Мастер Исхода

Затем я покинул Центральную Сибирь и ушел на Землю-Исходную.

Одаренные не принадлежат себе. Они принадлежат Дару. Наша связь распалась сразу после моего первого Исхода. Наверное, она могла бы меня найти, но я утратил Дар и был не в состоянии ее почувствовать. Иногда мне казалось, что я все-таки чувствую ее. Тонкая ниточка, протянувшаяся сквозь Вселенную…

Было тяжело, но я вытерпел. Лора тоже. Надеюсь, ей помогло и то, что через положенный срок у нее родился сын. Мой сын, которого я смог увидеть лишь через шестнадцать лет.

Парню повезло. Он тоже принял Дар и обещал стать неплохим Логиком-Интуитивом. Я не стал с ним встречаться. С Лорой — тоже. Она не могла бы дать мне больше, чем уже дала. И она навсегда оставалась со мной, потому что благодаря ей я понял, как выглядит Небо.

* * *

Я лежал на спине и смотрел в переплетения высохших лиан — потолок хижины. Теперь я понимал, что случилось со мной после попойки у Тугого Мешка. И почему я едва не покалечил бедную девушку, которая пошла со мной.

Неба не было. Вместо Неба я увидел Бездну.

Глава сорок первая Новая колония

Мы задержались в городке почти на месяц. Маххаим нас не тревожили. Старейшины городка признали наше первенство. Я уже подумывал о том, чтобы сделать городок своей базой, но в конце концов решил, что это неправильно.

Основу будущей колонии следовало закладывать на свободном месте.

Оставив на недельку городок, я взял собой Лакомку и совершил быстрый рейд по «главной» дороге.

Этот местный проезжий тракт все больше меня интриговал. Сотни километров очень приличной дороги, замощенной неплохо обработанными и умело подогнанными плитами. Я знал, что подобное — не редкость в древних дотехногенных обществах. Например, древнеримские дороги на Земле-Исходной. Но там пути прокладывали легионеры. Десятки тысяч специально обученных крепких мужчин. Что-то я здесь таких не встречал.

Глядя на аккуратно уложенные плиты, я ничуть не сомневался: для такого масштабного строительства требовался изрядный штат дорожных рабочих, налаженное производство, несколько десятков каменоломен…

Можно, конечно, допустить, что дорога эта строилась тысячелетиями по принципу: один человек — один погонный метр. Но даже в этом случае числа не сходились. Или следовало предположить, что во времена строительства численность населения была раз в сто выше. А если к этому добавить то, что я до сих пор не встретил ни одного каменотеса…

Впрочем, разгадать эту загадку можно было и позже. Сейчас мне нужно было отыскать место под поселок.

И такое место я нашел. Тремя километрами выше по течению реки от того места, где загадочная дорога упиралась в стену джунглей и располагался последний поселок аборигенов, на излучине реки возвышался густо заросший лесом небольшой холм. Деревья вокруг были отменного качества: не слишком мощные, но с ровными стволами и мягкой смолистой древесиной. Превосходный строительный материал. Если как следует потрудиться, уже через пару месяцев тут вырастет небольшой укрепленный городок примерно на тысячу жителей. А уж потрудиться я свой народ заставлю!

* * *

— Ты тиран, Володя, — сказал мне Говорков. — Люди тебя боятся.

Мы сидели втроем: я, Михал Михалыч и Мишка (дремлющую на суку Марфу можно не считать) — на берегу реки и дразнили своим беспечным видом голодных крокодилов. Правда, стоило какой-нибудь рептилии нацелить на нас хищную морду, я легким ментальным импульсом «заворачивал» тварь обратно.

Хорошие здесь вечера. Не слишком жарко. Ветерок сдувает насекомых. Красный занавес заката висит между небом и окоемом леса. Трудный день позади. Хороший был день. Насыщенный. Километров двадцать прошли.

— Пускай боятся. Лишь бы делали, что я говорю. Все, что я требую, — для их же пользы.

Говорков рассеянно чешет Мишкину бровь. Похоже, его мучает чувство вины. Не понимаю…

— Все тираны так говорили, Володя. Я понимаю, что ты не вполне властен над своими чувствами…

— Почему это вдруг?

— Ты же сам говорил. Равнодушие. Эта планета… Плата за силу, которая к тебе вернулась. Но ты же сильный человек, Мастер! Ты можешь бороться! Надо любить людей!

Я засмеялся, обнял его (Мишка недовольно заворчал — чесать перестали):

— Тебя я люблю, Михал Михалыч! И его! — Свободной рукой я дернул (забыл, кто тут главный?) медведя за ухо.

— А других? Наших девочек? Они на тебя молиться готовы, а ты им — как чужой!

— Михалыч, пощади! Я хоть и Мастер, но все-таки человек! Я не могу спать с десятками женщин одновременно!

— Разве я об этом! — сердито бросил Говорков. — Я о доброте! О сострадании!

— Зачем? — прищурился я. — Что изменится, если я буду их жалеть? Маххаим передохнут? Нет уж, брат! Я лучше позабочусь о том, чтобы их детей не сожрали! А молиться на меня не надо. Я не Бог. Я даже не Пророк, к моему большому сожалению!

— Ты — Одаренный, — строго произнес Говорков. — Это обязывает. Если Бог одарил тебя, ты обязан…

— Стоп! — перебил я его. — Ты очень славный человек, Михал Михалыч. И тоже Одаренный, как и я. Вот и люби их в свое удовольствие.

— Разве можно нас сравнивать! — запротестовал Говорков. — Ты — Мастер Исхода, а я… У меня и Дар-то… Чуть-чуть. Но у других и этого нет! Знаешь, Володя, мне кажется: тебе на обычных людей сейчас просто наплевать! Так нельзя! Ты должен бороться с влиянием этой проклятой планеты!

Эх, неспроста Михалыч начал этот разговор. Готовился долго, размышлял.

И он был прав, мой новый друг, учитель Говорков. Неудивительно. Эмпат как никак. Но в одном он ошибался.

— А знаешь, Мишаня, почему одни из нас Одаренные, а другие — нет? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Ну… (Я его все-таки смутил.) Это не мне судить. Это Божья Воля.

— Правильно, — согласился я. — Божья Воля. Но душа-то есть у каждого человека. И каждый может рассчитывать на Божью Милость. И на Божий Дар. Так почему у одних он есть, а у других — нет? Знаешь, мы, Одаренные, никогда не говорим: получил Дар. Мы говорим: «принял». Почему?

— Почему?

— Потому что Господь милостив, Михал Михалыч! Ты тоже Одаренный, и тебе я могу сказать правду: Дар есть у всех. У каждого человека есть свой Дар. Но… Далеко не все готовы и способны его принять. Дар — это не халявная выпивка, Михалыч! Если у тебя есть Дар, то ты принадлежишь ему даже больше, чем он — тебе. Мало кого это устраивает. Мало кто на такое способен. Но принять его, а потом — отказаться… Это страшно, Михалыч. Это как ослепнуть и оглохнуть. Это — как потерять Веру. Легче сразу умереть! А Бог, Он милостив. И дает человеку свободу: принять или отказаться.