Мажор
Шрифт:
– Конечно!
– малолетка фыркнул в ответ, после чего задал главный вопрос.
– А сколько денюшек хотите?
– Восемь рублей.
– Восемь... Восемь... Восемь...
– эхо пошло по лавке.
– Ого!
– покупатель скукожился, расстроившись.
– А у меня всего пять копеечек. Это мне ещё копить и копить.
Вселенец услышал цену. Мысленно присвистнул. Перестал рассматривать полки и переплеты других книг. Подошёл к торговцу и задал вопрос.
– День добрый, милейший. Я князь Ланин. Хотел уточнить, почему, мои книги, продаёте по цене восемь рублей, когда я рекомендовал цену в сорок копеек?
Продавец склонил голову.
–
– Мне плевать на деньги!
– в сырцах вскипел князь.
– Я хотел видеть самую недорогую цену при самой ходовой торговле.
Лавочник удивлённо развёл ладони.
– Ваше сиятельство, тогда всех книг, что мне завезли две недели назад, хватит на половину дня торга. А вы ещё учудили!
– Он показал рукой на рекламный плакат.
– Взяли и нарисовали такую привлекательную афишу. Народ липнет на неё, как на мёд: любуется, спрашивает и тут же покупает. Берут все, у кого есть деньги - даже те, кто не умеет читать.
– Не умеет читать?
– вселенец переспросил удивлённо.
– Им-то книги зачем?
– Господин князь, опять сработала ваша задумка! Мало того, что на книгу надели обложку с картинкой, чего раньше никто не делал. Так вы ещё внутри напечатали много рисунков. Обычно их в книге - два, три, пять. Не больше. А у вас! Цельных двадцать шесть штук. Людишки хватают книги не читать, а любоваться картинками. Они потом по ним сами составляют рассказ. Так, что... Это, я ещё скромный, надо было ставить цену не восемь, а двенадцать рублей. Их бы всё равно разобрали. А если хотите, чтобы я продавал много и недорого, печатайте больше. А то привезли двести экземпляров. И крутись как хошь. А так хоть цена немного отпугивает народ.
Ланин недовольно прикусил губу.
– Ладно, не ворчи - будут книги. Постараюсь увеличить выпуск. Как раз завтра поеду ещё станки докупать.
– Ваше сиятельство, - лавочник тут же захлопал в ладоши.
– Тогда и "Пятнадцатилетнего капитана" привезите. Там картинок ещё больше.
– Надо же, ушлый какой?
– издатель поднял брови.
– Ты мне ещё про сборник ВОЕНИЗДАТа напомни!
– И напомню! Если подскажите? Сборник – это, что? Зазывающий плакат к нему есть? Картинок в книге, много?
***
Гость, развалившийся в кресле, сразу не понравился редактору газеты "Вестник Европы", как только тот появился в его кабинете. Природная дворянская спесь, чванство, зазнайство просто сочились из каждой клетки этого наглеца. Василий Андреевич Жуковский не любил таких людей. Ждал от них неприятностей и старался по возможности аккуратно обойти стороной.
– Господин Ланин, - начали осторожный диалог.
– Я посмотрел ваши стихи...
– Сударь!
– решительно поправили редактора.
– Это не стихи. Стихи, это когда несколько строк - две, четыре, восемь. У меня гораздо больше. Поэтому, у меня... поэма! "Руслан и Людмила". Вам, понятно?
– Конечно, пусть будет поэма, милостивый князь. Произнося стихи, я имел в виду - поэма в стихах. И тем не менее, к моему большому, я бы даже сказала огромному сожалению, вынужден сообщить, что не смогу напечатать поэму в нашем издании.
– Это ещё почему?
– князь явно не ожидал такого ответа. Он сурово свёл брови.
– Как бы вам сказать… - редактор старался подбирать слова очень тщательно и взвешено.
– В произведении всё хорошо: И слог, и рифма, и звучание. Но! Нет какой-то искры. Позыва. Страсти к действию. Поймите! Мы, такой... образцовый ЕВРОПЕЙСКИЙ
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот ученый
Всё ходит по цепи кругом;
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Или, ещё...
Ищу напрасно впечатлений:
Она прошла, пора стихов,
Пора любви, веселых снов,
Пора сердечных вдохновений!
Восторгов краткий день протёк...
– Понимаете, о чём я говорю, ваше сиятельство?
Ланин удивлённо похлопал глазами.
– Нет.
– Как же?
– дали пояснение своим мыслям. – Сейчас Россия просыпается. Обновляется, стремится к новому, лучшему. А вы, наоборот, желаете укачать её. Убаюкать. Оставить, там, где была всё это время. В старом добром прошлом. В сказках, песнях, мечтах и сказаниях. А наше будущее – оно другое! В прогрессивном порыве. Среди передовых и просвещенных веяний истории. Возьмём, к примеру: Францию, Англию, Голландию. Печатные издания, которых не просто бурлят. Они ищут скандалы. Высмеивают пороки. Устраивают революции. Сметают старые монархии. Жаждут перемен! Вот, к такому мы идём материалу. А теперь, давайте посмотрим, как пишете вы…
Так, мира житель равнодушный,
На лоне праздной тишины
Я славил лирою послушной
Преданья темной старины.
Я пел – и забывал обиды
Слепого счастья и врагов…
– И так далее, и тому подобное. Какая-то грусть, тоска, безнадёга. Поймите, я не говорю, что это плохо. Просто, это, другое... Вам надо печататься в другом месте. Где романтика, грезы… возможно безответная любовь.
– Вы уверены?
– вселенец чувствовал себя как двоечник не сдавший экзамен. Он явно не ожидал, что его «Великому творчеству» дадут ТАКОЙ! от ворот поворот.
– Абсолютно, дорогой Кирилл Васильевич.
– Значит, отказываетесь печатать?
– зло прищурили глаза. (Мысленно передёрнули затвор. Совместили вершину прямоугольной мушки с центром диоптрийного отверстия.).
– К сожалению, пока да-с.
– Ладно, - новоявленный "Пушкин" резко поднялся с места.
– Я всё понял. Вопросов нет. Где у вас сидит собственник типографии?
– По коридору, вторая дверь направо, - Жуковский не ожидал резкого поворота событий.
– Только? Он-то здесь причём?
– Хочу обсудить кое-что, лично.
.....
Полчаса спустя в дверь кабинета главного редактора постучал собственник типографии.
– Василий Андреевич, любезнейший. Сейчас у меня был князь Ланин. Он, знаете ли-с, очень возмущен вашим отношением к его поэме. Оскорбили его. Назвали стихи несовременными. Отказываетесь печать, посылаете издаваться неизвестно куда.