Меченные проклятием

– Ты что, вообще не хочешь ехать?
– спросил Булрион невинно.

Лицо Полиона стало пунцовым, а черный вихор словно еще больше вздыбился.

– Я хочу поехать в Рарагаш! Но вы хотите, чтобы я поехал в эту Черную Бухту, а жену оставил здесь, когда мы только-только поженились...

– Ты вчера, Полион, случайно, не перепил сидра?
– осведомился Тисвион.

– Так это ж всего на пару ночей, - сказал Джукион.
– Потом наверстаешь, малявка.

Смешки перешли в громовой хохот. Толпа родичей увлекла несвязно что-то выкрикивающего Полиона вон из дома. На него сыпались веселые советы: "Промяться тебе не вредно!", "Очень даже тебя взбодрит!", "Вначале, знаешь ли, и воздержаться не беда!". Чем дальше они удалялись, тем соленее становились советы.

Гвин осталась наедине с мужем, который задыхался от хохота, весь красный.

– Но ты ведь его оставишь дома, милый?

Булрион с трудом перевел дух.

– Я не стану вмешиваться! Полион всегда старался сыграть с кем-нибудь шуточку поехиднее, а последние год-полтора не давал прохода ни одной девчонке. С ним не только Занион будет рад свести счеты!
– И он вышел в астран, все еще посмеиваясь.

Мужчины!

Гвин увидела, что один из гостей так и не ушел: Тибал сидел на кровати и смотрел в дверной проем с горьким, болезненным выражением на худом лице. Вдруг она поняла, что почти всегда видела его улыбающимся.

– Тибал?

Он вздрогнул и словно с усилием вернулся в настоящее. Потом встал, разворачиваясь, точно одеяло.

– Гвин?

– У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.

– Да нет! Ничего такого. Просто легкое похмелье после вчерашнего вечера. Все хорошо.

Она посмотрела на него с подозрением.

– Так ли? Ну а что ты говорил про Смерть на седьмом сиденье?

Он сразу повеселел.

– Вокруг стола совета в Рарагаше стоят семь стульев. На один никто никогда не садится. Есть семь Судеб, но только шесть из них метят Проклятием тех, кто превозмогает звездную немочь, верно?

– Я уже думала об этом. Поулгратов не существует?

Тибал улыбнулся и покачал головой.

– Ошибаешься! Поуль тоже налагает Проклятия. Но Поуль - дарительница не только жизни, но и смерти. Мечены Проклятием Поуль те, кто умирает от звездной немочи. Пустой стул - это напоминание для нас на случай, если мы примемся сетовать на наши жребии.

33

Подковы зацокали по булыжнику двора. Луна серебряным мыльным пузырем плыла над бархатной чернотой деревьев. В ее лучах кое-где поблескивали старинные крыши и разваливающиеся стены. Хотя Лабранца Ламит заверила Полиона Тарна, что от Далинга до Рарагаша всего две недели пути верхом, сама она думать не думала уложиться в этот срок. Обстоятельства решили иначе. Петушья Арена готовилась вновь оправдать свое название, но ей удалось благополучно миновать пасть войны до того, как эта пасть захлопнулась.

Она тяжело соскользнула с седла и крякнула, когда подошвы ее сапог ударились о камень. У нее болело все тело, от нее воняло. Она ненавидела лошадей - всегда ненавидела.

Из открывшейся двери упал сноп света. Ностор, заведующий конюшней, проковылял во двор, размахивая фонарем.

– Так и думал, что это ты, благородная госпожа!
– Он заквохтал, будто пьяный кочет.
– Некие пророчествовали, а? Еще как!

– Кто пророчествовал?
– Она протерла глаза.

– Так разве же они скажут, а?
– Старый дурень ухватил поводья с хриплым чесночным смешком.
– Нет уж! Да никогда!

Она отвязала сумку от седла, ничего не ответив.

– Удачно съездила, благородная госпожа? Да нет. Вижу, ты устала. Ну, так ждут ли в доме горячая вода и горячий ужин заботами Чинг-саджа, а? Ждут, ждут!

– Дай мне фонарь!
– потребовала Лабранца и взяла его, стараясь держать подальше от дуры лошади, которая уже косила глазами и топала копытами. Скорми ей торбу камней, может, тогда пробежка у нее станет ровнее!

