Мастейн. Автобиография в стиле хэви-метал
Шрифт:
“К черту его!” – закричал он. "Я нихуя не буду подписывать!"
Его взрыв эмоций не особо удивил меня. Подход Ника к разрешению конфликта состоял в том, чтобы постепенно становиться все громче и враждебнее, пока его противник либо сдастся либо уйдет от замешательства. Мне всегда нравился Ник; я считал, что он был хорошим ребенком с плохим характером и проблемами с неуверенностью, усугубившимися употреблением наркотиков. Обычно я перебивал его в таких вопросах, но не в этот раз. Если трезвость была частью договора, а профессионализм его целью, тогда мы все должны были соблюдать правила. Включая Ника. Спор продолжался какое-то время, пока, наконец, я не загнал его в угол. “Ник, если ты собираешься пьянствовать и быть членом этой группы,
“Да пошел ты. Я ухожу!”
Это было менее чем за 24 часа до того, как мы должны были выходить на сцену, и хотя я сомневался, что Ник был достаточно безумен, чтобы уйти от Мегадэт, я счел личным оскорблением, что он угрожал мне уходом. Он был раздажительным, детским, эгоистичным.
“Чувак, если ты уйдешь сегодня вечером, то наплюешь на мои средства к существованию” – сказал я. “И если ты сделаешь это, тебе придется заплатить мне”.
Затем он сказал мне отъебись, что ввело меня в режим временной потери памяти.
Используя движение, известное в боевых искусствах как “Орлиный Коготь”, я схватил его за горло, блокируя большим пальцем левой руки его дыхательное горло и заводя правую руку согнутую в локте. К тому времени я практически потерял рассудок. Меня отделяли примерно две секунды от того, чтобы раздробить гортань Ника и выбить дерьмо из его лица, и все в одно и то же время. К счастью, в нашем распоряжении в то время был телохранитель по имени Джордж, который был довольно грозным человеком. Бывший Зеленый Берет, Джордж мгновенно среагировал, схватив меня сзади и не давая мне двигаться, пока моя ярость не утихла. Мы провели остаток ночи, пытаясь залечить поврежденные эго и прийти к какому-нибудь примирению. В конце концов, вопрос был решен, и мы отыграли следующую ночь и с Металлика и Даймонд Хэд. Но все произошло не так, как мне хотелось бы.
Очевидно, это было большое дело - появиться на одной сцене со своими бывшими коллегами по группе. Но я был полон решимости сыграть круто; я не хотел позволить никому видеть, как я отступаю, появиться слишком энергичным или, не дай Бог, испытывающим благоговение перед знаменитостями. Как только я увидел Джеймса, мне очень захотелось поговорить с ним, как вы обычно разговариваете с другом. К сожалению, у хороших парней в Металлика довольно извращенное чувство юмора. Они пригласили меня в свою гримерку, где стояла большая тарелка того, что оказалось кокаином, притягивая к себе внимание и находясь без присмотра. Я был очень разочарован в них за это. Все знали, что я пытался вести трезвый образ жизни, и все было похоже на то, что они достигли нового минимума, оставив тарелку белого порошка в своей раздевалке, чтобы подразнить меня или посмеяться надо мной. Это лишь усилило то, что я уже знал: Металлика считали себя безгрешными, тогда как Мегадэт воспринимались как группа, которая жила ради развлечений.
Мы были по сути сломленой группой. Все теперь касалось денег, наркотиков, власти и эгоизма. Не касалось музыки и, черт побери, не затрагивало дух товарищества. У нас в группе было достаточно проблем, но это должно быть было одним из тех времен, когда каждый должен был хотеть сказать: “Черт возьми, да! Мы играем с Даймонд Хэд и Металлика!” Но вместо этого мы говорили: "Если я хочу выпить сраного пива, я выпью сраного пива!" Как будто это имело какое-то значение. Я посмотрел на Ника, и увидел человека, который готов был бросить все ради бутылки Хайнекена.
