Мажор по соседству. Сердце на куски
Шрифт:
Ляля Зарецкая была вау! У меня всё. Нечего добавить.
Поэтому, конечно же, я весь вечер ее, словно обжабанный сталкер караулил у парадной. Весь извелся и истомился. Словно Скрудж Макдак на детской площадке вокруг качели дорожку протоптал. А ее все нет и нет. Уже собирался вызванивать заразу и тут нате!
Не идет, а пишет.
Сарафан коротенький и опять без белья.
Ой, дурында! Ой, че творит! Я же ее сейчас просто сожру без предварительной термической обработки и всё! Ори, не ори – у меня ум за разум зашел.
За ней кинулся, в лифт влетел, какую-то сущую чепуху
Да! Я впечатался в ее рот. Нагло. По-взрослому. Проталкивая свой язык внутрь ее жара и дурея от ее сладости.
Сердце на куски! Мозги всмятку!
А-е! И стоны заполняют кабинку лифта. Мой торжествующий. Её – вяло протестующий.
Толкаюсь в ее глубину. Толкаюсь и в нее тоже, руками чуть прихватывая под задницу и притискивая к себе максимально близко желанное тело. Задираю подол сарафана вверх и оглаживаю ладонями идеальные гладкие ягодицы. Дотрагиваться до трусиков форменно опасаюсь, потому как рискую прямо в лифте разложить ее по всем канонам жанра.
Нет, милая моя, полная прожарка будет только на моих простынях. Ну... или на первой попавшейся горизонтальной поверхности, но на моей территории. Хотя, кого я обманываю? Мне сейчас и вертикаль сгодится.
Прикусываю ее нижнюю губу и рычу:
— Отвечай мне!
— Но...
— Давай, ветеринар. Вылечи уже меня...
— Я же... ох!
Спускаюсь к шее, веду языком по бьющейся в агонии венке. Прикусываю мочку и полностью облизываю ее ушко, пока она не вздрагивает, генерируя всем телом полчище мурашек. А вслед за ней выдаю двойную дозу и до ее легкого писка стискиваю в руках свою жертву.
Да! Ну охрененно же просто!
Теперь только вперед и никуда не сворачивать, пока мы оба не задохнемся от нашей «ненависти», а потом сойдем с ума окончательно выменяв ее на эйфорию.
Створки лифта за моей спиной разъезжаются, но вместо того, чтобы тащить мою Ляльку в свою постель я замираю, услышав голос, который в момент обломал мне весь кайф и порушил все планы.
— Дети?
— Мама? — пискнула из-за меня Зарецкая, а я чертыхнулся и от перекрывающей душу досады, сжал руки в кулаки.
Какого черта? Сначала Баринов, теперь эта мне малину все похерила! Да они что, сговорились там все?
Резко разворачиваюсь к матери своей ведьмы и растягиваю губы в подобии улыбки.
— У Ляли в волосах запутался паучок. Пришлось вытаскивать, а то она меня оглушила своим ультразвуком.
— А, паучок..., — тянет Елена Зарецкая и глаза ее смеются.
Да они обе с приветом. Мне убивать сейчас хочется, а они тут изгаляются!
— Таракан, — цедит Ляля и с силой меня отталкивает.
А затем припечатывает, покидая кабину лифта:
— Фу, мерзость какая! Ненавижу тараканов. Противные насекомые, нигде от них спасу нет. Их гонишь поганой метлой, а они ни черта не понимают. Хотя что еще взять от тупого насекомого, да, мама?
Говорит, а сама прямо мне в глаза смотрит, передергивая плечами и гадливо отирая губы.
Ну все, муха, тебе крышка!
Глава 31 – Клетка захлопнулась
Ляля
Я вас уверяю, дно
где-то рядом!То ли у меня какая-то новая лихорадка, то ли шизофрения открылась на фоне глубокого эмоционального потрясения, то ли меня просто прокляли ни за что, ни про что.
Потому что одновременно я задыхалась от всепоглощающей ядовитой ненависти к проклятому соседу и бесконечно прокручивала в голове наш жаркий поцелуй в лифте, как заевшую пластинку.
Ещё! Ещё! Ещё!
Зачем? Ох, спросите, что полегче! Когда буду знать ответ, обязательно с вами поделюсь.
Вот только на взаимном и насильном обмене микробами мои беды и несчастья не закончились.
Ладно ненавистный сосед, медики бессильны в его случае, но нас ведь и мама моя застукала. Я там чуть со стыда не сгорела. На десятой космической домой унеслась. Как только дверь умудрилась открыть и попасть ключом в замочную скважину с первого раза – удивительно.
А то, что сердце трудилось на износ, мурашки по коже и ток по венам, так это совсем не важно. Всё потому, что он мне омерзителен, да! И в квартиру к себе обманом затащил, выпускать не хотел, а потом ещё и мой первый поцелуй украл, гад! Это ж кем надо быть, чтобы собакой прикрываться?
У-у-у, противный таракан!
Заснуть не могла, всю ночь ворочалась с боку на бок. То так лягу, то этак. Уже и переделала всё на свете, а сна ни в одном глазу. Только самое страшное было в том, что моё тело как-то странно реагировало на Сечина. Он разжигал в моей крови пожар, да такой, что до сих пор не потушить. Если бы не мама… боюсь, я бы точно ответила тогда на его поцелуй. Ну, так сказать, чисто из научного интереса. Ну, знаете, типа «как оно?» и все такое...
Но! А оно мне надо вообще? Свят-свят, я на дуру разве похожа? Вот и я о чем. У меня ещё мозги пока есть в черепной коробке, чтобы с кем-попало целоваться. В его рот кто только свой язык не совал – я всех его разукрашенных кукол помню! Полчище же наберется, не меньше!
В итоге утром я кое-как подняла своё бренное тело с постели, и наполовину сонная потащилась в душ. И там, под каплями воды зачем-то опять вспомнила про проклятый поцелуй. Кожу мгновенно пронзило мощным разрядом тока, сравнимым лишь с шаровой молнией, а внутренности скрутило узлами.
Приехали, Ляль. Конечная станция – психушка, палата номер шесть!
Врубила холодную воду и долго отмокала, пытаясь избавиться от запретных, безумных и точно неприятных воспоминаний. Не скажу, чтобы затея моя увенчалась грандиозным успехом, но более или менее я пришла в себя.
На встречу с Акси специально вышла пораньше, делая вид, что очень хочу проводить маму. Сама же на деле просто боялась остаться с соседским гоблином один на один. Постоянно оглядывалась по сторонам и шарахалась. Родительница, и та заметила, что со мной что-то ни то. К счастью, Мажор Мажорьевич либо сидел в своем логове порока и разврата, либо уехал с Куки в ветеринарку.
Пытаюсь понять причины изменения в поведении этого придурка, но не могу. Вот вы его понимаете? То кислятина, то наоборот вкуснятина! Собственно, всё, что надо знать окружающим о Егоре Сечине это вот - крыша едет неспеша, тихо шифером шурша…