Майенн
Шрифт:
Он, не обращая внимания на ее призыв, тасовал колоду. Протянув ее Тормайлу, он сказал:
— Выбирай.
— Ты — первый.
Харг резким движением вынул одну карту снизу колоды, уповая на удачу, за которой он безуспешно гонялся всю свою жизнь и, не глядя, опустил ее на стол. Затем он протянул колоду девушке, напряженно ожидая ее выбора; дыхания его не было слышно, пот выступил над пухлой верхней губой.
— Дама! — выдохнул Харг, глядя на ее карту. Затем перевернул свою и громко рассмеялся. В его смехе была боль и покорность судьбе. — Джокер! Ну что ж, я всегда был глупцом и шутом в своей жизни. Твои действия, Тормайл?
И Харг начал умирать. У всех на глазах… Он умирал медленно,
Дюмарест поднялся на ноги. Его лицо было почти черным, когда он поднял одно из копий и, примерившись к его длине и весу, изо всех сил бросил его, направляя острие в сердце корчившейся массы, которая еще недавно была его живым и теплым спутником. Копье глубоко вонзилось в то место, где должно было быть сердце Харга. Тело мгновенно осело на землю, и наступила пронзительная тишина…
Дюмарест поднял окровавленное копье и с ненавистью метнул его в улыбающееся лицо Тормайла-Лолис.
Наконечник, обагренный кровью Харга, разлетелся на мелкие кусочки, а древко, не долетев, упало вниз, словно натолкнувшись на невидимый барьер…
Тормайл произнес негромко:
— Это уже второй раз, когда ты пытаешься применить оружие против меня, Эрл. Неужели ты никогда не научишься чему-либо?
Мари, задыхаясь, вскочила на ноги, сжимая кулаки в бессильной ярости. Она направилась к Тормайлу, выплевывая ему в лицо слова, полные страдания, боли и ярости:
— Ты — грязное, бессердечное животное! Ты — зверь и садист! Будь ты проклят! Как ты мог сделать такое?
Тормайл спокойно ответил, глядя ей в лицо:
— Мы играли, и он проиграл.
Потом он повернулся к Эрлу, и заинтересованно спросил его: — Ты убил его. Из любви?
— Это было милосердие и сострадание. То, что тебе не дано понять никогда.
— Потому что он испытывал боль и мучения? Вам следовало оставить его одного. Он все равно не сознавал полностью, что с ним происходит. Я преобразовывал материю, из которой было создано его тело, пытался придать ей иную форму. Это был эксперимент для выяснения, насколько ваша структура гибка и способна быть изменяема. А теперь, похоже, мне придется запастись новым материалом, — его рука поднялась, указывая на Тека Кволиша, — им будете вы.
Тек исчез. Тормайл повернулся к Майенн: — И вы. — Майенн исчезла также. Взгляд Тормайла-Лолис остановился на Карне и Мари: — Вы тоже.
Они пропали, словно испарившись.
Тормайл исчез…
Дарока пытался поддерживать слабый огонь, подкладывая в костер сухие листья и щепки, придвинувшись как можно ближе к дарящему тепло огню, как это делали давным-давно его предки, которым огонь давал возможность уцелеть и выжить. Напротив него сидел Сак Кволиш и, спрятав лицо в ладонях, оплакивал своего брата.
— Да, дело — дрянь, — пробормотал Чом, глядя на Дюмареста, перебиравшего копья, — Харг умер, и от него не осталось даже пятнышка на поверхности этой проклятой планеты. Может это предостережение, а? Харг хотел оказаться умнее, но он не учел того, что имел дело отнюдь не с неопытной и наивной молоденькой девушкой, а с всемогущим планетарным мозгом. Похоже, пытаться играть с этим разумом — пропащее дело!
— Но он все-таки попытался, — тихо ответил Эрл.
— Да, попытался. Но проиграл и умер с твоим копьем в сердце. Наверно, ты все-таки поспешил, Эрл. Надо было подождать немного. Если Лолис-Тормайл сказала правду, то он мог бы быть жив сейчас. Он бы был другим, но живым.
