Матриархия

– Получится?
– вопрошал Рифат.
– А ты так делал когда-нибудь?

Шипение, скрип. Скрип и шипение. Мы пыхтим над насосом, танцуют синеватые тени, отсвечивают на металле, из-за них хреново видно.

– Ох!
– Рифат помахал кистью и стал сосать палец.
– Мозоль сбил...

Я поглядел на него, тяжело дыша. Занимаемся какой-то чертовщиной, даже малейшего смысла нет сжигать женщин.

Или все-таки есть?

Отмщение.

Родители Юрца, Колька и его мама, дядя Костя. Тот безумный тип, который мог бы запрыгнуть к нам в машину. Моя Аня. Тысячи убитых мужчин, подростков, детей, тысячи загубленных судеб. Каприз природы? Естественный отбор? Тогда то, что мы хотим сделать (да я этого хочу, очень хочу!) - каприз провидения. Спят эти твари, или находятся в трансе - плевать. И Рифат прав: они разорвали бы нас. Или искалечили. Или взяли бы в плен. Они уже не те прежние женщины, ими управляет какая-то сила, противная естеству. И мы должны качать, терпеть боль, напрягать мыщцы. Мы должны перекачать топливо, и сжечь этих сучек.

– Ну что? Вроде бежит...
– Рифат наклонил голову.
– Получается!

– Угу. Получается.
– Я сплюнул в сторону. В горле неприятный привкус, всегда такой от бензина, и кислорода не хватает.

Поскорее бы закончить.

***

Удивительно, но наше самозабвенное занятие никто не прервал. Ни женщины, ни мужчины, так скажем.

По виду - сонный город, ленивые жители даже носа на улицу не кажут.

Сонный, да. Если бы не ошметки мяса, если бы не подсохшие отпечатки ладоней на воротах и заборах. Если бы не выбитые стекла. И конечно - куда без запаха.

За руль сел Рифат. У нас все получается слишком легко, ключи эти, опять же. А если все идет так, то где-то обязательно должен быть подвох. Водителя, видимо, застали как раз здесь, и наверно, это его части тела висят на дереве. И заправщика тоже разорвали.

– И как мы туда попадем?

– Сверну сейчас, - Рифат говорил почти не разжимая губ.
– Нам надо подъехать как можно ближе и облить их бензином. Здесь можно чуть обогнуть поле.

Кабина воняет кислятиной. Водитель естественно плевал на технику безопасности и курил в салоне. Я подпрыгиваю на сидении: мы уже свернули на грунтовку. Почему-то вспомнил о блокноте. Мне его так и не вернули, так что «Дурунен» я теперь не увижу. Только в воображении, во сне, или если нарисую заново.

И вот ее образ встал передо мной слишком четко, с мельчайшими деталями: носик, высокие скулы, темные глаза с хитроватым прищуром. Белая кожа.

Тут я снова подпрыгнул и прикусил язык. Рифат не услышал, как я ойкнул. Я посмотрел искоса: бормочет что-то в бороду, костяшки пальцев побелели, так сильно вцепился в баранку.

Грунтовка постепенно перешла в рыжее поле. Переехали колею, и в цистерне плеснулся бензин, а двигатель зарычал с натугой.

Кабину перекосило. Рифат вдавил педаль в пол, и грузовик скакнул вперед, перепрыгнул колею. В какой-то момент колеса с левой стороны висели в воздухе. Я хлопнул ладонью по стеклу. Сейчас перевернемся, а потом прогремит взрыв.

– Ты чего там? Не боись!

– Ты угробишь нас... Мы вообще-то не с дровами едем!

– А, все нормально, - отмахнулся Рифат.

Сквозь запыленное, в подтеках стекло, стелется поле. Сноп сена, слева - вдалеке. И там же роща. Вот и футбольная поляна. Снова нас перекосило, но теперь я просто вцепляюсь в сидение под собой до боли в пальцах. Мы ближе и ближе к цели, и становится не по себе.

