Мастера мозаики

XIII

Блистательная вереница членов «Братства Ящерицы» три раза обошла вокруг цирка под оглушительные рукоплескания публики, восхищенной прекрасной осанкой и веселыми лицами молодых участников состязания. По уставу в общество принимались люди не ниже определенного роста, без всяких внешних изъянов, не старше сорока лет, из порядочных семейств и, конечно, без всех этих наследственных признаков вырождения, которые увековечивают, переходя из поколения в поколение, клеймо прирожденного порока под видом физического уродства. Каждый человек, вступавший в общество, должен был доказать, что он здоров, правдив, верен товарищам, и в день испытания его заставляли изрядно выпить. Валерио считал, что вино хорошему ремесленнику не пойдет во вред и что порядочному человеку нечего бояться ни за свое честное имя, ни за честное имя своих близких, если во хмелю он и пустится в откровенность. Любопытно привести кое-что из устава этого вакхического братства:

«Не будет допущен тот, кто, выпив шесть мер кипрского вина, впадет в слабоумие».

«Не будет допущен тот, кто, выпив седьмую меру, будет болтать во вред другу или собрату».

«Не будет допущен тот, кто, выпив восьмую меру, предаст тайны своих любовных похождений».

«Не будет допущен тот, кто, выпив девятую меру, выдаст тайну, которую доверил ему друг».

«Не будет допущен тот, кто, выпив десятую меру, не сможет остановиться и отказаться от вина».

В наше время трудно определить, какова была эта «мера» кипрского вина, но если судить по весу боевых доспехов, какие тогда носили в сражениях и поразительные образцы которых хранятся в музеях, то, надо полагать, эта мера отпугнула бы сейчас и самых заядлых пьяниц.

Члены «Братства Ящерицы» были одеты под стать предводителю — в зеленые камзолы, белые облегающие рейтузы; однако их рубахи были из желтого шелка, перья — алые, гербовые щиты — черные с серебром.

Когда они прошли по площади и все вдоволь налюбовались их костюмами и знаменами, они вернулись в шатер, и на арене появилось двадцать пар лошадей. Выводить на праздник этих благородных животных — роскошь, которую очень любили в Венеции. Лошадей превращали с помощью причудливых уборов в какие-то фантастические существа, словно воображение народа, не привыкшего их видеть, не могло удовлетвориться действительностью. Разрисовывались их попоны, приделывали им лисьи хвосты, хвосты быка или льва; на головы им нацепляли птичьи султаны, или золоченые рога, или маски каких-нибудь сказочных зверей. Лошади, которых вывело на арену «Братство Ящерицы», были прекрасны и не так нелепо выряжены, вопреки обычаю эпохи. Но все же некоторые из них были замаскированы под единорогов; длинный серебряный рог был прилажен ко лбу, у других на голове красовались блестящие драконы или чучела птиц; все были выкрашены в розовый, темно-синий, желто-зеленый или ярко-красный цвета; одни были в полосах, как зебры, или в пятнах, как пантеры, а иные сверкали золотой чешуей, словно большие морские рыбы. Каждая пара лошадей в одинаковой сбруе вступала на ристалище в сопровождении «арапчонка» — чернокожего мальчугана-раба, вычурно одетого, выступавшего между двумя прекрасными конями, которые грациозно делали полуоборот под звук фанфар и восторженные возгласы зрителей.

И только Валерио, подчиняясь более строгому вкусу, появился на турецком коне, белом как снег и необыкновенной красоты. На нем был простой чепрак из тигровой шкуры и широкие серебряные ленты вместо поводьев; длинная шелковистая грива, перевитая серебряными нитями, была заплетена в косы, и с каждой косы свисал цветок граната из филигранного серебра восхитительной работы; копыта были высеребрены, а великолепный пышный хвост легонько обмахивал могучие бока. Как и его хозяин, конь был украшен гербом братства: на его левой ляжке с великой тщательностью была нарисована серебряная ящерица на темно-красном фоне; но так как этому коню выпала честь нести на себе вожака, он только и был украшен эмблемой. Валерио велел развести лошадей и остановился у подножия помоста, где сидела маленькая Мария Робусти. Он подбадривал десятерых своих веселых собратьев, готовых принять вызов: они вскочили на лошадей и выстроились по сторонам — пятеро справа, пятеро слева. Арапчата все еще прогуливали остальных десять лошадей вокруг арены, ожидая, что десять смельчаков, затерявшихся среди толпы, примут участие в конных состязаниях. Долго ждать не пришлось, и игры начались.

Стремясь на скаку подхватить копьем кольцо, юноши то выигрывали, то теряли призы. С трибун выходили другие молодые люди, заменяя потерпевших поражение, а члены «Братства Ящерицы» тоже сменяли своих побежденных собратьев. Так некоторое время продолжались игры. Предводитель, сидя верхом на коне, руководил играми, появлялся то тут, то там и порой разговаривал с дорогой его сердцу маленькой Марией, которая тщетно умоляла его принять участие в состязании — ведь ей так хотелось, чтобы ему была присуждена высшая награда. Валерио всех превосходил в ловкости и умении, но не хотел выставлять себя напоказ; ему больше нравилось поощрять и подбадривать своих собратьев. К тому же он был опечален и рассеян — да неужели после того, как он доказал свою преданность брату, закончив его работу, тот оказался так непреклонен, что не пожелал присутствовать здесь даже как зритель?