Она повернулась и зашагала прочь, а квохтающий смешок Ностора все еще пачкал безмолвие ночи. Ноги и задница у нее мучительно ныли от долгих дней в седле.

Он молол вздор. Если Чинг Чилит действительно приготовил ее дом к ее приезду, то не шуулграт ли предупредил его, что она вернется сегодня ночью? Шуулграты редко сообщали предсведения, даже такие незначащие, как это. Зачем им? В надежде на будущую благодарность? Нет - ведь любое вознаграждение будет нарушением хода событий. И не настолько она любима, чтобы ради нее пойти на подобный риск. А уж ради Чинга и подавно. Практически все в Рарагаше его не переносили.

Значит, его известили дозорные на перевале. Она приказала им не подавать сигнала о ее приезде и увидела бы флаги, если бы они ослушались. Но Чинг мог подкупить кого-нибудь, чтобы его тайно предупредили. Она ведь останавливалась в пути, чтобы узнать новости из обычно надежных источников, так что гонец мог ее опередить. Чинг отличался неимоверной хитрой пронырливостью, что и делало его таким полезным. Обычно надежные источники сообщили о некоторых его затеях в ее отсутствие.

Наиболее интересной новостью было, что сам Чинг еще жив и свободен. Лабранца взвешивала кроющиеся за этим возможности, шагая по дорожке, наступая на землю в луже света от фонаря, окаймленной по сторонам движущимися полосками растений - в стенах черноты возникали и исчезали зеленые ветки. Она нашла бы дорогу и с завязанными глазами, но с фонарем идти было легче. Воздух густо пропитали запахи деревьев - такой знакомый воздух Рарагаша! Хорошо вернуться домой!

Чинг жив. Скорее всего это означает, что он не сумел выполнить поручения, которое она дала ему перед отъездом, или же даже и не попытался его выполнить. Собственно, этого она и ждала. И была бы очень удивлена, если бы он и преуспел, и остался жив.

Из рощи она вышла на широкую лужайку, окружавшую ее дом. В лунных лучах трава казалась серым ковром. Из-под стропил пробивался свет, серебристые струйки дыма завивались вверх.

Лабранца откинула утяжеленный грузилами кожаный занавес и заглянула внутрь, прежде чем войти и опустить его. Встав на цыпочки, она поглядела через бамбуковую бумажную ширму сразу за входом. Надо было убедиться, что никто и ничто не ждет там в засаде. Большинство огоулгратов быстро привыкали к осторожности. Те, кто не привыкал, умирали. Как-то вечером, два года назад, она обнаружила под кроватью дикого вепря. О том, что в Рарагаше когда-либо водились вепри, никаких сведений не имелось.

Помещение было полно дыма, от которого щипало глаза, - как обычно для зарданских домов. В такую теплую ночь незачем разводить огонь в доме, но большое медное ведро на очаге испускало соблазнительный пар. Над сверкающими подсвечниками весело приплясывали огоньки. Три тяжелые серебряные крышки на столе сулили готовый ужин, а в глиняном охладителе покоилась многообещающая на вид бутылка. Чудесно! Она бросила вонючую седельную сумку у входа и направилась к очагу, уже снимая одежду. Осторожно опустила палец в воду. Слишком горячая вода всегда риск, но это была в самый раз. Чудесно!

Приятно вернуться домой. Смывая губкой дорожную грязь с кожи, она прикидывала, не ее ли собственное огоулгратское воздействие понудило Чинга приготовить ей такой прием. Возможно, он поддался порыву? Нет. Огонь он разжег час назад, если не раньше, а тогда она находилась еще слишком далеко для воздействия.

Она оглядела свое жилище с любовью, к которой примешивалось отвращение. Изящная имперская мебель стояла на пушистых коврах. Стены прятались за шелковыми драпировками, ветхими, выцветшими и такими старинными, что, наверное, не имели цены даже в последние дни Империи. Теперь они были невозместимы - и скорее всего единственными во всей Куолии. Она пересчитала фарфоровые безделушки, статуи, хрустальные вазы - во всех вазах стояли недавно срезанные цветы, - в букеты их, несомненно, подобрала уверенная рука Чинга. Ничто не пропало, ничего не перенеслось куда-то еще за время ее отсутствия. Лабранца Ламит любила роскошь и дорогие вещи. Все это она позаимствовала из Дворца Академии.