Неужели мы это сделаем?

– Смотри, что я нашел, - Рифат пошарил в кармане и протянул мне металлическую коробочку. Ледяная, как будто только из холодильника.

Зажигалка «Зиппо».

– В бардачке нашел, - похвастал Рифат.

– У нас все будет как в дешевом боевичке.

Мы подобрались к полю близко. Очень близко.

Потом на меня напал ступор. Дежа вю выедало мозг, а я таскал, таскал эти ведра. Бензин плескал, чавкал, пропитывал землю.

Я ждал, что девицы сейчас зашевелятся и восстанут, как одна. Но они продолжали спать, а одежды их пропитывались, желтоватые капли блестели на грудях, на руках и шеях. Теперь, спящие вповалку бездыханные тела, и впрямь напоминали выброшенные на свалку жизни манекены, чуть подплавленные солнцем.

И конечно, пикантности происходящему добавляли ворота. Я никогда не любил регби, но сейчас невольно вспомнил эту игру, уже в который раз за сегодня.

«Полив» выжал из тела все соки. Голод подъедал желудок, а из еды мы перехватили только тушенку, одну банку на двоих. Хавали, макали засушенный хлеб в юшку - вкусно до безобразия (продукты нашли в кабине).

Сейчас напала жажда и сонливость. Не двигаться, никуда не идти, только спать и спать.

Боль вступила в голову. Прямо распирает, распирает. Пульс толчет череп изнутри, на виске пульсирует жилка. Глаза тоже поддавливает изнутри. И вдруг мерзко стало от зрелища, аже передернуло.

В ушах шелест, шелест, как будто сминают шуршащую бумагу, или как будто ветер срывает листья с деревьев... вроде шепота и вот громче, громче...

– ...е?
– сказал Рифат. У меня в башке уже резонировали колокола. Потом звук стал выше и тоньше, как комариный писк.

После все стихло. Рифат вглядывался в меня, и снова два маленьких человечка подрагивали в его глазах.

– Нормально, - сказал я.
– Как мы подожжем их? Надо же уйти на безопасное расстояние.

– Есть ведь «зиппо».

– Тогда отгоним грузовик к трассе.

– А вдруг полыхнет?
– возразил Рифат.
– Тогда нам придется бежать.

– Так ты хотел ехать? Мы взлетим на воздух, бензин-то остался.

– Не взлетим. Так будет проще!
– стоял Рифат на своем.
– Вдруг не успеем?

– И так и так - хрень. Чушь затеяли!

– На переправе коней не меняют, - ухмыльнулся Рифат.
– Заднюю включаешь? Уже бензин расплескали...

Уже бензин расплескали, это да. Сказал «а», говори и «б».

Рифат отогнал грузовик, развернул его мордой к трассе.

С минуту мы стояли на пригорке, метрах в десяти от «фланга» поля. Рифат вытащил «зиппо», вынул сотенную бумажку. Поджег, поглядел сквозь нее на свет и купюра превратилась в пепел. Рифат перетер его между пальцами и пустил по ветру.

Потом широкий взмах, коробочка блеснула в лучах солнца и скрылась среди тел.

Ничего. Потухла на лету. Я хотел сказать Рифату, что ему теперь придется здорово повозиться, разыскивая «жигу» или добывая огонь каким-нибудь кустарным методом, вроде трения двух прутиков друг о дружку.

Призрачное, почти невидимое пламя. Рифат потащил меня за собой, а я оглядывался.

Огонь охватио поле, всю зону нашего «полива». Женщины не просыпались, не кричали и не вскакивали. Так что я даже подумал, будто мы дурака сваляли: столько времени возились, а в итоге сожгли горку трупов.

Но я помнил сопение. И я знал, что они живые.

Огонь жрал лохмотья одежды и волосы, с жадностью перешел к телам. Оранжевые языки лизали кожу, отчего она раскрывалась бордовыми лепестками и отслаивалась, обнажая плоть.