Маскарад
Шрифт:
— Здесь определенно есть корица, — заметил переводчик. Рот его обрамляла коричневая каемка.
— Да, и, пожалуй, немного муската, — согласился Бадья.
— А я думал… это кардамон? — поднял бровь Зальцелла.
— Нежное и в то же самое время острое, — взгляд Бадьи слегка затуманился. — И забавным образом… согревающее.
Перестав жевать, матушка бросила подозрительный взгляд на тарелку. Потом понюхала ложку.
— Мне это, э-э… только кажется или блюдо и вправду горячит? — спросил Бадья.
Зальцелла вцепился в подлокотники. На лбу у него заблестели бисеринки пота.
— А
— О, пожалуй, — согласился Бадья. Зальцелла приподнялся, но вдруг на его лице мелькнуло озабоченное выражение. Он резко сел.
— Наверное, я еще чуточку отдохну. Как-то я… разволновался, — сказал он.
— О боги, — выдохнул переводчик. Казалось, его шею объяло легкое облачко пара.
Базилика вежливо похлопал своего помощника по плечу, издал бодрое бурчание и принялся делать призывные жесты в направлении полуопустошенного блюда с шоколадным пудингом.
— Мммф? — произнес он.
— О боги, — повторил переводчик.
Палец господина Бадьи прошелся по воротничку. По щекам хозяина Оперы заструился пот.
Оставив всякую надежду добиться какой-либо помощи от сраженного коллеги, Базилика деловито потянулся вилкой к блюду, ловко подцепил его и подтащил к себе.
— Э-э… да, — промямлил Бадья, стараясь не смотреть на матушку.
— О да… воистину, — словно из неведомой дали, выдохнул Зальцелла.
— О боги. — Глаза переводчика увлажнились. — Аи! Меу деус! Дио мио! О годен! Д'зук ф'т! Ааго-рахаа!
Сеньор Бализика опрокинул к себе на тарелку остатки Особого Крема-Секрета и тщательно выбрал его ложкой, после чего перевернул тарелку на бок и дождался, пока на ложку стечет последняя капля соуса.
— Погода в последнее время была… немного прохладная. — выдавил Бадья. — Прямо-таки очень холодная.
Энрико поднял креманку, поднес к свету и критически осмотрел — на предмет какой-нибудь укрывшейся в углу капли.
— Снег, лед, заморозки… и все такое, — поддержал Зальцелла. — Да, в самом деле! Холодность всех видов, вот что это было.
— Да! Да! — благодарно воскликнул Бадья. — В такой момент очень важно вспомнить как можно больше названий скучных и обнадеживающе холодных вещей и явлений!
— Ветер, ледники, сосульки…
— Только не сосульки!
— О! — выговорил переводчик и рухнул головой в тарелку.
Его голова попала прямо на ложку. Та, кувыркаясь, взлетела в воздух и отрикошетила от головы Энрико.
Зальцелла засвистел себе под нос и забарабанил пальцами по подлокотнику.
Бадья заморгал. Прямо перед ним стоял кувшин с водой. С холодной водой. Он протянул руку…
— О, о, о, что я наделал, облился с ног до головы! — донесся сквозь поднимающиеся облака пара его голос. — Что я за растяпа! Сейчас позвоню, чтобы госпожа Ягг принесла нам еще кувшинчик.
— Да уж, — проговорил Зальцелла. — И, может быть, вы поторопитесь? Я, знаете ли, тоже чувствую себя… склонным к несчастным случаям.
Базилика, не переставая жевать, отлепил голову переводчика от Шоколадного Восторга и переложил остатки пудинга в свою тарелку.
— А
знаете что, знаете что, знаете что… — забормотал Зальцелла. — Пожалуй, я пойду приму холодный… прошу прощения, я на минутку…Он оттолкнул кресло и, странно припадая к земле, метнулся прочь из комнаты. Господин Бадья аж блестел от пота.
— Я, я, я… я тоже скоро вернусь, — и он также кинулся вон.
Воцарилось молчание, нарушаемое лишь царапаньем ложки сеньора Базилики и шипящим звуком, который исходил от переводчика.
А потом тенор отрыгнул баритоном.
— Уфе, прошу простить мой дурной клатчский, — извинился он. — О… проклятье.
По-видимому, он только сейчас заметил, что ряды обедающих существенно поредели. Пожав плечами, Генри Лежебокc бодро улыбнулся матушке.
— Теперь бы неплохо сырком заесть… — неопределенно протянул он.
Дверь распахнулась. В столовую, обхватив обеими руками ведро с водой, ворвалась нянюшка Ягг.
— Все в порядке, все отлично… — начала она и замолкла на полуслове.
Матушка чопорно промокнула салфеткой уголки рта.
— В чем дело, госпожа Ягг? — осведомилась она.
Нянюшка посмотрела на пустое блюдо перед Базиликой.
— Или фруктами… — продолжал тенор. — На худой конец орехами.
— Сколько он съел? — прошептала она.
— Почти половину, — ответила матушка. — Но думаю, на него не подействовало, потому что он ел из середины.
Нянюшка переключила внимание на матушкину тарелку.
— А ты сколько съела? — спросила она.
— Две порции, — ответила матушка. — С двойным кремом, Гита Ягг, да простятся тебе твои грехи.
Во взгляде нянюшки проявилось нечто вроде восхищения.
— И ты даже не вспотела! — воскликнула она. Матушка взяла стакан с водой и несколько мгновений удерживала его в вытянутой руке. Вода закипела.
— Признаю, ты держишься отлично, — кивнула нянюшка.
— Ты теперь мне очень многим обязана, — ответила матушка.
— Прости, Эсме.
Сеньор Базилика, утративший нить разговора, с неохотой осознал, что обед, вероятно, закончен.
— Великолепно, — похвалил он. — Я просто влюбился в этот пудинг, госпожа Ягг.
— Нисколечко не сомневаюсь, Генри Лежебокc, — откликнулась нянюшка.
Генри аккуратно вынул из кармана чистый носовой платок, набросил его на лицо и откинулся в кресле. Первый храп раздался несколькими секундами спустя.
— И все-таки с ним легко, а? — заметила нянюшка. — Знай себе ест, спит да поет. Никакой путаницы. Кстати, я нашла Грибо. Он по-прежнему хвостом ходит за Уолтером Плюмом. — Выражение ее лица стало немного вызывающим. — Можешь говорить что угодно, но если Грибо любит Уолтера, для меня это значит, что Уолтер в полном порядке.
Матушка вздохнула.
— Гита, Грибо полюбил бы и Маньячного Норриса-Глазоеда Щеботанского, если бы тот случайно положил еду в его миску.
И вот она заблудилась. Агнесса сделала все возможное, чтобы избежать этого. Проходя через очередную отсыревшую комнату, она брала на заметку каждую деталь. Тщательно запоминала повороты направо и налево. И все же заблудилась.