Май
Шрифт:
– Заболел, – проскрипела женщина.
– Не говори, – усмехнулась Света, уткнув руки в бока, и сияющими, смеющимися глазами уставилась на брата.
– Чего ты на меня так вылупилась? – тихим голосом огрызнулся обиженный подросток.
– Да просто, на тебя это не похоже. Обычно в комнате сидишь, не расстаёшься со своей дурой, – сказала она про гитару.
Май ничего не ответил – прошёл мимо сестры, которая проводила его таким же насмешливым взглядом.
Теперь мысли молодого человека порхали от любви, вдохновлявшей и возвышавшей его до самых высоких шпилей башен, – любви к друзьям, общение с которыми выстилалось в его сердце тихой, светлой радостью дружбы. Он сравнивал себя с остальными ребятами и проигрывал в этом сравнении. И это его не обижало. Наоборот, приукрашая их качества, Май получал удовольствие от такого мысленного альтруизма. Саша для него был не просто открытым и весёлым. Он был самым душевным
– Ты, конечно, дерьмово играешь в футбол, – с безобидной усмешкой сказал как-то Эльдар новому товарищу.
– Мне уйти? – серьёзно спросил Май.
– Да ты достал! – засмеялся Лёша, стоявший рядом. – Шуток не понимаешь? – Он петлёй накинул руку на шею друга и стал прижимать его к земле.
Занялась ребячья разборка. Оба смеялись, валяя друг друга в пыли.
– Харэ уже! – крикнул Ваня.
Май и правда плохо играл в футбол, и когда к ним присоединялись ребята постарше (в некоторые дни приходили Ванины друзья), он предпочитал наблюдать за игрой со стороны, сидя на корточках в углу «коробки», рядом с разбросанными вещами: куртками, школьными рюкзаками. Сильнее всего он сдружился с Сашей. Точнее, этот светленький, весёлый паренёк необъяснимо тянулся к нему сам. Они были полной противоположностью друг друга. Открытый, лёгкий на общение Саша и закрытый, погружённый в себя Май. И неизвестно как бы их отношения складывались дальше, если бы Саша не был главным двигателем этой дружбы.
Осень стремительно рвала последнюю листву с деревьев, живописно устилая землю под ногами. Май наслаждался уходящей красотой парков и аллей. Он продолжал свои долгие пешие прогулки, растворяясь и вдохновляясь всем, что его окружало, пребывая в возвышенных чувствах своего сердца. В нём уживались две крайности – одиночество души и радость общения со сверстниками. Душевное одиночество он заполнял прогулками и мечтами. В эти часы он впитывал всё, что давали ему город и городская суета. Фантазии смешивались с реальностью и дарили вдохновение. Он мечтал, что станет известным музыкантом, и когда это произойдёт, Юлия сможет открыто признаться, что любит его. Он был уже почти уверен, что его чувства взаимны, потому что она заметила его, украдкой наблюдала за ним, легонько улыбалась при встрече. Она не может открыто сказать только потому… что он младше. Но это сейчас, а потом, когда ему будет двадцать, он приобретёт известность. Тогда всё будет проще и будет по-другому. Он грезил о ночи любви с ней. Наверное, после того как этот мечтатель-подросток влюбился, он не мыслил своей близости ни с кем, кроме неё. Хотя до сих пор поглядывал на других девочек, но не испытывал ничего, помимо физического влечения, на которое он бы сейчас в жизни не пошёл, потому что не терпел самообмана. Слишком уж он лелеял свои чувства, чтобы предать их. Май знал, что ещё слишком юн, чтобы посягать на высоту, которую занимала его любовь. Ему всего лишь пятнадцать. Шестнадцать будет через полгода. К тому времени он уже закончит девятый класс (ах если бы он родился на полгода раньше, ему бы уже было шестнадцать, как многим ребятам из его класса! Хоть какой-то вес в её глазах…). Он страдал от своего малолетства, и в его душе разливалось сладкое чувство одиночества. Что-то приятное было в этих страданиях.
Общение с приятелями-футболистами заземляло его, привнося в жизнь простую ребяческую действительность. Оно дарило ему радость подростковых дней, непринуждённость общения, некую телесность, которой он лишался в своих мечтах, творческих полётах. В эти моменты он отрывался от своих дум, и казалось, что даже лицо светлело, глаза наполнялись задором, их озаряла улыбка. Май никогда не искал дружбы, но был не против, если бы она нашла его сама. С Сашей они пока общались только в пределах футбольного поля, и он даже представить себе не мог, что это общение перерастёт в крепкую и длительную дружбу.
