Маяк

Нет никакого Бостона, нет никакого Уиксли. Мы жили здесь, молодая пара, писатель ужасов и его возлюбленная, столь чудесно игравшая на арфе. Через пару месяцев мы должны были сыграть свадьбу, а пока в уединении жили в этом старом доме на берегу океана, предаваясь творческим и любовным порывам. Раз в неделю жители соседнего посёлка привозили нам продукты - мы звонили туда по телефону на первом этаже, предупреждая о своих пожеланиях.

Но тогда, в 1915 году, зима стала наступать столь же внезапно, как и сейчас. Северный ветер пронизывал до костей, пролетал мокрый снег. Но нам было всё равно, мы всё так же любили прогулки по опасному краю обрыва - ведь какие беды могут случиться, если мы вместе - ты и я? Смеясь, ты кружилась в опасном танце, будто идя по лезвию ножа, и смех твой в такие моменты звучал ещё прекраснее и торжественнее, чем твоя арфа, когда ты касалась её своими тонкими прекрасными пальцами.

Вечером последнего дня ноября мы так же прогуливались по краю. Северный ветер дул сильнее обычного. Ты вновь затеяла свои беззаботные игрища... и какого дьявола я не остановил тебя?!

Нет, мне больно это писать. Но, поверь, ещё больнее постоянно прокручивать эти картины в голове - и не иметь силы остановить их фатальный калейдоскоп.

Наверное, в тот миг я и сошёл с ума. Я кричал в беснующиеся волны безразличного тёмного океана, но лишь его первобытный гул был мне ответом. Не знаю, почему я не кинулся следом за тобой. Острые клыки скал прямо под краем, беспрестанно облизываемые холодными волнами. Солёные брызги, мешавшиеся со снегом - и со слезами. Зловещий вой ветра, в одночасье лишившего меня всего, что составляло мою жизнь.

Я сумел добраться до дома и позвонить, выкрикнув пару невнятных фраз, прежде чем отключиться. Твоё тело так и не нашли, моё же отвезли в Глазго, где доктор Блад, по просьбе моих друзей и коллег по писательскому цеху, поместил меня в свою частную лечебницу. Наши вещи вывезли из дома на обрыве и заколотили его; в нём так никто и не поселился, все посчитали, что это место отныне проклято. Пять лет я провёл совершенно без памяти в доме 23 на Стивенсон-стрит, и лишь в начале этого года Блад посчитал моё состояние более-менее нормализовавшимся, и разрешил мне покинуть его гостеприимные стены. Друзья помогли мне найти какую-никакую работу и сняли комнату - после чего отвернулись от меня, ибо не имели желания поддерживать общение с душевнобольным...

Я никогда бы не смог простить себе того, что произошло. Того, что не остановил тебя, когда ты кружилась на краю. Того, что не кинулся в пучину следом за тобой. Земля слишком пуста без тебя, и я сожалею, что пять лет топтал её суть, совершенно этого не достойный.

Письма, что я писал тебе... вот эта стопка, все до единого - на моих коленях. Я не отправил ни одно из них - ведь не было никакого Бостона, не было никакого адреса, который бы я указал на конверте.

Но теперь я знаю, как доставить их тебе.

Уже вечереет, и вскоре вот-вот вспыхнет маяк. Мёртвый маяк, горящий кораблю, которому давно пора самому стать мёртвым. Я знаю - теперь точно знаю - этот маяк зажигала мне ты. Теперь самое время продолжить свой путь.

Я подпалил этот проклятый дом, ставший символом твоей гибели. Сейчас пламя разгорится - и новоявленный маяк вспыхнет на этом берегу; маяк этого мира, от которого я продолжу путь к иному - на свет иного. Предыдущие письма уже корчатся в огне, они послужат началом большого пламени.

Я стою в нескольких футах от края обрыва. Чёрная клокочущая бездна - истинная суть океана там, внизу. Северный ветер сушит мои глаза и открытый рот, которым я кричу - как те птицы, что постоянно роились над волнами в дневное время. Солёные брызги летят в лицо, смешиваясь с мокрым снегом - но не со слезами, они иссякли, ещё час назад. Я вижу воздвигшийся из тьмы хрупкий мост, и теперь понимаю - это не стекло или хрусталь, это чистейший звёздный свет, иллюзорный и зыбкий - но вполне реальный и крепкий для тех, кто готов отправиться в путь.

Там, вдали, воздвигается чёрная башня, увенчанная маяком, зажжённым тобой. Теперь я вижу её - наяву не во сне, и больше не боюсь и не сомневаюсь. Всё именно так, как и должно быть. Чёрный всё так же стоит позади башни, обнимая её своими клешнями, щупальцами, ещё какими-то конечностями. Сотни глаз горят по его амёбообразному телу - и он больше не хохочет, он призывно манит меня одной из своих колеблющихся конечностей.

Там, на той стороне моста, ждёшь меня ты. Во сне я не мог последовать за тобой - ибо не был готов. Но теперь - время пришло.

Я допишу это письмо и брошу его в уже занявшееся пламя, постепенно охватывающее дом. Мистики верят, что, написав на бумаге послание, можно передать его напрямую обитателям тонкого мира, если сжечь в пламени свечи и развеять после пепел по ветру. Но пламя этого дома лучше всякой свечи, а ветра здесь достаточно. Ты получишь мою весточку - и будешь знать, что я уже скоро...

Оливет. Оли. Звёздочка моя, тонкая веточка в руке моей. Сон мой последний - и единственный.

Сегодня я убью человека. Я вижу его почти каждый день, и сейчас он немыслимым образом глядит на меня с поверхности чёрного свирепого океана. Я убью его - иначе, мы никогда не сможем встретиться. Ни здесь, ни там.

Пламя за моей спиной всё ярче, но пламя впереди - ещё ярче.

Я уже иду.

Встречай.