Маятник судьбы

Анжелика взвизгнула, открыв дверь, бросилась ему на шею. Казалось, они не виделись вечность, а не два дня – с позавчера – и заголосила:

–Опять? Опять она тебе вломила! Я же говорила: держись от нее подальше!

–Киру арестовали, – сказал Монах, скидывая на пол рюкзак. – Примешь, моя хорошая?

Анжелика охнула:

–Так это она убивала девушек? – Она зажала рот рукой и вытаращилась на Монаха.

–Нет, Анжелика. Девушек не она. Ее обвиняют в убийстве любовника.

–Не может быть! – Впечатлительная Анжелика схватилась за косяк двери. – Правда?

–Боюсь, что у следствия есть серьезные основания так считать, – грустно сказал Монах.

…Они засиделись допоздна, обсуждая текущие события: наезд на «Зеленый лист» и арест Киры. Жорик горячился, вспоминая подробности обороны, Анжелика испуганно ахала.

–Я этому бычаре по рогам! – кричал красный, взволнованный и поддатый Жорик, размахивая руками. – Засандалил в рыло! Совсем охренели! Управы на них нету!

И только под занавес коснулись ареста Киры.

–Совсем как в книгах Громова! – восторженно выдохнула Анжелика. На скулах ее рдели малиновые пятна. – Ужас!

–Плохи дела, да, Олежка? – спросил Жорик. – До чего же эта проклятая любовь доводит!

–Плохи. Я попытаюсь с ней встретиться. Кирилл ее бросил, она очень переживала, и вот… Кстати, Жорик, он встречался с Линой, они даже собирались уехать вместе.

–Он бросил Киру из-за Лины? – ахнула Анжелика. – Ну матрена дурная! Надо было эту девку убивать, а не Кирилла!

–Лина с этим вышибалой? – возмутился Жорик. – Умная девчонка, талантливая, большое будущее! На хрен он ей нужен, дешевка?

–Хороший вопрос, – пробормотал Монах.

И так далее и тому подобное.

…Около двенадцати Монах, оставшись наконец один, раскрыл ноутбук и обнаружил следующее послание от Черного Властелина: «Черному Клобуку. Игры разума, или Книга теней. Высшему не нужны доказательства. Доказательства нужны человеку. Скоро. Жди».

«И что бы сие значило», – спросил себя Монах. Ждать? Чего и как долго?

Недолго думая, он отстукал ответ: «Черному Властелину. Книга теней – красиво, но пусто, просто чтиво. Мне нужны доказательства. Жду с нетерпением», – стараясь убедить себя, что он не вытаскивает нижний кирпич из хрупкого строения, в результате чего неизвестная ему конструкция может навернуться так, что мало не покажется.

Он вернулся к событиям дня. Лина обнаружила тело Кирилла… Она уверена, что это Кира… отпечатки пальцев Киры были обнаружены на месте преступления, ее видели соседи. Напрашивается мысль, что Кира пришла выяснить отношения, поговорить, а потом… убила? Случайность? Или преднамеренное убийство? То есть шла целенаправленно – свести счеты? Мало ей убийств девушек, так нужно было еще и любимого человека замочить. Перебор получается. Неужели ревность – такая страшная штука? Монах попытался вспомнить, ревновал ли он своих женщин до смерти, так, чтобы спихнуть с балкона или насыпать в кофе крысиного яда, – к его удивлению, оказалось, что не ревновал. «А почему? – спросил он себя и себе же ответил: – А черт его знает!» Если любовь – талант, то и ревность тоже талант, а раз так, то ему этот талант не обломился. Любить – любил, но не ревновал. Он вспомнил виденное недавно ток-шоу про ревность – там с одной стороны сидели мужчины, с другой женщины, и все, крича и перебивая друг дружку, выясняли, что такое ревность в принципе. Оказывается, ревность мужчины и женщины разные, женская ревность – глупость, вздор и фигня, а мужская – настоящее сильное чувство. И если он ревнует, то это значит, ему недодали внимания, ласки и мяса. Гвалт стоял такой, что понять что-либо не представлялось ни малейшей возможности, и подошли к общему знаменателю только тогда, когда одна молодуха сказала, что во время ссоры выбрасывает в окошко личные вещи своего мужчины. Аудитория с минуту переваривала информацию, а потом дружно решила, что она не права. А кроме того, не надо душить. Вот тебе цветы, деньги на хозяйство, ну вернулся на три часа позже, чем обещал, – работал, значит. И не надо истерик, проверок телефонов, электронной почты, фейсбуков – так как это обижает. Не лезь за черту: это мое пространство, а вот это наше – там и сиди. Возьми лучше книгу почитай…

С Линой была истерика, вспомнил Монах. Истерика… истерика… истерика…

С Громовым она знакома три года… Голос напавшего на нее она так и не вспомнила… на замке ее двери остались царапины… Громов, голос, царапины… и что бы это значило? «Ждем доказательства», – сказал он себе, засыпая.

Черный Властелин… у-у-у! Страшно – аж жуть! Оскаленная пасть, горящие угли глаз, черный плащ, костлявые пальцы и длинные когти… Возможно наличие хвоста и запаха серы.

