Агнессу поглубже в тень.
— Призрак — это не кто-то, —
— Под своей маской он самый обычный человек.
— Отлично, и кто же это?
— Может, стоить предупредить господина Бадью и господина Зальцеллу?
— О чем? О ком?
— О Уолтере Плюме.
И снова Андре изумленно вытаращился на нее.
— Если ты засмеешься, я… пну тебя в коленную чашечку, — предупредила Агнесса.
— Но Уолтер, он ведь даже не…
— Я тоже вначале не поверила, но когда он сказал, что видел Призрака в балетной школе, а там ведь кругом зеркала, а если Уолтер распрямится, то будет довольно высоким, к тому же он рыскает по подвалам и…
— О, хватит…
— А вчера ночью мне показалось, что я слышала его пение на сцене. Он пел, когда все уже разошлись.
— Ты видела его?
— Было темно.
— Ну, тогда… — Андре развел руками.
— Но потом я услышала, как он разговаривает с котом, и тут я уже уверена, что это был именно он. Уолтер разговаривал обычно. В смысле, как совершенно нормальный человек. А ты ведь не станешь отрицать, что он… со странностями. Значит, он как раз такой человек, который станет носить маску, чтобы скрыть свое истинное лицо. — Она наконец сдалась. — Вижу, ты не хочешь меня слушать…
— Нет! Вовсе нет, я просто думал… ну…
— Я решила, мне станет легче, если я кому-то расскажу.
Андре таинственно улыбнулся во мраке.
— Знаешь, на твоем месте я бы держал язык за зубами.
Агнесса посмотрела себе под ноги.
— Может, мои выводы кажутся притянутыми за уши…
Андре дотронулся до ее руки. Пердита почувствовала, как Агнесса отпрянула.
— И что, тебе стало легче? — спросил он.
— Я не… то есть… понимаешь, я просто не могу себе представить, чтобы Уолтер кому-то причинил вред… Я чувствую себя так глупо.
— Все сейчас немного на взводе. Не переживай.
— Я, наверное, кажусь тебе какой-нибудь дурочкой…
— Если хочешь, я послежу за Уолтером. — Андре улыбнулся. — Но сейчас мне надо заняться органом, — добавил он и еще раз улыбнулся.
Улыбка была краткой и быстрой, как летняя молния.
— О, спасибо тебе бо…
Однако он уже шагал к органу.
На этот раз они заглянули в магазин мужской одежды.
— Это не для меня, — объяснила нянюшка Ягг. — Для моего дружка. Он шести футов ростом, очень широк в плечах.
— Плечики нужны?
— О да.
Она окинула взглядом магазин. «Вот хочу с плечиками — и возьму, — подумала она. — В конце концов, это ведь мои деньги».
— И еще черный плащ, длинные черные рейтузы, туфли с блестящими пряжками, высокую шляпу, широкий плащ на красной шелковой подкладке, галстук-бабочку, шикарную черную трость с серебряным набалдашником помоднее и… черную повязку на глаз.
— Повязку на глаз?
— Да. С блестками или чем-нибудь таким, все-таки это опера.
Портной неуверенно посмотрел на нянюшку.
— Немного необычные пожелания, госпожа, — заметил
он. — А почему бы господину самому не зайти к нам?— Он, ну, еще не совсем господин.
— Я к тому, госпожа, нужно точно снять мерки.
Нянюшка Ягг окинула взглядом полки и вешалки.
— Я тебе вот что скажу, — продолжала она, — ты продаешь мне что-нибудь примерно подходящее, а мы потом сами подгоним. Звиняйте…
Она скромно отвернулась… … Дзиньдзиньзвякдзиньдзиньзвяк… …И повернулась обратно, разглаживая платье и держа в руке кожаный кошель.
— Сколько это будет? — спросила она. Портной тупо уставился на кошелек.
— Боюсь, мы сможем исполнить заказ не раньше следующей среды, — ответил он.
Нянюшка вздохнула. Однако она уже почти освоила один из самых фундаментальных законов физики. Время равняется деньгам. Следовательно, деньги равняются времени.
— А я вроде как надеялась получить все это немного быстрее, — заметила она, демонстративно то вздергивая кошель, то опуская его.
Кошель издавал приятные звоны. Портной посмотрел на нянюшку вдоль носа.
— Мы мастера своего дела, госпожа. Однако работа большая, сколько у нас есть времени?
— Как насчет десяти минут?
Двенадцать минут спустя она покинула магазин с большим пакетом под мышкой, шляпной картонкой в другой руке и тростью слоновой кости в зубах.
Матушка ждала на улице.
— Все достала?
— М-м-м.
— Давай я помогу. Понести повязку на глаз?
— Нам просто необходима третья ведьма, — выговорила нянюшка, перехватывая свертки поудобнее. — Кстати, у молодой Агнессы сильные руки.
— Ты прекрасно знаешь, даже если бы мы попытались вытащить ее оттуда за шкирку, все равно бы ничего не вышло, — произнесла нянюшка. — Она станет ведьмой только тогда, когда сама того захочет.
Они направились к заднему входу Оперы.
— Добрый день, Лес, — весело поприветствовала нянюшка при входе. — Ну как, перестало чесаться?
— Чудесная мазь, госпожа Ягг, поистине чудесная, — ответил швейцар. Усы его при этом изогнулись в подобие улыбки.
— А как госпожа Лес? В порядке? А как нога ее сестры?
— У обеих все прекрасно, госпожа Ягг, благодарствуйте за беспокойство.
— А это Эсме Ветровоск, она мне иногда помогает, — представила нянюшка.
Швейцар кивнул. Было совершенно очевидно, что друг госпожи Ягг — его друг.
— Никаких вопросов, госпожа Ягг.
Когда они вошли внутрь и углубились в пыльный лабиринт коридоров, матушка подумала — и не впервые, — что нянюшка располагает собственной, свойственной только ей магией.
Нянюшка не столько входила в общество, сколько вписывалась в обстановку; сама того не сознавая, она питала естественную любовь ко всем людям и развила это свое свойство до уровня некоей оккультной науки. Матушка Ветровоск нисколько не сомневалась, что нянюшка уже знает имена, семейные истории, дни рождения и любимые темы разговора большинства людей, работающих в Опере. Весьма возможно, что она уже подобрала к каждому тот самый заветный ключик, открывающий душу. Это мог быть разговор о детях, настойка от больной ноги или один из сальных нянюшкиных анекдотов — так или иначе, через каких-то двадцать четыре часа знакомства человеку казалось, будто он знал нянюшку всю свою жизнь. И он делился с ней самым сокровенным. По собственной воле. Нянюшка умела ладить с людьми. Даже каменная статуя разрыдалась бы у нее на плече и как на духу выложила все, что думает о проклятых голубях.