С первым снегом ребята оставили игру. И на время прекратились их встречи. Май снова проводил вечера, бренча на гитаре или за письменным столом, за которым всё время что-то писал, изучал, либо рисовал, либо читал. Ему было интересно копошиться в своём мире, из которого он выныривал неохотно, даже когда ему звонил друг. Саша несколько раз тревожил своего приятеля,
они о чём-то коротко говорили, точнее, говорил в основном Саша. Потом Май возвращался в свой сладкий придуманный мир и продолжал оставленную на время работу.В своей любви к учительнице английского молодой человек продвигался маленькими, аккуратными шажками, боясь выдать свою тайну и слабость. Но цепкие глаза ребят, которые раньше задирали неугодного одноклассника, раскрыли его тайну. Май был слишком откровенен в своих чувствах к молодой учительнице, чтобы это осталось незамеченным. Юлия ещё не раз проводила уроки в девятом «А», и каждый раз ученик не мог скрыть своего волнения. Он запинался, отвечая на вопросы, нервно теребил ручку, проглатывал буквы в английских словах. Бледнел, краснел, делал вид, что его не существует: садился за последнею парту и утыкался в книгу по самый лоб. В эти моменты одноклассники взрывались приступами хохота, как если бы он делился своими фантазиями, как это бывало в младших классах. С урока молодой человек всегда уходил, чувствуя себя раздавленным и униженным.
Но что бы ни творилось в его душе, любовь требовала действий. Ему уже было мало просто наблюдать, жить мечтами и короткими школьными встречами. Хотелось большего, хотелось прикоснуться. И в своей любви он сделал новый шаг. Это произошло, когда Юлия поднималась по лестнице на третий этаж, а Май спускался. Быстрыми шагами, почти летя по ступенькам вниз (он сам не понял, как это произошло), пробегая мимо учительницы, выставил руку и скользнул, будто нечаянно задел, по её бедру. Юлия почувствовала этот специальный выпад, но не обернулась. Май летел вниз, на первый этаж, на крыльях счастья. Он ощущал, как его любовь стала более явственной, более плотской. Он был безмерно счастлив от своей дерзости.
Молодая учительница догадывалась о чувствах этого паренька и старалась их не ранить. Она замечала мучения и томления его сердца, которые отображались на его лице, в его вопрошающем взгляде. В больших тревожных глазах, которыми он смотрел на неё. И часто корила себя за то, что стала причиной этих томлений. Будучи такой же нежной, сложной и романтичной натурой, она воображала себе ситуацию ещё сложнее и глубже, чем она есть. Её притягивала чистота и искренность паренька, покорность, готовность отдать всего себя. Это то, что отличало Мая от других ребят – учеников, писавших Юле любовные записки, которые она находила в тетрадях, на рабочем столе, в классных журналах. Она слышала о тех пошлостях, которыми обменивались старшеклассники, знала, что её осуждают другие учителя, видела взгляды, которыми её провожают в школьных коридорах. И всё это не давало ей покоя. Заставляло ещё сильнее отказываться от своей молодости, красоты. Ещё сильнее прятаться за серым, брючным костюмом, не разрешая себе снимать даже пиджак. Она была к себе очень строга, считая, что тем самым не позволяет греху и соблазну через неё входить в мир.
Дочь священника, Юлия была очень строгого, целомудренного воспитания. И своё призвание она нашла в педагогике. Поэтому её коробило, что она не по своей воле будоражит незрелые, исковерканные и, как итог, пошлые умы. Но также она не желала быть причиной страданий для романтических, душевно неокрепших юнцов. Была ли в её чувствах хоть капля лести в отношении себя? Возможно. Но найти её можно было, только тщательно исследовав потайные уголки её души или ослабив бдительность воспитанного в строгости ума. Может быть, просто не пришло время?
Юлия наблюдала за влюблённым подростком, как мать наблюдает за младенцем, чтобы тот не споткнулся по дороге. Она будто взяла на себя ответственность за него, словно в её силах было указать ему правильный путь.
В своих чувствах к нему она ощущала то родительскую нежность и заботу (не имея ещё своих детей), то достраивала его образ, придумывая свой идеал, взращивала его в своих ещё незрелых фантазиях, поскольку сама была ещё молода и неопытна, и пугалась того, что получалось. Ей, ещё одинокой в любви, нестерпимо хотелось чувствовать и знать, что существует такая чистота сердца, такая глубина души, которой не страшно отдаться. Этот юнец дарил ей то, что никогда не будет облечено в плотскую форму. Он дарил платонические чувства, которые возвышали обоих, но истощали физические силы, не привыкшие пребывать на такой высоте.
Исходя из всего этого невидимого, чувства Мая не были безответны. И не могли быть. Чистая и искренняя любовь всегда связывает сердца невидимой нитью. Даже если любит кто-то один. Май ощущал это, но не мог объяснить.
После затяжного молчания и кажущегося безразличия со стороны драчливых одноклассников Май снова их стал занимать. Они подняли головы и начали исподтишка наблюдать за ним. Им был нужен лишь удобный случай, чтобы выступить. Который вскоре нашёлся.
Незадолго до зимних каникул Саша позвонил приятелю.