Мажор

– К ней, к нему, к ним – ко всем вместе взятым – тоже, нет.

– Но, ваше сиятельство, Кирилл Васильевич, хотя бы в имение полковника Белова, на пару часов. Господа офицеры два дня готовились, собирали деньги на пари. Ждут, даже те, кого не было в прошлый раз. Surprise приготовили.

– Офицеры? – бровь вселенца резко задёргалась. – Surprise? Хмм, интересно. Договорились. Показывай дорогу.

…..

Вечер встреч господ офицеров был в самом разгаре.

Табачный дым в гостиной комнате не просто висел в воздухе, он с силой долбил пришельца, объединяясь с запахами мужского пота, пудры, дешёвого хлебного вина…

Полковник Белов закашлялся, жилы вылезли на лбу, шея налилась свекольным соком. Он посмотрел на приглашенного гостя: Князь Ланин был весел, остроумен, обнимал глазами, почтительно ухаживал за привлекательной молодой вдовушкой Мари Талакаевой, случайно заехавшей проведать господ офицеров в их трудную, нелегкую минуту одиночества. Мерзавец сидел рядом с ней, держал в руках гитару и вполголоса напевал никому неизвестную песню…

От зари до зари, от темна до темна

О любви говори, пой гитарная струна

(«От зари до зари» (Сл. Рождественский с к/фильма "Песни моря" ).

Та в ответ весело смеялась, строила ему глазки и постоянно восклицала… – Ou, charmant!

– Господа офицеры, - полковник решил покончить с безобразием и переключить внимание присутствующих на себя (Особенно симпатично-несчастную вдовушку). Он поднялся с места так, что за ним громко упал стул.
– Предлагаю пари: Положу на лопатки медведя, которого поймали вчера вечером. За пять тысяч рублей, господа!

– Василий, - обратились к слуге, - заводи косолапого.

Слуги привели зверя в поводке. Подняли на задние лапы. Медведь выпрямился. Недовольно зарычал, замотал головой.

– Оу, - глаза мадам Талакановой стали похожи на большие синие озёра.
– Какой большой мишка!
– Она тут же забыла про несчастного поэта с гитарой.

– Итак?
– полковник ехидно взглянул на князя. – Кто готов принять участие в пари? Кто не боится рискнуть? – хозяин усадьбы продолжил завлекать окружающих. Однако все смотрели на Ланина. Ждали.

Князь опустил гитару. Развёл плечи. Опёрся на спинку стула. Закинул ногу на ногу.
– Господа, Laрose ostentatoire рas digne d'honneur noble. (Показное позёрство не пристойно дворянской чести. Франц.)

– Господа, ну, право… Бороться с медведем на грязном полу, в земле - как простые деревенские мужики? Фи, Messieurs! Я предлагаю другое пари. Двадцать тысяч рублей и медведь запоёт вместе со мной под гитару. Причем петь будет на родном медвежем языке.

– Матерь божья!
– воскликнула мадам Талаканова по-русски, - удивлённо повернула голову в сторону нового «идола мужской красоты». Глаза её засверкали. Грудь приподнялась под обтягивающем платьем. Щеки налились румянцем.
– Неужели это возможно?

– Конечно, возможно! – залётный ловелас взял руку женщины и поцеловал её. – Двадцать тысяч, mon cherМари и медведь будет петь лично для вас.

– Господи, - она обратилась к онемевшим офицерам.
– Дайте же ему денег! Я ни разу не слышала, как поют медведи. Да ещё под гитару.

Господа офицеры переглянулись друг с другом, вздохнули и нехотя начали собирать необходимую сумму.

Вселенец поставил стул рядом с сидящим на четвереньках зверем. Сел. Посмотрел в зал, где застыли зрители, все до единого с открытыми ртами. Громко обратился к косолапому напарнику. – Определимся сразу: Я пою куплет. Ты припев. Тебе! Понятно? Я – куплет. Ты – припев.

В ответ, к удивлению публики, медведь приподнялся и махнул головой.

– Тогда начали, - зазвучал гитарный перебор…

В сон мне - жёлтые огни,

И хриплю во сне я:

«Повремени, повремени —

Утро мудренее!»

Но и утром всё не так —

Нет того веселья:

Или куришь натощак,

Или пьёшь с похмелья.

Эх, раз… а-а-а…– заревел медведь, продолжая припев.

Да ещё… а-а-а-а…

Да ещё много, много, много, много…. а-а-а-а-а-а-а-а… (Длинный проигрыш с рёвом медведя).

Да ещё… а-а…

Или пьёшь с похмель… а-а-а… (Недовольно пел – всё же медведь. Видно, не любит пить, с похмелья!).

(В. Высоцкий «Эх раз, ещё раз»).

Прелюдия 5.

Груженые скарбом подводы, длинными, колючими, шипастыми змеями, втягивались с двух сторон во внутренний двор усадьбы, где всё гремело, двигалось, кричало, стучало, ругалось и посылало к «такой-то» матери.

Крепостная актриса Глафира Суконникова широко раскрытыми глазами смотрела на безумство происходящее вокруг.
– Солдаты, солдаты, солдаты – она никогда не видела сразу столько военных. Они, словно огромные, безумные муравьи, перемещались по внутреннему двору. Что-то носили, катили, сгружали, толкали, перемещали. Беспокойство добавляли ржущие лошади, повозки, озлобленные крестьяне.

– Боже!
– она со страхом посмотрела на дядьку Степана, который управлял подводой. – Это, что? Война?

За последние полгода крепостной театр поменял четырёх собственников. Скатываясь вниз по «социальной лестнице» всё ниже и ниже: Петербург – Москва – Коломна. И вот сейчас какое-то Вардеево. Какой-то безумный князь.

– Господи, сколько же солдат?!
– прошептала она и тут увидела массивную трубу на колёсах, втаскиваемую шестью лошадьми запряжённых цугом сквозь ворота. За ней следующая восьмёрка протаскивала ещё более страшного мутанта.
– Дядя Степан, а это, что за чудовища?
– обратилась она к вознице.