Меч Шеола

— Здесь хлеб, соль, луковицы и вяленая кабанина. Не бог весть что, но дня на три хватит. А то ушли, в чем были. — с трудом переводя дыхание, заторопился он. Мельком взглянул на Владу, и смущенно закончил. — А то остались бы? Слаба еще княжна. Что же мы вас всем городом вас не обороним?

Радогор решительно мотнул головой.

— На Ягодку сядет. За хлеб спасибо. Торопился и совсем забыл, что дорогой есть надо. А оборонить? Видит нас кто — то, Неждан. Глаз не сводит. Зачем городу лишние заботы. Своих через край.

Легонько шлепнул парня по плечу и, не сказав больше ни слова, скрылся в лесу увлекая за собой княжну. Лес, принимая их, приветственно зашелестел, зашумел листьями. И Неждан с удивлением отметил для себя, что словно принял и спрятал их под зеленой занавесью от его взгляда.

А Радогор углубившись в лес, остановился.

— Прав Неждан, княжна, слаба ты еще, чтобы идти. А пути назад нет. Идти надо. Ну, да ничего. В полдень передышку сделаем.

Подхватил ее на руки и бережно усадил на спину бэра.

— Так быстрее пойдем.

Бэр скосил, повернув голову, на девушку глаза, но промолчал. И радогор, пожалев его, потрепал по просторной холке.

— Успеешь еще, брат, попастись в малиннике.

По лесу шел уверенно, словно здесь, в этих лесах родился, а не на краю леса. Изредка приостанавливался и наклонялся над цветком, разглядывал его, поглаживал его пальцем, принюхивался, а затем поддевал его ножом под корешок, счищал и сдувал с корня землю и осторожно прятал за пояс.

Как — то поймал на себе ее удивленный взгляд и смущенно пожал плечами.

— Путь не близкий, княжна. В дороге все сгодится.

И снова шел впереди, прислушиваясь к лесу.

Солнце медленно поднималось над лесом, согревая его. Бэр все чаще и чаще останавливался, чтобы наклонится над грибом и на ходу отправить его в рот. Или проводить жалобным взглядом муравьиную кучу, которую разглядел чуть в стороне от их пути. Но Радогор делал вид, что не замечает его страданий. И только раз обернулся и, не останавливаясь, обронил.

— И не стыдно? Большой вырос, а стонешь, как щеня неразумное. Вран не меньше тебя проголодался, а помалкивает.

Вопрос спорный, сам видел. Вран на его плече дремал, покачиваясь. А бэр шел своими ногами, к тому же с поклажей.

Владе стало жаль бедного бэра и она скатилась с его спины.

Ягодка обрадовано взвизгнул и конским скоком обежал к огромному, в его рост, муравейнику, смешно вскидывая широкий зад. А скоро до них донеслось его радостное урчание.

Радогор смущенно посмотрел на княжну и виновато вступился за друга.

— Как дитя малое. Нисколько не терпит. Брюхо раньше его на свет родилось. Все бы жевал и жевал. Притомишься, скажи. Я понесу. Недолго осталось. А там и отдохнем.

Поднял голову и поискал глазами врана, который когда — то успел взлететь с его плеча.

— Сейчас в сторону надо принять. Ты за меня возьмись, легче идти будет.

Влада послушно вцепилась в его локоть, чувствуя, как от него исходит уверенная сдержанная сила и непонятное тепло. До сих пор понять не могла, почему так слепо и безотчетно доверилась ему, незнакомому воину и отказалась от дружины, которую предлагал ей воевода. А теперь идет глухим лесом, повиснув на его руке и на душе ее покойно и благостно.

— Близко уж, княжна. — Снова проговорил Радогор и повернулся к ней. Увидел мокрое от пота лицо и усталые глаза, легко, как ребенка, подхватил ее на руки.

— Прости княжна за дерзость. Накажешь, как придем.

Владе осталось одно. Обнять его шею руками и прижаться щекой к его просторному уютному плечу.

А Радогор, словно не замечая тяжести ее тела, хотя какая в нем тяжесть, перешел на легкий размеренный бег. А скоро, как он и обещал, ее глазам открылась, широкая, поросшая густой травой и ярким цветами, поляна. А в центре поляны гордо высился, подпирая кроной небосвод, могучий красавец дуб.

— Здесь и отдохнем, княжна.

Бережно поставил ее на ноги и пошел. На ходу раскручивая вязки мешка, к дереву. Остановился около него, коснулся рукой каменно — твердой коры и поклонился поясно, в ноги.

— Здрав будь, дуб — отец. Прими гостинец от последнего сына бэрьего рода. — Услышала княжна его сдержанный голос. И увидела, как он отделил от хлеба четверть. Присыпал ее солью и, снова поклонившись, положил туда, где корни поднимались над землей. — Прости, что скуден дар, отец — дуб. Спешно собирались, иного не припасли.

Качнул старый дуб развесистой кроной, зашумел ласково и опустил ветви к Радогору, словно обнимая его. И что — то. Чего не поняла Влада, прошелестел ему на ухо листвой.

— Подходи, княжна. Дуб — отец принял нас. — Позвал ее Радогор. — Тут и обождем, пока не поправишься.

Подходила к дереву с осторожностью. Слышала, что раньше и деревья умели человеческую речь разбирать, и люди их языком владели. Но что самой увидеть придется и во сне увидеть не могла. Шла, робко поглядывая на могучее дерево, над которым стаями поднялись потревоженные птицы, пытаясь взглядом дотянуться до вершины. И не могла. Даже голова от усилия закружилась. А сквозь густую листву, казалось, следили за ней внимательные, задумчивые глаза.

Ворон, Радогорова птица, не испытывая и малейшей робости, пристроился сверху, на ветке и пробовал на вкус зеленый желудь и поглядывал на нее насмешливым черным глазом.

— И не привыкла кланяться, но все же поклонись. — Его голос звучал прямо в ее мозгу. — Хуже не будет. Не каждый день видит он княжен подле себя.

Влада послушно согнулась в поясе.

— По здорову ли, дуб — отец?

— Дедко Вран сказывал, что в прежние времена, пока не пришли другие боги к людям, все, кто жил в то время, ему кланялись. Древу — отцу. Он и приют даст, и крышу над головой, и теплом одарит. И накормит, и напоит. Силу, здоровье вернет, как притомишься. А попросишь, и судьбу укажет. Только уметь просить надо. Ныне же отвернулся лес от людей. Обижать его стали, внимать разучились ему.

С удивлением слушала она этого странного парня. Не поймешь сразу воина ли, или волхва. Прижалась к дереву, рядом с которым сама себя чувствовала слабой травинкой.

— Слышишь, как кровь по его телу бежит? Только не бьется в жилах, как у людей, а журчит неслышно, убегая в каждую веточку, в каждый листочек.

Раскрыла в удивлении на него глаза. Дивные речи говорит. Как о живом. А люди их под пилу, топором и в печку. Снова обратила взгляд к дереву. Ветви, словно соглашаясь со словами Радогора, шевелились рядом с ее лицом.