Мать демонов

– Не только своих, здесь дружины всех храмов.

– Ты безумец, Бахри! – выдохнул жрец. – Если раньше был только бунт, ты положишь начало войне. Наместники доберутся до города, и когда узнают…

– Хочешь сказать, ты выходишь из игры? – в глазах командира играли злые огоньки. – Теперь ты умываешь руки?

Каи попятился.

– Твоя постель – это твое дело Бахри, – сказал он. – Но я не сошел с ума, чтобы за нее сражаться.

Неужели он и здесь станет пленником? Нет… Нет. К облегчению жреца, Бахри не осмелился.

– Тогда убирайся! – выплюнул командир. – Давай, беги, пожалуйся Раммаку!

– Пусть твой день будет счастливым, верховный, – Каи коротко кивнул и пошел прочь.

Жрец до того устал, что казалось – всякий предел пройден, хуже просто не бывает. Но каждый час доказывал обратное. Гонг трезвонил по-прежнему, а усадьба Сатры казалась пустой и заброшенной. Как и вчера.

Мебель тонула в неподвижном море теней. Сквозь щели в ставнях проникали тонкие полосы света, они протянулись по полу и ломались по углам. Тихо. Пусто. В тишине Каи слышал хриплое дыхание города.

– Сатра? – окликнул жрец.

В тишине голос его звучал испуганно.

Она лежала у подножия лестницы, как настигнутое охотником животное. Загорелые руки вывернуты под неестественным углом, пальцы смяли циновку – видно, Сатра ползла прочь, когда ей размозжили голову. Ее волосы, непокорный ливень кудрей – теперь слиплись в кровавую массу.

Это было больно. Больнее сотен топоров палача. Больно вдвойне оттого, что страсть его, ее страсть – были растрачены, распроданы, расплеваны в подарках и спущены в песок. Десять божьих законов стояли меж ними – как пламя десяти костров.

Каи долго сидел над телом.

Ему вспомнилась их первая встреча – на канале, что окружает Район Садов. Она стояла против него, в снопах лунного света, прислонясь к переборке барки. Порой тень платанов и акаций скрывала ее, а потом Сатра вновь являлась в лунном свете, как видение. Каи вспоминал, как они гуляли вдоль пристаней, и масляные пятна на воде волновались в лучах закатного солнца.

Он не смог прикоснуться к Сатре. В ней не осталось ничего человеческого. Слишком длинные руки. Сжатые, как клешни, пальцы. Лицо – смятая болью и страхом маска.

Животное, убитое жестоким охотником.

Он поднялся, когда последний свет вытек из неба, оставив затянутую дымом черноту.

Кто это сделал? Верховный? Раммак забрал бы ее к себе, велел оставить пару синяков, но не причинил вреда. Он искал помощи. Или это месть?

Была горечь – краснее крови заката, и была боль – жарче тысячи преисподних. Были бессвязные проклятия.

Когда он покинул усадьбу, Каи думал, что самую душу его – выдернули из тела, подменив оболочкой из сухого крошащегося папируса.

В последние дни время замкнулась в кольцо, и Каи не знал, отчего кружится голова: от усталости, недосыпа – или от блуждания по кругу. Храм, дом Сатры, верховный. Вновь храм и Сатра… И теперь особняк Раммака.

Он не помнил, как сюда добрался. Расцвеченный огнями, город состоял из двух цветов – черного и багряного – и люди, что потрошили друг друга на улицах, напоминали снующие тени. Ему чудилось, что отряды из храмов сражаются не с погромщиками, а с городской дружиной, но все они казались призраками. Жрецу не было до них дела.

В сторожке над воротами мелькали огни. Прошло не меньше полузвона, когда калитка приоткрылась на стук.

– Что угодно господину?

Это был тот же капитан, что днем отвез его в храм Шакала.

– Мне угодно встретиться с верховным. Это важно и срочно.

Калитка распахнулась шире. В свете факела тени метались по земле, как чудища.

Его провели в кабинет – должно быть, тот самый, из которого вечность назад выкрали письма. Раммак облачился в простую черную рясу. Вглядываясь в мутную глубину зеркала, верховный поправлял и поправлял одеяние, но на иссохшем теле оно висело мешком.

– Зачем ты пришел? – хмуро спросил старик, взглядом отпустив охрану. – Твои люди начали бой и успели проиграть. Я честно советовал перебежать.

Каи молчал. Видно, что-то не давало верховному покоя – потому что он сплел руки, хрустнул пальцами, потом разгладил складки рясы.

– Если ты одумался, еще не все потеряно, – вновь заговорил Раммак. – Со мной торговцы и городская дружина, но нет ни одного жреца. Нас ждут, можешь сопровождать меня на встречу. Видят боги, Серис, я обрадуюсь. Ты единственный шакал в своре шавок.

– Ты был прав, это последний способ остановить кровопролитие, – согласился Каи.

Верховный улыбнулся. Когда он потянулся за отделанной черным ониксом маской, руки его тряслись.

– Но у меня только один вопрос, Раммак. Сатра.

Старцу хватило одного слова. Его лицо стало желтее свечей, что окружали зеркало.

Каи не стал дожидаться оправданий: он сразу ударил. Не так уж сильно. Неумело. Раммак кулем осел на пол. Тяжелая алебастровая чаша сама собой очутилась в руках, после двух ударов верховный затих.

Жрец услышал шум, но из-за пляшущих перед глазами искр почти ничего не видел. Наверное, за дверью остались телохранители, и теперь они ворвались в кабинет, заслышав шум.

Каи никогда не умел драться – в конце концов, он жрец, а не воин. Комната плыла перед глазами, и кровь гудела в ушах, но так даже проще… В него словно вселился демон.

Одного телохранителя жрец толкнул в окно. Каи не видел, что с ним стало, расслышал только, как хлопнули ставни. Со вторым они кружили вокруг стола – цветные брызги застили глаза, и звуки раздавались гулко, как из оббитой железом ямы.

Каи не заметил, как воин обманул его и вдруг оказался рядом. Жрец схватил его за мужские органы и крепко сжал. Уже послужившая оружием чаша довершила дело, пока охранник корчился на полу.

Потом – провал в памяти. Бельмо. Придя в себя, жрец поднял маску верховного. Немного помятая, но целая. Зеркало отразило его лицо в обрамлении слоновой кости клыков. На лбу, где под маской скрывалась татуировка, злобно горели рубиновые глаза.

Каи бросил взгляд в окно. В предрассветных сумерках острова на реке походили на рыбин. Словно устав от набата, гонг в храме Атамы безвольно повис.