Мастер

– Еле справился! – передразнил Басов. – Один из самых сильных фехтовальщиков Мадрида, отчаянный дуэлянт заколот восемнадцатилетним парнем, и этот парень кривится: “еле справился”. А еще был тот бой, когда мы с купцами шли через земли басков. И поединок в Нанте. И две абордажные схватки с маврами. И за все это время ты заработал только пару царапин. Не находишь, что твое искусство фехтования уже сейчас на высоком уровне? Ты боец от Бога. Я многому тебя научил. Чтобы жить в этом мире и снискать себе славу шпагой, ты обучен достаточно. Или тебе так не кажется?

– Вы не хотите больше учить меня? – в голосе у Федора зазвучал неподдельный испуг.

– Нет, – снова улыбнулся Басов. – Я хочу, чтобы ты сказал, зачем хочешь заниматься дальше. В начале ты занимался, чтобы отомстить тому, кто извел твою семью. Отомстил. Потом – чтобы стать сильным фехтовальщиком. Стал. Что дальше?

– Но я еще не сильный фехтовальщик, – запротестовал Федор. – До вас мне очень далеко.

– Ты собрался драться со мной на дуэли?

– Упаси Господь, – у юноши вытянулось лицо. – Но ведь есть и другие….

– Много ты таких знаешь?

– Тот, который приходил к нам в лесу, – начал Федор.

– Хорошо, – кивнул Басов. – Кто еще?

– Не знаю, – пожал плечами Федор. – Но ведь он был. И мы можем снова встретиться…

– Не думаю, что вероятность очень велика, – улыбнулся Басов. – Стоит ли ради этого посвящать столько времени тренировкам? Жизнь-то проходит. Есть еще столько вина, которого мы не выпили, и столько женщин, ласк которых не изведали… Почему ты отказываешься от этого ради пота и боли в тренировочном зале? Ты силен достаточно, чтобы защитить себя при любых обстоятельствах. Если начнешь сейчас самостоятельную жизнь, то мгновенно обрастешь кучей друзей и знакомых – люди любят силу и идут за ней. Шпагой ты сделаешь себе карьеру и обретешь богатство. Почему ты исполняешь роль моего слуги и довольствуешься столь малым?

– Не знаю, – пожал плечами Федор. – Мне просто интересно. Интересно узнавать новое. Учиться.

– Только фехтованию? – взгляд Басова устремился прямо в глаза юноши.

– В начале только фехтованию, – потупился тот. – А сейчас уже просто интересно.

– А как ты думаешь, чем я занимаюсь?

– Фехтованием… – Федор осекся. – Не знаю. Вы учите меня фехтованию, а сами…

– Я тоже учусь фехтованию, – расхохотался Басов. – Неужели ты не видишь, что за последние три года я стал фехтовать в несколько раз лучше, чем в начале? Но не только это. Я учусь жить.

– Жить? – на лице юноши отразилось неподдельное удивление. – Разве вы не умеете жить?

– Все умеют жить – и каждый по-своему. Как каждый умеет фехтовать – и каждый по-своему. Кто-то хватает саблю и машет ею со всей силы, кто-то применяет известный ему набор приемов, для кого-то это искусство, для кого-то – ремесло, для кого-то – тяжелая необходимость.

– Тот, кто умеет жить, получает богатство и власть?

– Здесь, как и в фехтования: тот, кто не умеет жить, – погибает.

– Но ведь жить можно по-разному. Я бы, например, не хотел жить в нищете, ковыряясь в грязи. И потом, говорят, смерть в молодости – за родину, за государя, за свою семью – куда более достойный исход, чем жизнь до старости на мешках с золотом.

– Но говорят это обычно как раз те, кто стремится жить до старости на мешках с золотом, притом с золотом, которое им принесли эти самые отважные, которые думали, что сражались за царя, за родину, за веру, а положили жизни за благосостояние царедворцев. И заметь, сами эти царедворцы режут друг другу глотки очень лихо. Мало кто из них проходит жизнь, не ведая опалы, тюрьмы, а то и плахи. Впрочем, если удается миновать их, эта угроза всегда висит над ними, не давая по-настоящему насладиться обретенными богатствами. Хороша жизнь, если всякую минуту с ужасом ждешь, что придут, отберут, казнят…

– Так и кто же умеет жить? – выпятил губу Федор. – Неужели крестьянин, который ковыряет землю?

– Крестьянин, – кивнул Басов. – И царедворец, и воин, и купец, и священник. Но только в случае, если они, во-первых, живут, а во-вторых, живут так, как им нравится. Если они не дают себя заманить, обмануть; если не суетятся, но получают удовольствие от каждой минуты жизни, – значит, жить они умеют.

– Но вы живете, как хотите, – вставил Федор. – Значит, вы умеете жить?

– Как тебе сказать, – нахмурился Басов. – В жизни есть еще много вещей, которыми я вынужден заниматься, но которые меня печалят. И пока это так, я не могу утверждать, будто умею жить.

– Но ведь в мире много неприятных вещей, которые никогда не принесут удовольствия, – заметил Федор. – И потом, у каждого человека есть враги. С ними приходится бороться, и это тоже не доставляет удовольствия, да и чревато многими опасностями. То, о чем вы говорите, вообще невозможно.

– Я не говорил, что должен получать удовольствие ото всего в этом мире, – откликнулся Басов. – Я сказал: ничто не должно огорчать. Мир таков, каков есть. Таким его и надо принять. Спорить с ним глупо. Но у меня пока не получается… А враги… У меня нет врагов.

– Как нет? – удивлению Федора не было предела. – Мавры, что нападали на нас у Майорки, рубились, как черти. Вы сражались с пятью одновременно, и каждый хотел убить вас. Это ли не враги?

– Не враги. Против меня они ничего не имели. Они хотели захватить груз этого корабля, а я нанялся его защищать. Так сложилось, что судьба свела нас в бою. А могла свести за чашечкой кофе в Магрибе, если бы я принял предложение алжирского дея обучать его наследника.

– А Турашев, подославший к вам убийц в Лиссабоне? – настаивал Федор. – Он же враг.

– Турашева ты не трогай, – прервал его Басов. – Я у него многому научился. В Петербурге я занял неправильную позицию по отношению к его партии. Результат – дикая сеча в русской миссии и убийцы на лиссабонской улице. Я многое понял после того.

– А какая позиция была бы правильной?

– Не знаю. Я знаю, какая неправильная, и это уже немало. Кроме того, он совершенно верно сказал, что я зря теряю время в Лиссабоне. Именно благодаря ему мы отправились в это путешествие. Так что Турашеву я благодарен. Хотя, если он придет, чтобы драться со мной, или подошлет новых убийц, это вовсе не значит, будто моя сабля останется в ножнах или будет действовать по-иному, чем прежде. Бой есть бой, это часть жизни.

– Раньше вы говорили другое…

– Если бы я из года в год твердил одно и то же, это значило бы только, что я ничему не учусь. Стойкость в убеждениях хороша, если человек держится за них, не давая посторонним вмешаться в свою личную жизнь. Но если он сам время от времени не пересматривает свои взгляды, исходя из опыта прожитых лет, это означает, что он не слишком умен и не хочет реально смотреть на вещи. У тех, кто нападает на тебя, надо учиться. Собственно, так я и понимаю слова “благословляйте врагов ваших”. Но это вовсе не означает, что надо дать им порезать себя на куски.