Мастер не приглашает в гости

А я, кажется, слишком уж привыкла, что у домов бывает характер и по всем вопросам свое собственное мнение.

А Альберт продолжал неистовствовать:

— Ладно, он не позвал меня на бракосочетание — убежден, под вашим влиянием! — видит Господь, я совсем не уверен, что пошел бы на его свадьбу с женщиной, которая нас рассорила! Но он ведь даже не сказал мне заранее, что решил жениться! Вы изолировали его. Вы внушили ему, что никто ему не нужен, кроме вас!

— Кристофер не сказал вам заранее о принятом решении, потому что принял его вчера. И на свадьбу вас не позвал, потому что свадьбы не было!

— О-о-о! И как же вы это позволили, а, мисс Ривс? Простите, простите великодушно — конечно же, леди Фаулер! Как же вы допустили, чтобы столь знаменательное для каждой женщины событие прошло без помпы?

Что-то я устала. И от этого разговора (от него — так еще до его начала), и от того, что я в нем, кажется, единственный взрослый участник. А больше всего — от уверенности собеседника, что я дракон, заточивший в башне несчастную принцессу на веки вечные.

Да вы эту “принцессу” для начала попробуйте из башни выманить! Уверена, спроси кто сэра Кристофера, он бы без сомнений ответил, что и дракон мог бы быть посуровее, и башня повыше. А “веки вечные” — по продолжительнее.

— Мистер Фаулер, перестаньте. Вы прекрасно знаете, что для Кристофера заключение брака — это юридическая процедура, изменяющая права, обязанности и ответственность сторон, а вовсе не пышное празднование, которое эту процедуру сопровождает. И уж тем более вы знаете, насколько ему неприятны пышные празднования…

— А вы, конечно, хотите сказать, так о нем заботитесь, что ради него уступили, отказавшись от своей мечты, да? — Саркастично бросил он. И выплюнул: — На самом деле, вы просто торопились окольцевать моего наивного братишку, чтобы он не успел передумать!

— Конечно. — Кротко согласилась я. — Разумеется. Вы удивительно проницательны, именно так всё и было. А кроме того, мои родители и сестра мертвы, родственников нет, в столицу я вернулась недавно и новыми знакомыми обзавестись не успела, а старые связи распались. И я в толк не могу взять, зачем мне настаивать на празднике, на который мне некого позвать!

— Ах, бедная вы-несчастная сиротка!

Альберт, покачнувшись, рухнул обратно в кресло. И с пьяной обидой продолжил

— Я его всю жизнь... всю душу! А он!.. А вы!..

Кровь молоточками стукнулась в виски, но я, стиснув на мгновение зубы, заставила себя успокоиться. Хотя, возможно, когда я заговорила, мой тон звучал чуть жестче, чем до того:

— Мистер Фаулер, вы всю жизнь учили брата ходить! И теперь, когда он научился и хочет идти сам, и ждет, что вы будете гордиться им за это гордиться, вы...

— Вы хотите сказать, что я ему мешаю?

— Нет!

Да.

Вслух же я, постаравшись унять злость, способную только помешать и все еще больше испортить, сказала другое:

— Поверьте, я понимаю, что вы чувствуете!

— Да что вы можете понимать!

— У меня была сестра...

— Я знаю, я читал ваше досье! — пьяно и ядовито перебил меня Альберт.

— Да? И там сказано, что когда моя сестра умерла, я случайно привязала к себе ее дух и более тринадцати лет носила его в себе? — Едко поинтересовалась я, потеряв всякое терпение от свинства своего, простите, деверя.

И с глубоким удовлетворением полюбовалась изумленным и растерянным выражением лица мистера Фаулера.

— Когда Кристофер… тогда еще — сэр Кристофер… узнал об этом, он предложил свою помощь. Он сказал, что Айрис можно “переселить” в другой носитель, привязав к одному из магических накопителей дома. Айрис тогда немедленно согласилась. Без колебаний или сомнений.

Я осеклась, вспоминая, снова переживая, что тогда почувствовала.

— Это было для меня болезненно. Ее решение, то, как легко моей маленькой сестренке далось решение оторваться от меня — это был удар. Я всегда думала, что хочу, чтобы Айрис отделилась от меня, чтобы я жила нормальной жизнью, что… — я снова сбилась. — А когда вдруг передо мной встала такая необходимость, оказалось, что я этого не хочу. И оказалось, что я нуждаюсь в Айрис больше, чем она во мне.

Такая откровенность давалась нелегко — и в целом, и перед этим конкретным человеком. Но мне казалось, что сейчас это нужно. Не только Альберту, чьи отношения с братом внезапно оказались так мучительно похожи на мою связь с сестрой, но и мне. Я ощущала, что мне легчает от того, что я проговариваю вслух то, что чувствовала. Признаюсь, что испытывала недостойные, низменные эмоции. Кажется, я смирялась с тем, что они у меня были и отпускала все пережитое.

И потому я все же продолжила говорить, искренне делясь с Альбертом опытом и пытаясь объяснить ему, показать…

— То, что я чувствовала тогда… Это был такой клубок эмоций. Страх, как же она будет справляться без меня. Стыд — я такая эгоистка и предательница, раз бросаю маленькую неполноценную сестренку одну ради своей будущей счастливой “нормальной” жизни. Вина за то, что позволяю младшей сестре совершить ошибку, она же ничего не понимает, она будет страдать, она же не справится сама! Обиду — как так, я ради нее жертвую, а она этого не ценит! Страх, что Айрис уйдет и я стану ненужной. Страх, что я останусь одна — а мы столько лет всегда, всегда были вместе. Страх, что что-то пойдет не так при разделении, и с ней что-то случится. Страх… Да целый сонм, легион сомнений и страхов! Я ведь старшая, я обязана о ней заботиться — и я забочусь о ней хорошо. А ответственная старшая сестра вполне способна с легкостью вообразить сколько угодно гипотетических, но вероятных угроз…

Я усмехнулась:

— Сказать по чести, я и сейчас их постоянно воображаю. А вдруг с моей малышкой что-то случится? И сразу же хочется вскочить, что-то делать, бежать бежать и стелить ей матрасик на месте возможного падения… С трудом сдерживаюсь. Потому что ко мне только сейчас приходит осознание, насколько Айрис была права. Айрис было плохо без своего тело, плохо быть придатком ко мне, а я, вцепившись в текущее положение вещей, мешала ей обрести минимальную самостоятельность. Но и Айрис тоже мешала мне: я вовсе не уверена, что смогла бы создать семью, останься мы с Айрис вместе. Просто не представляю, как смогла бы, — я запнулась и покраснела, подбирая слова, — э-э-э... жить супружеской жизнью, скажем так, деля тело с младшей сестренкой.

— Ах, так вы все же считаете, что я ему мешаю!

О, Господь всемогущий! Я тут перед ним душу наизнанку выворачивала, а он услышал только то, что хотел!

Злость на пафосного пьяного дурака вскипела моментально и вырвалась свирепым и искренним:

— Да! Вы мешаете ему! Вы, который столько сил приложил, чтобы научить Кристофера быть самостоятельным дееспособным человеком — вы теперь не даете ему жить той жизнью, к которой с таким усердием и готовили! Кристофер хочет идти сам, и ему нужно ваше одобрение! Он хочет, чтобы вы им гордились! А вы всеми силами даете ему понять, что не верите в то, что он справится!