Но Валерио вышел из задумчивости, когда трое братьев Бьянкини спустились на арену и предложили помериться силами с самыми ловкими всадниками «Веселого братства». Доминик Бьянкини, по прозвищу Рыжий, был превосходным наездником. Он долго жил за пределами Венеции, в которой редко кто владеет искусством верховой езды; не все участники «Братства Ящерицы» были способны держаться в седле; только те, кто вырос в деревне или не был уроженцем города, умели держать в руках поводок и уверенно сидеть на коне, что куда менее спокойно, чем плыть в венецианской гондоле. Три самых опытных наездника вызвались дать отпор Бьянкини и были побеждены в первом же туре; трех других юношей постигла та же участь. Честь братства была в опасности. Валерио начал беспокоиться: ведь до сих пор его всадники брали верх над всеми молодыми горожанами и даже знатными синьорами, которые не гнушались соревноваться с ними. Однако на сердце у него было так тяжело, что он и не подумал принять вызов и сбить спесь с Бьянкини. Винченцо, приметив безучастность Валерио решил, что тот боится поражения, и крикнул ему зычным голосом:

— Эй, монсеньер властитель ящериц, уж не превратились ли вы в черепаху? Или ни одному молодцу из вашей братии нас не одолеть?

Валерио сделал знак: выехали Чеккато и Марини.

— А вы, синьор Валерио, ваше ящеричное величество, — вмешался Доминик Рыжий, — не соблаговолите ли вы сами ответить и принять вызов такого неискусного противника, как я?!

— Что ж, готов хоть сейчас, — ответил Валерио. — Только пусть ваши братья сначала попробуют помериться в ловкости с моими сотоварищами, и, если вы будете побеждены, я дам вам возможность отыграться.

Два брата Бьянкини снова вышли победителями, и Валерио, решив не оставлять их в выгодном положении, пришпорил наконец своего скакуна и пустил его галопом. Фанфары разразились победными и радостными звуками, когда он с быстротой молнии сделал три круга по арене, не глядя на мишень, не поднимая руки. Но вдруг, хотя и казалось, что он думает о чем-то другом, он схватил пять колец с небрежным, презрительным видом. Бьянкини взяли пока всего четыре; к тому же они устали, да и поражение не могло их опозорить, так как до сих пор они были в выигрыше. Но Рыжий, воспользовавшийся недолгой передышкой и не принимавший участия в этом последнем испытании, сгорал желанием унизить Валерио. Он особенно стал ненавидеть Валерио с той поры, как тот воспротивился его приему в «Братство Ящерицы», ссылаясь на его отталкивающую, уродливую наружность. Винченцо, его старшего брата, также отвергли, потому что он некогда совершил преступление против чести и понес постыдное наказание. Только Джованни-Антонио допустили к испытаниям; но стоило ему выпить три меры вина, как он тут же, потеряв голову, стал осыпать оскорблениями многих уважаемых горожан. Итак, всех трех не приняли в «Веселое братство», что было весьма унизительно. Горя желанием отомстить, братья уверили Боцца, будто заранее было решено не принимать и его, так как он — человек безродный.

И вот Доминик ринулся навстречу Валерио, который собирался вернуться на свое место, чтобы уступить место другому.

— Вы обещали дать мне отыграться, мессер Ящерица, — крикнул Доминик, — или вы хотите выйти сухим из воды?

Валерио обернулся, взглянув с презрительной усмешкой на Доминика, и вместо ответа выехал вместе с ним на арену.

— Начинайте, раз вы в выигрыше, — проговорил Доминик язвительным тоном, — честь и место синьору.

Валерио бросился вперед и взял четыре кольца, но с пятым случилось то, чего не бывало с юношей и на сотом: он уронил кольцо на землю. Произошло же это оттого, что он был взволнован — увидел отца, который внезапно появился на одной из соседних трибун. Старик Дзуккато, казалось, был озабочен. Он искал глазами Франческо, и суровый взгляд, брошенный на Валерио, словно вопрошал его, как некогда таинственный голос, вопрошавший Каина: «Что сделал ты со своим братом?»

Бьянкини радостно закричали. Они уже вообразили, что брат отомстил за них; но самоуверенный Доминик поспешил, и это его подвело. Он не взял четвертого кольца. Победителем оказался Валерио. При других обстоятельствах такая победа не удовлетворила бы его самолюбия, но ему так хотелось поскорее закончить игры и отправиться на поиски брата, что, получив право на приз, он с облегчением вздохнул. Уже маленькие ручки Марии протягивали ему вышитый шарф, а он собирался под гром рукоплесканий соскочить с лошади, когда внезапно, словно из-под земли, на арене появился Бартоломео Боцца, одетый в черное, с орлиным пером на берете. Он вызвался поддержать партию Бьянкини.

— С меня довольно, игра окончена, — сказал Валерио.

— А с каких это пор, — крикнул Боцца резким и вызывающим тоном, — глава конных состязаний напоследок отступает, боясь потерять малозаслуженный приз? Согласно правилам честной игры, вы должны дать отыграться мессеру Доминику, ведь всем ясно, что он был рассеян в последнем туре, да и устал до крайности, не то что вы. Что ж, если вы не так пугливы и не так увертливы, как ящерица — ваша эмблема, — вы вступите в поединок со мной.