— Живым, и похожим на что? — Дюмарест резко отбросил два копья и взял другие. — На существо,
копошащееся в грязи? Или став отталкивающим уродом?— Он принял смерть честно, — сказал Дарока, — ни один человек не сможет пожелать себе лучшего. Если со мной случится что-либо похожее, я надеюсь, что рука Эрла не дрогнет и он проявит то же сострадание и ко мне. — Дарока зябко повел плечами и придвинулся ближе к огню, — мне это кажется, или действительно становится все холоднее?
Дюмарест посмотрел на небо. Оно казалось ниже, чем раньше, а макушка их корабля была покрыта инеем. Листья на кустарниках и деревьях пожухли и завяли. Эрл поднялся и прошел в сторону корабля. Там чувствовался все усиливающийся мороз и надвигающаяся стужа. Эрл посмотрел вниз, на долину. Там все еще оставалось по-прежнему. Эрл медленно вернулся назад к костру:
— Мороз распространяется отсюда вниз, в долину, и постоянно усиливается.
Чом пожал плечами:
— Он хочет, чтобы мы убрались подальше от корабля? Но зачем ему это? Ведь корабль закупорен, и мы все равно не можем на нем никуда исчезнуть.
— Мы все узнаем, — трезво заметил Дарока, — когда он будет готов дать нам полный ответ и начнет свой эксперимент. — Он подбросил в огонь еще охапку веток, слегка отстранившись от поднявшегося дыма. — Я долго думал над всем происходящим. Нам известно, что Тормайл скучает, томится однообразием своего существования. Мы знаем и то, что он намерен узнать значение чувства, которое у нас зовется любовью. Но Тормайл не является живым существом и, значит, это недоступно ему. Что же случится в том случае, если он поймет, что потерпел поражение?
— Мы будем мертвы, — сказал Чом обреченно.
— А может, и нет. По крайней мере, не в том смысле, который мы вкладываем в слово «смерть». Ведь понятие времени для Тормайла и для нас совершенно несхоже. И, я думаю, что пока мы не наскучим ему, мы будем оставаться живыми.
— Наскучим?
— Да, пока он проявляет к нам интерес и любопытство. Что скажешь ты, Эрл?
— Я думаю, что нам надо вооружаться и быть готовыми двинуться в путь.
— Куда? — Сак Кволиш поднял голову. Его лицо было искажено страданием, горечью, глаза были красными и опухшими, — бегать по кругу, услаждая это чудовище до тех пор, пока он не заберет нас всех, как моего брата? Чтобы забрать нас и раздробить на молекулы, как он проделал это с Горликом и Лолис? Чтобы он материализовал нас в иную оболочку, как Харга? Вы помните, на что он был похож, когда умирал? Когда я представляю Тека на его месте, мне хочется вывернуться наизнанку.
— Замолчи, — резко оборвал его Чом, потом добавил, смягчившись, — ведь Тормайл забрал не только Тека. Он забрал и Дженку, не забывай.
— Мари и Карна тоже, — медленно прибавил Дарока. — Но почему он сделал именно такой выбор?
— Это так важно?
— Это может оказаться важным, — настаивал Дарока, — ведь, вспомни, что Дженка любила Эрла. Тек и его брат были очень близки, а братская любовь бывает крепкой и сильной. Карн? Он очень любил свой корабль.
— А Мари? — Чом потер щеки и тряхнул головой, — однажды мне показалось, что она неравнодушна к Харгу, но он мертв. Может, это вы? Вы не были ее любовником?
— Нет, не был. Но ее профессия имеет самое близкое и непосредственное отношение к любви, к той ее форме, которую многие недалекие люди считают единственно возможной и главной. Это ее бизнес, и в мыслях она наверняка называла свои дома пристанищами удовольствия, утех, наслаждений и любви. Нам известна разница, но поймет ли это Тормайл?
— Мари была профессионалом в деле, которое занимает и озадачивает Тормайла так глубоко, — тихо сказал Чом, — и если бы наше положение не было бы столь мрачным, я бы, ей Богу, повеселился бы, раздумывая над этим казусом.