Глава 22 Пивовар

Владимир Речицкий, тот самый бретер, бабник и дуэлянт, притча во языцех всего города, усаживался в черный «Мерседес», когда к нему подошел толстый импозантный мужчина с бородой и приятным выражением на лице и протянул руку. Речицкий видел незнакомца впервые в жизни, но тем не менее, повинуясь флюидам того, не иначе, протянул руку в ответ, и они обменялись сердечным рукопожатием.

–Олег Христофорович Монахов, – представился незнакомец приятным рокочущим басом, отчего Речицкий вдруг вспомнил, как однажды исповедался у батюшки с таким же рокочущим басом: вторая супруга, особа крайне набожная, но при этом глупая, как гусыня, вцепилась мертвой хваткой и убедила покаяться, тем более всегда есть в чем. Он пошел и честно рассказал батюшке, что допускает словесные излишества, то есть мат; на прошлой неделе послал гаишника; принимает на грудь; вчера сунул взятку одному типу из земельных ресурсов… Ну, набралось еще всякой мелочевки. Рассказать насчет прыжков на стороне он не решился, рассудив, что это его личное дело и если девушки не против, то какая кому разница? Ушел он из церкви с неприятным чувством, что зачем-то разделся на площади, и на вопрос супружницы, ну как, мол, исповедь, ответил с чувством: «Ты хотела новую норку? А батюшка сказал, что это все суета сует, так что перебьешься!» И с удовольствием заметил, как вытянулась ее физиономия.

–Очень приятно, – сказал Речицкий. – Владимир Иванович Речицкий.

–Владимир Иванович, нам нужно поговорить, – внушительно произнес Монах.

–Страшно занят, еду в броварню на дегустацию, немчура уже икру мечет, – объяснил Речицкий и непонятно с какой радости предложил: – Хотите со мной? Мне германский «Кронес» летом установил новую линию разлива, сегодня дегустируем нашу местную марку «Платинус», хмельное, шесть с половиной. С ног сбивает конкретно. Завтра презентация. Вы из газеты?

Монах промычал в ответ нечто нечленораздельное, погрузился в «Мерседес», и они отбыли. На пивзаводе Монах был впервые и теперь с любопытством крутил головой во все стороны. Наряженные в пластиковые бахилы и белоснежные халаты, они прошлись по длинным помещениям с большими блестящими цистернами под куполообразными крышками. Речицкий, лопаясь от гордости, вводил Монаха в тонкости пивоваренного дела. За ними следом ходил хмурый человек в белом колпаке – завпроизводством Карл Шиллер, тот самый немчура, мечущий икру, и что-то бубнил по-немецки, вставляя в свою речь знакомые родные слова вроде: «хрен», «бурда», «пойло» с сильным иностранным акцентом. Речицкий, отмахиваясь от него, как от назойливой мухи, пожаловался Монаху, что немец – зануда, настаивает на жестком соблюдении технологий и угрожает, что свалит. С кем приходится работать! Монах снова промычал нечто невразумительное. Ему было страшно интересно. Он читал где-то, что для производства пива нужны солод, хмель, дрожжи и вода. Всего-то! Что такое солод, он догадывался – кажется, проросшие зерна ячменя. Хмель он видел когда-то в детстве, когда на уроке ботаники их водили в зеленхоз на экскурсию – такие пышные сережки и листья, как у винограда. С дрожжами – понятно. «Вода у нас в городе супер», – похвастался Речицкий. В воде вся хитрость! Размахивая руками, он рассказал, что сначала в цистернах варят солод, потом добавляют хмель – согласно марке пива, от него – горчинка и запах. После варки охлаждают и перекачивают в резервуары брожения, где оно бродит неделю, потом – еще две недельки дозревает, а дальше – фильтрация и разлив. Фильтры – отдельная песня, оказывается, какой-то хитрый импортный ракушечник…

–Видел? – кричал Речицкий, хватая Монаха за рукав. – Смотри, какое оборудование! Блеск! Новая линия! Операционная! Лучшие спецы! Поставки по всему миру! Даже в Африку! Наша вода – золото! Немчура подавится от зависти!

Монах кивал, прикидывая, как перейти к интересующему его вопросу. Он также присматривался к Речицкому, определяя психотип того и соотнося с ним все то, что слышал о бизнесмене ранее. У Речицкого была репутация скандалиста, драчуна и бабника, как сообщил Монаху журналист Алексей Добродеев. Это то, что лежало на поверхности. Глубже, как сейчас понял Монах, это был мужик, который делал дело. Монах спросил себя, сможет ли он, Монах, делать дело, то есть производить пищевые добавки, с таким же накалом, и затруднился с ответом. Вернее, он не хотел признаться себе, что пищевые добавки на алтайских травах волнуют его мало, вернее, совсем не волнуют, и он уже придумывает себе оправдания для выхода из бизнеса. То ли дело – пиво! Он представил себе, как ходит между цистернами и дегустирует…

Что же до убийства, то вряд ли. Убийца – персонаж с вывертом, Речицкий же прост и прям, как рельс. Предсказуем, прет на жизнь, как бык на тореро, непрочь «подкрутить» технологии по принципу – пиво, оно и есть пиво и какая, на фиг, разница, сколько дней оно бродит – пять или семь?

…В кабинете директора был накрыт стол – химические реторты с мутным еще живым пивом и тарелки с закусками – копченой рыбой и бастурмой. Генералитет в белых халатах стоял вокруг стола – пятеро мужчин и одна женщина. Консилиум дегустаторов.