Мажор
Шрифт:
Большая комната совета командиров. В левой стене два окна. В правой стене, ближе к заднему плану — двери. Под стеной бесконечный диван, обитый зеленым бархатом с низенькой простой спинкой. Этот диван проходит даже сзади двух письменных небольших столов: один у задней стены — Жученко, второй у левой стены — Захарова. Перед столами по два кресла, а перед столом Захарова небольшой столик. У правой стены на авансцене широкий турецкий диван, тоже обитый зеленым бархатом. На полу большой ковер.
На стенах портреты,
Вечер. Горят электрические настольные лампы и потолочный свет. Жученко сидит за своим столом.
Шведов(входит): Мы сейчас кончаем, Жучок.
Жученко: Совет после ужина сделаем.
Шведов: Добре.
Собченко(в повязке дежурного): Как с ужином? После комсомольского или после совета?
Жученко: Как только комсомольское кончится, давай ужин.
Собченко: Только вот беда: инженеры и конструкторы будут ожидать, пока мы поужинаем?
Жученко: Да чудак какой! Пригласи их поужинать…
Собченко: Правильно… А здорово сегодня!
Жученко: Ты, Шведов, молодец. Сегодня комсомол взял завод в руки…
Шведов: Да… Сколько сегодня машинок?
Жученко: Тридцать шесть.
Шведов: Хорошо. До пятидесяти близко. Вот тебе и ласточкин хвост.
Жученко: С воровством плохо. Ничего в руках нет.
Собченко: Забегай подозревает в краже масла Федьку и Ваньку Синенького.
Жученко: Не может быть…
Собченко: А вот я уверен, что на совете и воровство откроется. У пацанов есть какие-то намеки.
Шведов: Ну, идем на собрание, а то там Клюкин уже парится.
Шведов вышел. В дверях Воробьев и Наташа.
Воробьев: Жучок, задержись на минуту.
Жученко: Ну добре.
Собченко: А эти влюбленные все ходят.
Воробьев: Вот подожди, Санька, и ты влюбишься когда-нибудь.
Собченко: Чтобы я такую глупость мог на своем лице размазать? Да никогда в жизни. На тебя вот смотреть жалко. Что твоя физиономия показывает, так и хочется плюнуть.
Воробьев: А что?
Наташа: Смотри ты какой! А что она показывает?
Собченко: Да ты посмотри на него. Разве можно при всех такое показывать? Написано прямо: Наташа лучше всех, лучше солнца и месяца. Я на месте Алексея Степановича не поехал бы. Стоит, ты понимаешь, какой-нибудь телеграфный столб, а ему померещится, что это «ах, Наташа». Он и влепится всем радиатором.
Воробьев(хватает Собченко в объятия и валит его на диван): Будешь вякать?
Собченко: Да брось, ну тебя, зайдут сюда. (В дверях.) Все-таки, Жучок, ты с ним осторожнее. С ним только по телефону можно разговаривать. (Ушел.)
Жученко: А вид у вас в самом деле… на шесть диезов.
Воробьев: Подумай, Жучок, кончаются наши страдания. Ты только помоги.
Жученко: Да чем тебе помогать?
Воробьев: Самое главное, чтобы Наташу не мучили. Она этих ваших командиров боится, как шофер пьяного…
Жученко: А ты сам приходи в совет, я дам тебе слово. Да ничего такого страшного и не будет. Против вас только Зырянский. Это уже известно.
Воробьев: Самое главное, Наташа, ты не бойся. Мы такого ничего плохого не сделали.
Уходят все. Пауза.
Входят Крейцер, Захаров, Дмитриевский и Троян. Крейцер и Троян усаживаются на широком диване. Захаров разбирается в бумагах на столе. Дмитриевский ходит по комнате. Закуривают.
Крейцер: Здесь можно и покурить… Ну, я доволен. Молодцы комсомольцы. Замечательно правильная у них постановка. Хорошая молодежь…
Захаров: Да, горизонты проясняются…
Крейцер: Проясняются горизонты, Николай Павлович? А?
Троян: Наши горизонты всегда были ясными, Александр Осипович. Это, знаете (улыбается), на дороге пыль. Бывает, подымаются вихри такие…
Крейцер: Вы прелесть, Николай Павлович, честное слово. Ну а все-таки еще и сейчас у вас есть темные тучки, места разные.
Троян: Да нет. Ничего особенного нет, темного такого. А если и есть, так и причины более или менее известны. (Улыбается.) Надо немножко ножиком… ланцетом. Потом перевязочку — и все.
Крейцер(смеется): Это хорошо. А разве раньше нельзя было… ланцетиком?
Троян(улыбается): Видите ли, всякая причина… она должна, так сказать, назреть…
Крейцер: Это не революционная теория.
Троян: Нет, почему, революционная. Накопление изменений, количество и качество и так далее… Диалектика.
Крейцер: А я вот не могу ждать. Всегда это хочется раньше ампутацию проделать… И, сколько я знаю, помогает…
Троян: Возможно. Это уже дело практики. Вы, так сказать, опытный хирург, а я только философ, да и то беспартийный. Практика, она немножко дальше видит в отдельных случаях.
Дмитриевский: Я, пожалуй, согласен с Николаем Павловичем. Необходимо ланцетиком действовать. И сегодня же произвести повальный обыск.