На самом деле я вел себя практически так же. Только теперь я был одним из тех невыносимых, недавно принявших трезвый образ жизни пьяниц, которых презирают большинство людей. Вот дерьмо, пару месяцев назад я презирал самого себя.
Мы прошли через европейскую часть турне, вернулись в Штаты, а затем поехали снова, на этот раз выступая на разогреве у Aerosmith, в том, что можно было объявить как Великий Тур Трезвости 1993-го. Aerosmith отлично очистились после многих лет ведения развратной рок-н-ролльной жизни. Боб
Тиммонс был с нами в пути в этом турне, по-видимому помогая группе оставаться на прямом и узком пути.Не могу сказать, что покинул это турне с большим восхищением или уважением к Aerosmith. Безусловно, они были профи, и мне всегда нравились некоторые их вещи, но я был немного удивлен тому, как с нами обращались. Были, к примеру, вещи, которые мы ожидали, как например возможность проводить достойный саундчек в подень перед концертом; разумное количество времени (минимум один час) на установку оборудования; место, где мы можем на сцене установить наш задник. Ну, после нескольких дней не получая того, чего мы ожидали – вещи, которые якобы были предусмотрены в нашем договоре – я разозлился. И начал вести себя импульсивно. Как-то вечером в Далласе, когда во время нашего концерта поклонноик бросил на сцену футболку Aerosmith, я вышморкался в нее и бросил ее обратно в толпу. После концерта я провел радио-интервью.
“Дейв, мы любим Мегадэт здесь, в Техасе” – сказал ди-джей. “Почему вы не играете немного подольше?”
Я рассмеялся. “У нас нет много времени на выступления, потому что у Aerosmith не слишком много времени, чтобы жить”.
Я подумал, что это немного забавно. Очевидно, Джо Пери и Стивен Тайлер так не считали. Они услышали интервью во время поездки на концерт на своем лимузине. На следующий день я обедал в Тако Бэлл, когда наш туровой менеджер подошел ко мне и сказал: “Эй, Дейв, просто хочу дать тебе знать, что мы сегодня уезжаем домой. Нас выперли из тура”.
Я чуть не подавился своей чалупой39. “Что? Ты шутишь”.
"Нет. Извини".
Я не просил объяснений. Вместо этого, по какой-то причине я хотел знать, кто нас заменит.
“Jackyl” – ответил он.
О, Боже.
Вот и мы, мультиплатиновая группа, находящаяся на гребне с хитовой пластинкой…и нас заменили на дрянной, третьесортной гибрид хэви-метал и южного рока. Можно было почти рассмеяться над всем этим безумием.
Почти…
“Господи, чувак. Расслабься. Это не Нью-Джек Сити”.
После весьма неудачной стрижки. Числа на пленке были частым делом.
Фотография сделана Россом Халфином
Мне нравилась пустыня Аризоны. Она безжизненная и широкая. Служит ежедневным напоминанием, что где-то мог существовать космический план, в котором я играл лишь незначительную, практически незаметную роль. Полагаю, вы назвали бы это перспективным изображением. И, разумеется, эта пустня казалась удаленной на световые годы от мира Лос-Анджелеса и Голливуда, токсичных газов славы. Так что, хотя я был выписан из Мидоус и получил (временное) медицинское заключение “полностью здоров”, мы с Пэм решили, что Феникс будет нашим новым домом. Мы хотели жить и работать там. Для осуществления этого плана Дэвид Эллефсон и Марти Фридман также переехали в Аризону, так что мы могли сотрудничать более эффективно на следующей пластинке Мегадэт - 'Youthanasia'.
Единственным человеком в группе, который отказался переселиться, был Ник Менза.
Я не верю, что Ник был обижен моими попытками поддерживать режим трезвости или тем, что он вносил в группу меньший вклад. На самом деле пока в то время Ник скорее боролся со своими собственными демонами, все, что касалось Мегадэт, стало несколько скучным. Чем больше мы становились, тем больше боролись. Мы боролись в основном по поводу творческих и финансовых вопросов: в каком духе писать песни, кто будет писать песни, и сколько денег будет от этого получать каждый участник группы.